Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подходит Эктор Нуньес с наручниками-вязками, и они стягивают амбалу руки за спиной… Он так и лежит… Совсем не шевелясь, только грудь ходит, заново накачивая легкие кислородом… Нестор поднимается на ноги. Он, Нуньес и сержант стоят над добычей – огромным, обсохшим на мели китом.
– Сарж, давайте перевернем, – предлагает Нестор. – Слышали, был какой-то хруст каждый раз, как он перекатывался?
Сержант не слышал.
– Я слышал, сарж, каждый раз, как мы переворачивались и этот был внизу. Вроде как у него что-то было на груди или на животе, и оно хрустело.
Они перекладывают арестованного на спину. Мужик такой тяжелый и настолько не в себе, что возиться приходится втроем. Все равно что поворачивать трехсотфунтовый мешок цемента. В какой-то миг амбал открывает глаза и туманным взглядом смотрит на копов. Лицо его абсолютно пусто. Единственное, что действует, это рот. Повинуясь сигналам легких, он засасывает воздух. Где-то глубоко в горле хрипит и скрежещет.
– Ничего странного не замечаете? – спрашивает сержант.
– Что, сарж?
– Майка у него заправлена. Гляньте. Этот гондон – первый за пять, если не десять лет в Овертауне, у которого я вижу заправленную майку.
– У него там что-то под ней, – замечает Нуньес. – Вон, какие-то шишки.
Нестор с Нуньесом склоняются над пленником и принимаются вытягивать ему футболку из штанов. Живот у амбала такой огромный, грудь так раздувается, а футболка так глубоко затолкана в джинсы, что приходится изрядно попотеть. Мужик наконец стал приходить в себя. Его дыхание поуспокоилось – это уже не смертельный ужас, а просто отчаянный страх.
– Баныкозлы… – повторял он, – козлыбаны…
Искоса он глядит на Нестора. Жжет его лучом ненависти и бормочет:
– Бут время найду тя… падешься… подыхать… медленно… – так это слышится Нестору.
И его захватывает незнакомое прежде чувство… жажда убийства… убийства… Он опускается на корточки возле лица громилы, заглядывает в его налитые кровью глаза и негромко говорит:
– Че сказал, сука? Че сказал?
С этими словами он локтем и предплечьем нажимает громиле на челюсть и давит, пока не чувствует, как у того зубы врезаются в мясо щеки.
– Че сказал, сучонок паршивый? Че сделаешь?
И налегает еще, так что лицо пленника корежится от боли.
Кто-то трясет его за плечо.
– Нестор! Ради бога, хватит!
Сержант.
Волна стыда… Нестор впервые в жизни понимает, что может радоваться, причиняя боль другому человеку. Раньше такое на него не находило.
Когда майку наконец задирают, под ней обнаруживаются какие-то крошки. Первая мысль Нестора: амбал прятал под футболкой желтоватую фаянсовую тарелку, которая разбилась и раскрошилась… но какого рожна понадобилось ее прятать? При ближайшем рассмотрении тарелка оказывается больше похожа на большой лист арахиса в карамели, который растрескался и раскрошился.
– Черт меня дери.
Сержант сопровождает свои слова усталым смешком.
– Еще не видел, чтобы ее прятали на пузе. Знаете, что это?
Нестор и Нуньес смотрят на раскрошенное неизвестно что, потом на сержанта.
– Пласт крэка… ага… Поставщик смешивает это говно с чем-то типа масла… раскатывает в лепешку вроде этой и печет такие вот коврижки. И продает кретинам типа этих двух. Они режут пласт на камни, как оно у них зовется, и толкают по десятке за штуку. Так что у этого дебила на брюхе лежало тысяч тридцать баксов. Ну и крошки и куски от разломанного тоже спокойно можно продать. Твою-то налево, каждую крошечку! Когда торчку нужен следующий камень, он не особо привередничает.
– Но зачем он сунул его под майку, сарж?
– Ну смотрите, как все было, – поясняет сержант. – Он сидит на крыльце, вдруг откуда ни возьмись – копы. Ну, он и кинулся за крэком. Хотел спрятать или, на худой конец, выбросить. Лепешка-то, скорее всего, лежала на виду, вон, на столе, который у нас на глазах ожил. Схватив крэк, этот подонок лезет под стол и сует дурь под майку, а майку спереди заправляет в штаны. При первой же возможности он собирался рвануть через заднюю дверь и любым способом избавиться от крэка, чтобы даже если поймают, то не с наркотой в кармане. Но он горячий парень, этот наш негрила, крутой чувак, и никому не спустит никакой херни. И когда я назвал его куском говна, крутость у него окончательно пересилила здравый смысл, если такой вообще был, и ему нужно было только одно: вырвать мне руки и забить в задницу. Я уже собирался его провентилировать, когда наш Нестор вскочил ему на загривок.
– Как ты смог? – недоумевает Нуньес. – Эта туша тебя в два раза больше.
Музыка, музыка, МУЗЫКА в ушах Нестора!
– Я ничего не делал, – отвечает эталон мужественности с подобающим безразличием. – Надо было только придержать его тридцать секунд, а дальше он сам себя ухайдакал.
Из горла амбала по-прежнему вырываются только хрип и клекот… Жажда крови и убийства сочится из его глаз… Ненависть к кубинским захватчикам у него теперь навеки отлита в бетоне. Этого ничто не изменит. Кубинский легавый, в два раза меньше габаритами, унизил его… а теперь этот кубинский легавый и другой коп еще и глумятся над ним, называя говноедом и разными другими словами с тем же смыслом.
– А где второй хуила, сарж, тощий, с усами? – спрашивает Нестор.
Сержант оглядывается на входную дверь, через которую они все попали в дом.
– Гарсия его взял. Они там, за дверью, он и Рамирес. Рамирес задержал говноеда, который приходил, торчка.
– Да ну? Где?
– Валялся в проулке, извивался в грязи, пытался вытянуть камень из кармана.
Нестор видит, что в лачуге уже шестеро агентов ОПТ, приглядывающих, как бы не улизнул кто из свидетелей или возможных соучастников. Три младенца по-прежнему надрываются от крика… А белое лицо… Нестор поискал ее в полумраке комнаты… увидел… Вон оно, ее белое лицо, черный ребенок на руках, вопящий во всю глотку… Нестору не очень хорошо видно, но он различает большие, широко распахнутые – от испуга? – черные глаза на алебастровом лице, которое никак не вяжется с этим местом… заваленным грязью овертаунским наркопритоном… А это и есть притон, без дураков, точка, где в розницу толкают крэк. Трудно всерьез в это поверить, глядя на кучу женщин, детишек и орущих младенцев, но, может быть, и его героическая победа, сокрушение монстра тоже кажутся всем тут и той, с белым лицом, нелепым наваждением…
Начинается обычная процедура: опрос задержанных и свидетелей один на один, так, чтобы не слышали другие. Удачливый или проницательный агент таким способом может добыть ценную и полезную информацию. Нужно высматривать нестыковки в ответах… Как вы здесь оказались? Откуда сюда прибыли? Как добирались? Знаком ли вам кто-нибудь в комнате? Знакомы ли вам те двое в белых бейсболках? Нет? Ладно, знаете ли вы, что они здесь делают? Нет? Тогда чей это, по-вашему, дом? Не в курсе? Да ну? Хотите сказать, вы привыкли заходить в неизвестно чьи дома, где неизвестно что происходит и куда неизвестно кто приходит? Вас, стало быть, послало Провидение? Или вы слышали голоса? Вас вела невидимая рука? Генетическое заболевание?.. И так далее.
Двое агентов расположились снаружи, на улице и позади дома, на случай, если кто-нибудь из обитателей притона сумел выскользнуть из халупы и попытается удрать.
Идет опрос. Сержант с Нуньесом снимают у амбала с живота куски кокаиновой лепешки. Он лежит, придавив собственным весом скованные за спиной руки. Начинает было жаловаться, но в ответ слышит от сержанта:
– Закрой пасть, манда. Ты никто. Ты моя добыча. Хотела меня убить, манда? Задушить хотела? Давай посмотрим, кто кого задушит. Сейчас будем набивать тебя говном через задницу, пока не полезет изо рта. Ссыкливый педик. Хотел завалить копа – а сам педик, трехсотфунтовый мешок с говном.
Рыча от натуги, Нуньес с сержантом поднимают и сажают громилу.
– Вот уж не думал, что мешок с говном столько весит, – комментирует сержант. – Ладно, фамилия?
Громила с лютой ненавистью смотрит сержанту в глаза и через полсекунды молча опускает голову.
– Слушай, я знаю, что у тебя вместо мозгов дерьмо. Ну, родился идиотом. Бывает. Как ты там? «У-унга-унга-унга!»
Сержант поднимает плечи и сует скрюченные пальцы под мышки, изображая обезьяну.
– Но кое-чему ты с тех пор все же научился, правда? Теперь ты вырос в настоящего дебилоида. Большой прогресс, но ты такой тупой, что и не знаешь, что такое дебил, не говоря уже про дебилоида. Так?
Громила сидит с закрытыми глазами, упершись подбородком в ключицу.
– С этого дня каждый раз, проснувшись утром, подходи к зеркалу – знаешь, что такое зеркало? Или у вас нет зеркала в джунглях? Подходи к зеркалу и говори: «Доброе утро, говноедская рожа». Что такое утро, знаешь? Ты о чем-нибудь, блядь, имеешь хоть какое-то понятие, безмозглый? Что такое мозг, знаешь? А ну, смотри на меня, осел! Я тебе вопрос задал! Как зовут, блядь? Имя есть? Или ты такой долбоеб, что не можешь вспомнить? Ты в говне по уши, придурок. У тебя на брюхе мы собрали столько крэка, что хватит на три пожизненных подряд. До конца дней, блядь, просидишь с недоделанными, тупыми, как ты. Там у некоторых вообще нет мозгов. Но у тебя, думаю, есть, ну хоть половина мозга. А ну-ка, сосчитай до десяти.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Я сижу на берегу - Рубен Гальего - Современная проза
- Людское клеймо - Филип Рот - Современная проза
- Небо падших - Юрий Поляков - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- Люпофь. Email-роман. - Николай Наседкин - Современная проза
- Тихий уголок - Питер Бигл - Современная проза
- Разыскиваемая - Сара Шепард - Современная проза
- Тысяча жизней. Ода кризису зрелого возраста - Борис Кригер - Современная проза