Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Магдалена отводит Нормана в сторону.
– Этот художественный перформанс называется «Ни хуя!». Мы не знаем, что там будет. Ты точно не боишься вести… – она указывает назад, где стоит Морис, – …на такое?
– Это музей, – отвечает Норман. – Что там может быть страшного?
Снова в «Эскаладу»… и прямиком в Дизайнерский квартал, который, похоже, располагается в районе заброшенных складов и небольших фабричек. В «Музее момента» – полный кавардак и слишком тесно для всех набившихся туда причастных к «Майами-Базелю»… В единственной на весь музей галерее более-менее приличного размера сложены вдоль стены старые автомобильные шины. На некрашеной деревянной, наскоро сбитой треноге – табличка:
ПРИРОДНЫЙ МУСОР ДНЯ – собрание Музея момента
Из динамиков гремит ритм-трек БУМчилла БУМчилла БУМчилла БУМчилла… Из-за груды грязных шин появляется высокая фигура в черном. Кожа белая, как мел… длинные черные волосы волнами ложатся на широкие складчатые плечи академической мантии, как у выпускников колледжа, в которую фигура облачена. Только у нее мантия широкая и длинная, волочится по полу. Белое лицо не улыбается.
С полминуты фигура стоит столбом, не издавая ни звука. Вероятно, это и есть Хайди Шлоссель.
Затем она поднимает руки к горлу и расстегивает какую-то застежку. Мантия падает с ее плеч внезапно, целиком, глыбой. Не иначе весит целую тонну.
Хайди Шлоссель стоит совершенно голая перед озерцом тяжелой черной материи… прямая, напряженная. С безучастным лицом… Похожая на живого мертвеца из фильма ужасов… только нагишом.
Магдалена шепчет Норману:
– Пошли отсюда, скорее! – и кивает на Мориса.
Норман качает головой… Нет.
Для перформанса, чем бы он ни оказался, женщине, кажется, неплохо бы скинуть лет пятнадцать и столько же фунтов. Она открывает рот и произносит безжизненным голосом живого мертвеца:
– Мужчины совали в меня хуи… совали хуи, совали хуи, совали и совали…
…дальше и дальше… бесконечная поэма «Зомби и хуи» – и вдруг Хайди сует себе в вагину три пальца и, вытянув оттуда приличного размера сардельку, словно бы оживает и кричит: «Ни хуя!» – и на свет появляется следующее звено-сарделька – «Ни хуя!» – и еще одно, и еще, и еще – «Ни хуя!», и «Ни хуя!», и «Ни хуя!», и «Ни хуя!», и «Ни хуя!». Магдалена не верит глазам: сколько сарделек эта женщина умудрилась набить себе в утробу!
Морис сложил ладони на причинном месте. Но вместо того чтобы гладить себя рукой, он покачивает тазом вперед-назад и трется о ладонь… как бы тайком.
Магдалена толкает Нормана локтем и громко шепчет:
– Морис!
Норман не обращает внимания. Он впился взглядом в мисс Шлоссель. Магдалена, отбросив предосторожности, повторяет в полный голос:
– Норман! Глянь на Мориса!
Норман зло зыркает на нее… но слушается. Сначала он долго смотрит… соображает… соображает… потом покорно вздыхает, обнимает Мориса рукой за плечи… мягко… и, склонившись к нему, говорит… голосом, каким увещевают детей…
– Морис, нам нужно идти.
Как послушный мальчуган, понимающий, что расстроил родителей, Морис дает себя вывести из Музея момента.
Он идет молча… в раскаянии… а Норман изображает недовольство. Он не переставая качает головой, не глядя ни на кого.
– Что случилось, Норман? – спрашивает Магдалена.
– Да намечался отличный фуршет, в какой-то галерее тут рядом, «Лингер», в Уинвуде, не знаю, где это.
Норман без остановки качает головой.
– Но он, наверное, уже закончился.
Позже Магдалена, расспросив разных людей, узнала, что «Лингер», крупная галерея, собирается выставить свою «закрытую коллекцию» фотореалистической порноживописи, что бы ни значило слово «фотореалистический», и скульптур, изображающих гомосексуальные оргии. Почему в так называемом актуальном искусстве так много порнографии? – удивлялась Магдалена. По какой такой причине? Святые угодники, чем это можно оправдать?… И кто больше расстроен тем, что не может увидеть этого всего: пациент… или врач?
Но прошлым вечером все было так, будто ничего не случилось. Втроем – Морис, Норман и Магдалена – пустились перед ужином в очередной круг сборищ и приемов… ну, а ужин был просто чудо. Его давали Майкл дю Гласс и его жена, Кэролайн Пейтон-Сомс. Майкл дю Гласс и Кэролайн Пейтон-Сомс!.. Самая блестящая пара Голливуда, если вы спросите Магдалену… ужин на сто человек в «Ритц-Карлтоне»… и Магдалена Отеро, недавняя хайалийская девчонка, среди гостей… и в один волшебный незабываемый момент даже пожала чете небожителей руки.
Через пять минут стеклянные двери распахнутся – и эти старики, эти старые опарыши, бросятся хапать сокровища, ждущие там, за стеклом… «Майами-Базель»!.. Целых два часа все залы будут отданы во власть этим опарышам, и только им, что бы там ни подразумевалось под «всеми залами»…
– …пиздуй? Сам пиздуй отсюда, жирный го…
– АххххХАХАХАХХхок-хок-хок-хок вишь вон того бугая, протискивается через толпу? Застрял между двумя чуваками-мих-хххааахххххок-хок-хок! Не может просунуть брюхххххо-хахххок-хок-хок!
Морис Флейшман непонимающе смотрит на Нормана. Затем озирается на извивающихся соседей-опарышей, пытаясь понять, что вызвало у Нормана такой взрыв хок-хок-хок. И не понимает. Теряется в догадках. Но Магдалене все ясно. Норман хихикает, когда ему неуютно, особенно рядом с людьми, в ком он чувствует угрозу или видит превосходство, с Флейшманом например. Это его способ перехватывать руль в разговоре с такими персонами. Даже настоящим воротилам вроде Флейшмана, не говоря уж о прочих, нужно иметь каменное сердце, чтобы не изобразить улыбку, не похихикать, не подыграть душевному парню, который надрывается, бьется в судорогах и заходится от смеха над… Бог весть над чем. Но зачем ему соперничать с Флейшманом в разговоре – если он уже контролирует разум этого бедняги-порноголика? Зачем… и до Магдалены вдруг доходит. Для Нормана крайне важно держать лодку в таком месте, как гавань на Фишер-Айленде, – но у него нет там недвижимости. А Морис Флейшман дал ему туда пропуск. Или то, что Норман оказался среди самых важных из важных птиц «Майами-Базеля», богачей из богачей, самых вероятных из вероятных крупных покупателей, самых азартных скупщиков – все они норовят проскользнуть над и под соседом, лишь бы первыми вцепиться в сокровища художественного базара площадью девяносто тысяч квадратных футов. Как Норман сюда попал? Ему открыл двери Морис Флейшман.
Какая-то свалка в самом начале очереди… здоровый бугай что-то тарахтит с недовольным видом… складки жира наподобие стопки автомобильных шин собираются на его затылке всякий раз, как он задирает подбородок:::::: Только погляди, во что он одет!.. обычная белая майка вроде тех, что поддевают под рубашку. Нет, посмотрите на него! Майка натянулась на его огромном пузе, похожем на здоровый резиновый шар для фитнеса… вываливающийся через пояс джинсов, нешуточно громадных джинсов, скроенных на слона.::::::
Магдалена постукивает Нормана по руке.
– Норман…
– Да, это он, – говорит Норман. – Но погоди минутку… Этот чувак слишкоммх-хх-хХАХАХА-хок-хок-хок!
В тот миг, как он начинает давиться смехом, Магдалена помимо воли замечает, что маленький спектакль адресован уже не ей, а Флейшману.
– Секунду назад этот парень пытался втиснуться в очередь четвертым или пятым, а теперь он хха – ХХХок-хок-хок – уже первый!..
Флейшман, похоже, обескуражен. Он даже не пытается соорудить улыбку в ответ на Норманов смешок. Он тревожится. Подвигается ближе, чтобы рассмотреть происходящее.
– Эй, ХК, – подзывает он. – Гляньте-ка, это не Флебетников там?
– О да, – подтверждает ХК. – Он самый.
Флейшман склоняется к ее уху и немного тише говорит:
– Жирная сволочь. Он знает, что меня интересует Доггс, – и гляньте на него. Он буквально распихивает народ брюхом, сумоист сраный, вон, уже у дверей.
ХК тоже умеряет голос:
– Выходит, он сам нацелился на Доггса? Вы не думаете…
– У него миллиарды долларов, и он путинский убийца, и «значит, я захапаю все, что ты хотел, лишь бы показать, что ты против меня никто».
– Кто это? – спрашивает Норман.
Флейшману явно не нравится, что доктор влез в секретный разговор.
– Наверное, вы слышали о русских олигархах.
Затем он снова обращается к ХК:
– И теперь единственное, что…
Его «наверное» зацепляет Нормана. Вот как, Флейшману вздумалось заговорить с ним снисходительным досадливым тоном, будто с недоумком? Норман не терпит ни секунды.
– Слышал? – переспрашивает он. – Да это они меня слушают аххаХХХ-хок-хок-хок! Трое психиатров привлекали меня консультантом для таких типов. Слышал ли я-а ААХААХхок-хок-хок!
Магдалена знает, что это ложь.
– Ну, я, по правде, сомневаюсь, что вам приходилось заниматься таким негодяем, – сухо замечает Флейшман, вероятно удивляясь, как это он упустил контроль над разговором.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Я сижу на берегу - Рубен Гальего - Современная проза
- Людское клеймо - Филип Рот - Современная проза
- Небо падших - Юрий Поляков - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- Люпофь. Email-роман. - Николай Наседкин - Современная проза
- Тихий уголок - Питер Бигл - Современная проза
- Разыскиваемая - Сара Шепард - Современная проза
- Тысяча жизней. Ода кризису зрелого возраста - Борис Кригер - Современная проза