Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Амин захохотал. Джандад тоже улыбнулся.
— Но если говорить всерьез, они наверняка попытаются смыться… Вот что. Организуй в аэропорту проверку всех грузов. Пусть вскрывают все, что может представлять собой убежище для человека!
Он снова пошел к двери, повернул, прошагал к окну.
— И что, в конце концов, делать с Тараки? Время идет, а решения нет…
Амин помолчал, глядя за стекло. Потом сказал, поворачиваясь:
— Ну да, мы лишили его всех постов, лишили власти… Теперь он — никто. Это справедливо по отношению к нему — он совершил массу ошибок, поставил революцию на край катастрофы!
Джандад хмуро кивнул.
— Но не все это осознают. Поэтому у него все равно много сторонников!.. Я не понимаю этих людей! Что он им дал? Обещал свободу — тюрьмы ломятся от узников!.. Собирался обеспечить процветание — разорил последнее!.. Хотел, чтобы все объединились во имя будущего — страна расколота, брат вооружился против брата!..
Задумчиво опустив голову, Амин еще раз промерил кабинет шагами от окна к двери и обратно.
— А почему? — спросил он, останавливаясь возле Джандада.
Начальник охраны в ответ молча пошевелил усами.
— Потому что он не способен на решительные действия! Потому что он всегда тяготел к полумерам! В самые важные моменты, когда нужно было наносить беспощадные удары, в нем просыпалась слюнявая жалость!.. — Амин в сердцах ударил правым кулаком в левую ладонь. — И все равно, все равно у него много сторонников! Мельтешат как муравьи! Плодятся как тараканы! Для них он — живой флаг. Так или иначе, но они будут стремиться вернуть его к власти. Еще один повод к расколу… Нет, он слишком опасен, слишком!
Он остановился перед стеклянным пеналом, в котором стояла винтовка. Осторожно открыл, взял оружие в руки.
— Ты знаешь, что произошло с царской семьей в России?
Джандад едва заметно пожал плечами.
— Всех — от мала до велика — арестовали и вывезли из столицы. Куда-то на север, я не помню точно… В России шла Гражданская война. Коммунисты — красные — воевали против белых и то побеждали, то вынуждены были отступать. Когда возникла опасность, что царь может оказаться в руках белых и вдохновить их на борьбу, Ленин приказал его уничтожить! Всю семью! Всех — детей, женщин! Беспощадно!..
Вскинул винтовку, прицелился…
Опустил оружие и заключил со вздохом:
— А ведь мы — ленинцы! И революция — прежде всего!
* * *Операцией руководил Джандад.
Покончить со стариком, сидящим под арестом в одной из комнат дворца, — казалось бы, что может быть проще для молодых вооруженных людей? Но еще совсем недавно имя этого старика произносилось почти с таким же восторгом и придыханием, с какими правоверный мусульманин произносит имя Пророка!..
Однако глаза боятся, а руки делают.
Под утро лишились жизни семь человек — помощники и секретари бывшего предводителя Народно-демократической партии. В рассветных сумерках гвардейцы погрузили трупы в мебельный фургон и увезли. Потом вспомнили еще о двух приближенных. Фургон уже укатил, поэтому этих Джандад приказал закопать у стены на заднем дворе.
Оперативные группы разъехались по городу. Скоро в тюрьму Пули-Чархи поступило пополнение. Это были родственники Генсека, представители ветви буран клана тарак пуштунского племени гильзай. Мужчин расстреляли сразу, женщин отправили в застенок.
* * *Вздохнув, Нур Мухаммед Тараки коснулся перышком бумаги и осторожно провел извилистую линию. Потом еще одну. И еще.
Хорошо пишет, мягко…
КАБУЛ, 8 ОКТЯБРЯ 1979 г
Он давно не брался за перо. И вот — пришла такая мысль. Несвобода оставляет много свободного времени. Правда, ноет душа от тоски, трудно сосредоточиться… но ведь работа увлекает! Стоит только начать, и слова потекут!.. Поначалу с запинками, трудно… неловко цепляясь, мешая друг другу… Мало-помалу они отогреются и оживут, как оживает сонно скукожившаяся на ледяном ветру пчела, если взять ее в ладони… Они зашумят, заторопятся, запоют! Уже не нужно следить за ними, подстегивать и гнать вперед — они сами, сами найдут дорогу, сами выткут тот волшебный ковер смысла, которым когда-нибудь восхитится прилежный читатель!..
Размышляя, он разрисовал пару листов красивыми виньетками. Взял третий и написал несколько случайных фраз — сначала стилем насталик, потом стилем насх. Может быть, ему следовало стать каллиграфом? Усмехнулся, вспомнив про гератских писцов… Да, лучше было бы стать каллиграфом. Для выходца из семьи небогатого скотовода — это хорошая карьера… Революция, — написал он стилем насталик. Да, революция… Никудышный из него получился революционер. Каллиграф, возможно, получился бы лучше… Революционер не может быть идеалистом. Конечно, ему приходится говорить об идеалах — о свободе, о равенстве и братстве! Но это всего лишь слова, беспрестанно и беззастенчиво повторяемые слова! За слова отвечает язык! А руки в это время должны так же беспрестанно и безжалостно сеять смерть и неволю!..
Вообще-то, он старался. Он старался быть безжалостным. Изо всех сил старался. Но, как говорится, если ты родился ослом, тебе не стать лошадью… Выжигал в себе все человеческое — и все равно остался идеалистом. Поэтом. Писателем…
А если бы не было революции?
Он только сейчас об этом задумался… Прежде казалось — все идет правильно. Есть стена — ее нужно проломить. Как ее проломить? — она ощерилась железом, сталью, ее охранники беспощадны, бесчеловечны!.. Все-таки проломили. Оказалось — полдела. Есть еще враги, их нужно уничтожать. Начали уничтожать… Скосили десяток — выросла сотня. Скосили сотню — появилась тысяча. Куда ни брызнет их поганая кровь — там новая поросль!..
Но откуда столько врагов? Почему их не было раньше? И вообще — как жил народ без них, без революционеров? Разве только страдал и мучился?..
Он решительно придвинул чистый лист, занес перо и… и, посидев так минуты полторы, отложил ручку.
Все сгорело в душе. Все испепелилось. Когда-то она волновалась, кипела!.. Сейчас — как будто деревяшка в груди. Комок глины. Стучи не стучи — не достучишься…
Все кончено.
На самом деле — все.
Ах, если бы можно было отказаться! — отказаться от власти, отказаться от самого себя — такого выгорелого изнутри, такого опустошенного!..
Он старик… жизнь прошла… и что же — прошла даром?..
Тараки вздрогнул и прислушался.
В замочной скважине ерзал ключ. Щелкнул замок, дверь открылась.
На пороге стоял офицер. За ним теснились еще какие-то люди.
Офицер прошел в комнату, и Тараки с некоторым облегчением узнал старшего лейтенанта Рузи из подразделения охраны. Бывшей его охраны.
— Нам поручено перевести вас в другое место, — сказал Рузи. — Там вы будете в большей безопасности.
Именно так, безлично. Ни тебе «товарищ Генеральный секретарь». Ни хотя бы даже «товарищ Тараки»…
Из-за его спины появились еще двое — как-то нерешительно вошли. Этих он тоже знал — старший лейтенант Экбаль, лейтенант Хадуд… Хадуд держал за спиной какую-то белую ткань. Простыня, что ли? Зачем?
Тараки растерянно переводил взгляд с одного лица на другое. Ему так хотелось верить в сказанное!..
— А мои вещи?
— Там есть все необходимое, — ответил Рузи. — Вам ничего не понадобится. Постель мы принесем позже.
Тараки судорожно вздохнул.
— Хорошо… я вам верю…
Он тяжело поднялся, протянул руку, показал на черный кейс, стоявший в углу.
— Я вас попрошу… тут деньги и кое-какие украшения. Проследите, пожалуйста, чтобы это передали жене.
Рузи успокоительно кивнул. Успокоительно и фальшиво.
Генсек почувствовал противную дрожь. Его человеческая составляющая — разум — говорила ему, что через несколько минут он будет мертв. Животная — вопила и билась, требуя жизни!
За что его убивать? Он ни в чем не виноват. Может быть, сказать им это? Может быть, они поверят, что он… что он не…
Чего стоят сейчас слова?
— Да, и вот еще, — он вынул из нагрудного кармана красную книжечку. — Амин — мой любимый ученик, мой товарищ по борьбе. Я прошу передать ему мой партбилет… в знак доверия.
— Хорошо, — кивнул Рузи.
Тараки протянул билет, но Рузи, вместо того чтобы взять его, неожиданно накинул на потную подрагивавшую руку бывшего Генсека какую-то петлю.
Партбилет упал на пол.
Тараки в ужасе отшатнулся.
— Что вы делаете?!
Экбаль толкнул его к постели.
Тараки дико закричал.
Хадуд попытался зажать ему рот.
Тараки укусил ладонь. Хадуд отдернул руку, яростно ударил кулаком в лицо.
Шатнувшись, Тараки повалился на кровать.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Призвание: маленькое приключение Майки - Константин Кропоткин - Современная проза
- Билли Бадд, фор-марсовый матрос - Герман Мелвилл - Современная проза
- Снег, собака, нога - Морандини Клаудио - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Школа беглости пальцев (сборник) - Дина Рубина - Современная проза
- Солнце и кошка - Юрий Герт - Современная проза
- Аниматор - Волос Андрей - Современная проза
- Тоннель - Вагнер Яна - Современная проза