Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Виктор Евгеньевич растерялся. Черт побери! Он-то больше их не хотел! С самого начала. Он же только из-за них и упирался, ему-то все это сто лет не нужно! Ему хватило бы и Дубинок.
— Вы же сами душили меня — давай оборудование, вы же сами...
Дудинскас посмотрел на Ольгу Валентиновну, но поддержки не нашел. Они не хотели.
Виктор Евгеньевич отступил, он решил взять тайм-аут.
подаграДва дня спустя пасмурным утром Виктор Евгеньевич проснулся в холодной испарине от мысли о том, в каком кошмаре проходит его жизнь и как стремительно она приближается к безрадостному финалу.
Болели ноги, как всегда такой порой, разыгралась подагра — недуг гениев и аристократов, увы, чаще всего немолодых, от чего занудливых.
Машину он вчера, похоже, угробил — объезжая свои владения после отлучки, налетел впотьмах на какой-то корч. Дима Небалуй, чертыхаясь, отбуксировал машину на ремонт. Чинить своими силами нечего было и думать: механики в Дубинках только и умели, что возиться с музейной рухлядью.
Телефон не работал, видимо, отключили за неуплату. Тоже взяли манеру: вырубать в первый же день просрочки. Теперь придется ехать, оплачивать штраф, потом уговаривать, чтобы не тянули с подключением...
Вчера вечером телефон работал. Лучше бы они его вырубили. Потому что вечером позвонил Геннадий Максимович, новый управляющий Дубинок, и с каким-то садистским удовольствием (или показалось?) сообщил, что вчерашний ураган повалил добрую половину недавно выстроенного забора, сорвал угол крыши коровника и сломал крыло у мельницы. Надо теперь находить строителя Тиримова, чтобы заставить его срочно вывезти ремонтную бригаду. И платить, платить, платить... Ага! Завтра, между прочим, зарплата. На счету какие-то копейки, но это как раз не страшно: зарплату последние месяцы они выдавали налом, мимо кассы, а деньги на обналичку перечислили еще позавчера, и сегодня Паша Марухин подвезет пакет «зеленых»...
От всего этого он вдруг, как никогда остро, почувствовал, как бессмысленна его жизнь, в которой все интересное откладывается на потом, а заниматься приходится только никому не нужными делами. И его «Артефакт» — вовсе никакая не лодка и не ковчег, как поначалу казалось, а тяжелая и неуклюжая галера, к веслам которой он прикован без всякой надежды на избавление. Если...
Если, конечно, не удастся что-то уникальное придумать и внедрить, какой-то остроумный двигатель, что-то такое, что позволило бы раскрутить это колесо. А потом выскочить, отдав бразды Гоше Станкову, Ольге Валентиновне, Агдамчику, Таньке Нечай...
Еле поднявшись с постели и проковыляв к зеркалу, Дудинскас мрачно всмотрелся в свое отражение.
— Что же мне в этой жизни так нужно, — спросил он себя вслух, — чтобы выплачивать за это каждый месяц по двадцать тысяч наличными, зарабатывая их столькими унижениями и ухищрениями?
Ответа, разумеется, он не получил.
последняя надеждаРаскрутить колесо Виктор Евгеньевич мечтал и в деревне, отчего и менял управляющих, отчего так и надеялся на Карповича, так рад был, когда удалось его заполучить, и так расстроился, когда тот ушел.
Когда Александра Яковлевича Сорокина погнали из председателей колхоза, Дудинскас втайне даже обрадовался. И хотя понимал, что погнали Сорокина из-за него, добиваться его восстановления не стал. Вместо этого уговорил его идти в Дубинки управляющим. Уж он-то, думал Дудинскас, он-то, семнадцать лет отпахавший на трех с половиной тысячах гектаров, уж на ста шестидесяти-то развернется, уж наведет порядок.
Но, к общему удивлению, у Сорокина ничего не получилось. И дела у него не пошли лучше, чем в колхозе. Оказалось, что порядок навести в чужом деле любому сложно. А именно чужим для себя делом Сорокин воспринял все прожекты Дудинскаса.
На работу он приходил к девяти. И Виктор Евгеньевич частенько вынужден был в нетерпении его дожидаться. Однажды не выдержал:
— Неужели ты не понимаешь, что если человек до девяти дрыхнет, то он не хозяин?
Сорокин ответил резко:
— Я не хозяин.
Потом смутился, стал пояснять:
— Я не дрыхну, я в пять встаю. У меня же семья и дома хозяйство...
Про то, что он дома все тянул, Дудинскас знал, причем тянул образцово, чего Виктор Евгеньевич и здесь от него ожидал. Но дома Сорокину хватало под завязку: сначала одну дочь выгодовать, потом вторую (разумеется, он любой ценой хотел поселить их в городе), теперь еще и внук подоспел...
В Дубинках он поначалу завел гусей, индюшек, перестроил по-своему свинарник, но вскоре сник. Все у него из рук стало валиться: похоже, история с увольнением его крепко надломила, особенно то, как отобрали у него недостроенный дом и какое выдали выходное пособие — всего в пересчете получилось по нескольку долларов за каждый год председательства... Свиней в перестроенный свинарник он так и не поставил, куры у него отчего-то не неслись, бычки на откорме только худели. Потом и куры, и индюшки вовсе куда-то исчезли. Разве, мол, углядишь?
— Но дома-то у тебя все порядке! — заводился Дудинскас. — И куры несутся...
— Так то — дома... Там хозяйский глаз.
Но на работе ты весь день, а дома только рано утром да поздно вечером.
— Там свое. А тут?..
Аргумент серьезный, попал Сорокин как бы в самую точку. Не мог же Дудинскас не понимать разницы их положения: собственник, хозяин, богач и наемный работник. Разве объяснишь, что с радостью бы он с Сорокиным поменялся.
Выход Виктор Евгеньевич придумал, как ему казалось, весьма остроумный.
— Чего ты маешься? — сказал он однажды. — Тащи сюда свою корову и теленка. Ставь отдельно, поросят тащи... Хочешь две, хочешь три коровы? Хоть десять... Мы тебе скот подешевке продадим, все оформим, будет твое... А хочешь, оформим договор и передадим тебе все хозяйство...
Сорокин смотрел недоверчиво. Назавтра принес Дудинскасу заявление с просьбой его уволить:
— Не мучай ты меня этим. Я у тебя кем хочешь буду, что скажешь — все исполню, хоть на кухню, хоть на навоз. Только ты меня хозяином не заставляй.
Совковое мышление укоренилось в нем генетически: на работе надлежит получать жалованье, на получку покупать промтовары, а жить на всем домашнем — оно ведь свое, даровое. Неважно, что гробится на такое «даровое» втрое больше сил, чем если бы заработать деньги и купить. Свое остается своим и оттого отделенным от зарплаты за должность, попасть на которую, пусть на любую, пусть даже пришлось бы за сорок километров ездить в район, так и осталось для Александра Яковлевича идеальной жизненной схемой и щемящей мечтой.
«держи оборону»Сорокина после этого разговора Дудинскас отодвинул, а в Дубинки откомандировал своего студенческого приятеля Геннадия Максимовича, которого незадолго до того вытащил из какого-то полуразвалившегося электронного «гиганта», где тот прозябал в инженерах.
О новых задачах Дудинскас сказал ему просто:
— Держи оборону.
Больше говорить было и не надо. Старая школа. Тридцать лет уже дружили.
— Ничего особенного от тебя не требуется. Потяни этот «колхоз», пока я тут дела раскидаю, пока освобожусь, — месяца два-три, может быть, полгода.
Сговорились, что для упрощения задачи всех бычков они сразу пустят на колбасу, землю им запашет-засеет и урожай соберет соседний колхоз — за то, что Геннадий Максимович передаст ему все артефактовские тракторы, плуги, косилки и комбайны, совсем, как оказалось, не нужные на полутора сотнях гектаров, когда их ремонт стоит дороже, чем весь собранный урожай... А все остальное здесь пусть, мол, пока существует в «тлеющем режиме».
— Это ненадолго, — успокоил приятеля Дудинскас, — до лучших времен.
— Понял, — потухше сказал Геннадий Максимович с нажитым, как оказалось, за тридцать лет сарказмом. — Задача для идиота: держать оборону до лучших времен.
два выходаДудинскаса уже не хватало. И, даже решив законсервировать Дубинки, чтобы разобраться с городскими делами, он понимал, что выходов с деревней у него остается только два.
Первый — бросить все в городе и взяться за порядок здесь самому. Он не сомневался, что это у него получилось бы. Кроме прочих умений, он теперь научился делать музей.
Скажем, он знал, что первым делом нужно перевести его на полную самоокупаемость.
— Только и всего? — иронизировал Петр Мальцев, когда, встречаясь, они жаловались друг другу на судьбу.
У Мальцева с его любимым детищем газетой «Лица» те же проблемы. Деньги на ее содержание ему приходилось зарабатывать на стороне, что радости, понятно, не приносило.
— Черт возьми! — говорил Мальцев. — Если мой замысел состоятелен, то газета должна кормить и себя, и хозяина.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- «Подвиг» 1968 № 02 - Журнал - Современная проза
- Из Фейсбука с любовью (Хроника протекших событий) - Михаил Липскеров - Современная проза
- В двух километрах от Счастья - Илья Зверев - Современная проза
- КУНСТ (не было кино). Роман с приложениями - Сергей Чихачев - Современная проза
- В Камчатку - Евгений Гропянов - Современная проза
- Стихотворения - Сергей Рафальский - Современная проза
- Дом горит, часы идут - Александр Ласкин - Современная проза
- ...Все это следует шить... - Галина Щербакова - Современная проза