глаз бельма. Протянул к Лемнеру руку, большими тёплыми пальцами стал ощупывать лоб, подбородок, губы, желая убедиться, что в словах Лемнера нет насмешки.
— Я согласен, — произнёс Блюменфельд тихо. Склонил голову, прислушиваясь. Быть может, к трубам погребального оркестра среди могил Миусского кладбища.
Предстояло исполнить ещё одно предначертание Ланы. Сформировать батальон из блудниц, повторявших судьбу Марии Магдалины. Этих блудниц было множество в агентстве сексуальных услуг «Лоск», принадлежавшем Лемнеру. Среди эскортов, снаряжаемых агентством, случались проститутки-садистки. Они наносили клиентам увечья, не опасные для жизни. Проститутки-садистки пользовались спросом среди министров, депутатов, профессоров и священников. Если Лемнер встречал хромающего депутата, одноглазого профессора, безносого батюшку или министра-заику, то угадывал почерк проституток из агентства «Лоск». К ним, мастерицам увечий, отправился Лемнер, формировать батальон «Магдалина».
Агентство «Лоск» располагало помещением в виде пыточной камеры. Там тренировались проститутки-садистки. Грубые бетонные стены, свисающие цепи, торчащие из стен крюки. Жаровня с пылающими углями, раскалённые клещи, штыри. Пилы, свёрла, скальпели. Пыточная размещалась над элитным ночным клубом, куда являлись высшие чиновники, миллиардеры, политики. Они ужинали в роскошном ресторане, обменивались новостями, обговаривали дела и поднимались на второй этаж в «пыточную». Там их поджидали проститутки-садистки в облачении палачей, в масках, с бичами, ошейниками. Непроницаемые стены глушили дикие вопли подвешенного на дыбу министра, стенания лежащего на углях сенатора.
В дневные часы элитный клуб оставался закрытым. У шеста упражнялась длинноногая танцовщица, встряхивала волосами, змеёй обвивалась вокруг хромированного шеста. Лемнер, сбросив пальто на руки портье, взбежал на второй этаж. Не стал входить в «пыточную», а прильнул к глазку в стене, позволявшему наблюдать истязания. В ночные часы это место не пустовало. За высокую плату в глазок подглядывали депутаты, чиновники, режиссёры, желавшие посмотреть, как истязают их товарища. Теперь же, днём, в «пыточной» тренировались проститутки-садистки. Они поддерживали форму, чтобы ночью порадовать именитых клиентов разнообразием средневековых пыток. Они тренировались на статисте, добровольно позволявшем себя истязать. Это был чиновник Министерства просвещения Семён Аркадьевич. Он внедрял прогрессивные формы школьного образования и попутно отдавал себя проституткам-садисткам. Те превратили его в наглядное пособие для патологоанатомов и следователей-дознавателей. У Семёна Аркадьевича, Сёмушки, были выдраны ноздри, усохла рука, отсутствовали пальцы на ногах. Он был кривой, горбатый, покрыт шрамами от ударов и ожогов. В разговоре вдруг начинал плакать и умолять: «Ой, ещё! Ой, ещё!»
Лемнер прильнул к глазку, наблюдал тренировку.
Проститутка, имевшая имя Госпожа Эмма, длинноволосая, голая, в блестящих, до колен, сапогах, размахивала хлыстом. Сёмушка, на четвереньках, в железном ошейнике, дергался на цепи под ударами хлыста. Вскрикивал: «Ой, ещё! Ой, ещё!» Он был толстенький, с пухлым задом, с комочком бороды. Вскидывал зад, норовил лизнуть сапог мучительницы. Госпожа Эмма кружилась, взлетала, чёрные волосы развевались, груди плескались. В полёте она наносила удар хлыстом, оставляя на толстой спине Сёмушки розовый рубец.
— Ой, ещё! Ой, ещё! — взвизгивал Сёмушка.
Лемнер наблюдал истязание. Госпожа Эмма была виртуозна, пластична, как художественная гимнастка. Лемнер подумал, что танец с бичом может стать ещё одним видом олимпийского спорта.
Госпожа Эмма устало отбросила хлыст, пнула Сёмушку острым каблуком и ушла. Появился фельдшер, делал Сёмушке примочки, клеил пластырь, отирал ватой розовую слюнку.
Фельдшер ещё собирал свой саквояж, как в пыточную влетела проститутка по имени Госпожа Зоя. Обнажённая, в розовых чулках, бритая наголо, она развевала голубой шёлковый шарф. Взлетала невесомо, и шарф змеился за ней. Крутилась на одной ноге, отведя вторую, и шарф свивался в кольцо Шарф струился над Сёмушкой, и тот лязгал цепью, подпрыгивал, по-собачьи хватал шарф зубами. Лысая плясунья танцевала, закрывала глаза, как во сне, а потом кинулась на Сёмушку, обмотала шарф вокруг его горла и стала душить. Сёмушка бился, сипел, пучил глаза. Госпожа Зоя ослабляла петлю, давая ему вздохнуть, а потом с силой затягивала шарф, мускулистая, жилистая, с гладкой, как яйцо, головой. Сёмушка, едва дыша, сипел:
— О, ещё! О, ещё!
Госпожа Зоя мучила его до тех пор, пока у Сёмушки не случилось семяизвержение. Со смехом убежала. Фельдшер принёс кислородную маску, прилепил к носу Сёмушки, давая ему надышаться.
В пыточной появилась Госпожа Яна, белотелая, с большими, как пшеничные караваи, грудями, голубоглазая, с русой косой. Она ступала босиком, держа горячую свечку. Подошла к изможденному Сёмушке, стала гладить ему загривок, чесать за ухом. Сёмушка благодарно лизал ей руку, слюняво улыбался, тёрся головой о её бедро. Госпожа Яна наклонила горящую свечу и стала капать Сёмушке на спину расплавленный воск. Сёмушка выл, рвался на цепи, умолял:
— Ещё! Ну, ещё!
Госпожа Яна вставила ему свечу между ягодиц, и Сёмушка замер, залитый воском, как подсвечник.
Появилась ещё одна умелица наносить увечья, Госпожа Влада, огромная, со слоновьими ногами, чугунным животом и громадными двухпудовыми грудями. У неё была стрижка «бобрик», голова, суровое лицо скифской бабы. Госпожа Влада, переваливаясь, подошла к лежащему Сёмушке, вынула из его ягодиц свечу, задула, отложила в сторону. Стояла над Сёмушкой, как тёмное изваяние. Подпрыгнула и всей каменной тушей прыгнула на спину Сёмушки, мощно колыхнув гирями грудей. Сёмушка охнул, оглушённый, скрёб пальцами пол. Похоже, у него был сломан позвоночник. Госпожа Влада рассматривала его задумчиво, как раздавленного жука. Поглаживала «бобрик», а потом подпрыгнула с утробным храпом, обрушилась на Сёмушку. Тот жалобно пискнул и затих. Господа Влада одной рукой приподняла его, покрутила в воздухе и швырнула на пол. Сёмушка ударился головой о бетон. Вбежал фельдшер, стал отгонять Госпожу Владу, и та уходила, переставляя огромные ноги, как уходят с ринга победительницы кикбоксинга.
Лемнер вошёл в помещение, когда санитары уносили Сёмушку. В «пыточной» стоял парной мясной запах. На полу виднелся хлыст, свеча и оставленная Сёмушкой лужа.
Появились Госпожа Эмма, Госпожа Зоя, Госпожа Яна и Госпожа Влада. Все были возбуждены, нервничали. Им не позволили добить Сёмушку. Они посматривали на Лемнера, на хлыст, на свечу. Он чувствовал опасность, достал золотой пистолет и держал палец на спуске:
— Милые дамы, позвольте выразить моё восхищение. В своём ремесле вы достигли совершенства, превратили ремесло в искусство. Кстати, в моём пистолете семь патронов, и я неплохо стреляю.
— Сёмушку пора менять. Он выдохся. С ним мы теряем квалификацию, — сказала Госпожа Эмма. Зло поглядывала на золотой пистолет, смирявший её побуждения.
— У меня есть клиент, работник Министерства финансов, Степан Васильевич. Он мог бы сменить Сёмушку. Был Сёмушка, стал Стёпушка. — Госпожа Зоя держала в руках голубой шарф так, словно хотела накинуть на Лемнера шёлковую удавку. Он погрозил ей пистолетом.
— У меня на Кавказе есть клиент Ибрагим. Несколько раз я доводила его до клинической смерти. После этого он платил мне вдвойне. Могу поговорить с
