Вопреки силе тяжести шар покатился вверх по склону холма. Даэна пыталась встать, цепляясь за ветки куста, ветер, ставший ураганом, бросал ее на землю снова и снова, она не смотрела вниз, взгляд ее был направлен в мою сторону и что-то говорил, о чем-то молил или наоборот — приказывал, но созданный Фаем барьер, видимо, не пропускал также и мыслей.

Должно быть, со мной случилась истерика — странно, я всегда думал, что в критических ситуациях способен владеть собой, да и могло ли быть иначе? А сейчас меня охватил страх, панический, мертвящий, и я закричал, если можно вопль, излученный сразу всеми клетками тела, назвать криком, тем более, что физически из моих легких вырвался только тихий хрип. Сейчас шар скользнет по телу моей любимой, сомнет ее мысли, переварит их, обратит в собственные идеи, а тело разложит на атомы, и важно ли, что с этими атомами станет потом? И мне нечего было противопоставить этой жестокой, неумолимой и, тем не менее, единственно моральной в этом мире силе.

Странное у здешней природы понятие о морали!

На мгновение замедлив движение, шар выстрелил. Будто щупальце взвилось над идеально гладкой поверхностью — нематериальный снаряд мысли, способный убить пониманием сути убийства.

Щупальце отделилось от шара и ринулось вперед.

Что я мог сделать в оставшуюся секунду? Только одно — остановить время, растянуть секунду до вечности.

Это было невозможно.

Значит, наоборот — уйти самому туда, где время имеет иную структуру и где я мог бы продумать свои действия. В мой мир. Туда, где на таком же холме ждали смерти другие знакомые мне люди — меньше любимые, но так же связанные со мной судьбой и самой жизнью.

Я оставил их, чтобы вернуться, и теперь я должен был оставить Даэну, чтобы вернуться опять.

Можно ли вернуться, уходя?

Я попытался.

Глава двенадцатая

После того, как я ушел отсюда, услышав зов Даэны, не прошло и секунды. Катер дорожной полиции все еще менял эшелон, а следовавшая за ним машина амбуланса издавала звуки, способные любого раненого в дорожном происшествии довести до состояния клинической смерти.

Виктор вытащил из кобуры боевой «шидлер» и сдернул колпачок. Когда-то я трижды стрелял из боевого «шидлера» — было это на тренировочных стрельбах, поскольку в списке оружия, разрешенного к употреблению частными детективами моего звания, этот тип пучкового пистолета не значился. Виктор хотел использовать «шидлер» против дорожной полиции? Это была верная смерть — сначала чужая, но в конечном итоге собственная, поскольку гибели коллег полиция не прощала никогда, и уж тем более — сошедшему с ума частному детективу.

Что я мог предпринять?

Пилот полицейской машины был считай что мертв, потому что, сдернув с «шидлера» колпачок и активировав реактор, Виктор теперь обязан был сделать выстрел. Он даже не стал целиться, просто поднял оружие на уровень груди и прерывисто вздохнул, будто понимал, что это последний вздох в его жизни.

Мне ничего не оставалось, кроме как встать на пути пучка. Я взлетел в воздух, мысленно оттолкнувшись от травы, показавшейся мне не просто жесткой, но острой, как бритва, — я порезал себе сознание, хотя и не смог бы точно объяснить, что это физически означало.

Из плоского конца «шидлера» вырвался тонкий невидимый для глаза луч (я знал, что ускоренный поток частиц невидим для глаза, но это не мешало мне знать, с какой скоростью и в каком направлении несутся быстрые мезоны), рассек меня на миллионы частей — по сути, на миллионы не связанных друг с другом мыслей, — и замедлил движение, будто натолкнувшись на сверхплотную преграду.

Когда я опять ощутил себя единым целым, то понял, что добился своего — пучок продолжал движение к цели, но уже не представлял для нее существенной опасности.

Полицейские, которым я спас жизнь, получили возможность сделать залп, уничтожив сошедшего с ума детектива.

Этого я допустить тоже не мог. Рессеянная энергия потока частиц вновь сконцентрировалась — в форме невидимой стены, образовавшейся на полпути между пикировавшим катером и не успевшим ничего понять Виктором. Прошли долгие полсекунды, в течение которых я пытался осмыслить то, что делал и главное — понять, как я это делаю, не принадлежа, по сути, этому миру и следовательно не имея, в принципе, возможности управлять происходившими здесь материальными процессами.

Полицейские не знали, конечно, что избежали гибели, действовали они согласно уставу, и стрелок, высунувшись из-за турели в левой двери машины, выпустил в Виктора короткую очередь. Он бил наверняка, да еще и Чухновского мог прихватить, если бы пули смогли пройти сквозь стену, сложенную из энергетических кирпичей, оставшихся после рассеяния пучка от «шидлера».

Пули увязли, энергия движения перешла в тепло, и металл раскалился. В воздухе вспыхнули и погасли десятка полтора ярких искр.

А потом и катер налетел на барьер, турбина взвыла, как раненый зверь, машина легла на борт и заскользила к земле — необратимо и безнадежно. Высота была слишком мала, чтобы пилот успел предпринять что-нибудь — да он и понять-то ничего не успел, бедняга.

Машина врезалась в холм метрах в ста от куста, где лежали Виктор с Чухновским, турбина захлебнулась, хлынувшее в двигатель горючее воспламенилось, и взрыв расцвел алым цветком с рваными черными краями, будто опаленная пламенем роза. Вопивший на все лады амбуланс приземлился неподалеку от погибшей машины, и выскочившие из кабины медики застыли, не собираясь бросаться в огонь, чтобы спасти то, что еще не сгорело. Скорее всего, они и раньше не знали, на кого вел охоту дорожный патруль, а теперь так и вовсе забыли о цели полета.

Виктор стоял на коленях и смотрел в пламя. Не нужно было уметь читать мысли, чтобы догадаться: Хрусталев вообразил, что это его выстрел вызвал падение катера и взрыв.

— Уходи, — сказал я Виктору, и повторил, будто заклинание:

— Уходи, уходи…

Сначала я подумал, что Виктор сам себе напоминает о необходимости бегства, но мысль Хрусталева была направлена вовне, и я понял, что говорит он со мной.

— Уходи, ты приносишь несчастье…

Это я и без него знал. Но я не сам явился сюда и не был в состоянии сам уйти.

— Виктор, — сказал я, и слова мои отразились в мыслях Хрусталева, заметались, будто световые зайчики в пустой комнате, — почему ты это делаешь?

Он воспринимал мои слова как собственные мысли, ему казалось, что я присутствую в его сознании, будто паразит, вцепившийся в разумную плоть. Но над собственным подсознанием он, конечно, не имел власти, и более того, повторяя назойливое «уходи», Виктор будто вспарывал одеяло, которым были укрыты глубинные слои его души, и во все стороны полетел пух, нематериальный и легкий, мгновенно обращавшийся в тлен, в труху — но я все же успевал ловить обрывки воспоминаний, и впитывал в себя, и возвращался, и возвращался…

Обрывок первый. Разговор с муровским опером Рудольфом Окоемовым, с которым у Виктора всегда были, мягко говоря, недружественные отношения. Место… Непонятно, туман. Неважно.

— …отберут лицензию, — Окоемов злораден и не скрывает этого.

— Я расследую смерть Винокура, это частное дело, — Виктор идет напролом, понимая, что бросается грудью на танк.

— Все признаки заказного… — голос Окоемова срывается, тонет и всплывает, это неприятное воспоминание и потому разорванное почти в клочья. — Отказано…

— Нет! — Виктор срывается на крик, это плохо, он не должен… — Я доведу до конца, потому что…

Он умолкает. Что он может сказать? То, что впервые в жизни столкнулся с силой, которая командует им? Эта сила — он сам, тот, кто находится в глубине и понимает значительно больше, чем его живущее моментом сознание. Барух ата адонай… Дьявол придет в мир, и никто не будет защищен от огня, того, что сжег Подольского, и Елену, жену Аркадия, и Метальникова, единственного, кого нашли среди трупов практически без единой царапины на теле, кроме… кроме черной маски на лице.

— …Лицензия аннулирована, — сказал Окоемов, и Виктор встал, я это понял, потому что лицо опера оказалось где-то внизу, скомканное и выброшенное памятью.

Несколько обрывков я упустил, да они и не содержали ничего важного — Виктор, видимо, пытался добиться защиты у старых друзей, и никто из них… Но это ведь ясно, не стоило и смотреть.

Обрывок разговора Виктора с Львом Подольским.

— Все и всегда объясняется материальным воздействием, — голос Льва Николаевича. — Все и всегда. Генрих занимался исследованиями в области слоистой наследственной памяти… Вы что-нибудь в этом понимаете?.. Я тоже.

— Памятью можно убить?

— Памятью можно покончить с собой! Пульса денура, этот еврейский удар огнем — глупость! Но энергия памяти реальна! Я знаю…

1 ... 61 62 63 64 65 66 67 68 69 ... 110

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Тривселенная - Песах Амнуэль бесплатно.

Похожие на Тривселенная - Песах Амнуэль книги

Стрельба из лука - Песах Амнуэль - Социально-психологическая
По делам его... - Песах Амнуэль - Социально-психологическая
Преодоление - Песах Амнуэль - Социально-психологическая
Бомба замедленного действия - Песах Амнуэль - Социально-психологическая
Посол - Песах Амнуэль - Социально-психологическая
Из всех времен и стран... - Песах Амнуэль - Социально-психологическая
Крутизна - Песах Амнуэль - Социально-психологическая
И затонула лодка... - Песах Амнуэль - Социально-психологическая
Летящий орел - Песах Амнуэль - Социально-психологическая
Чисто еврейское убийство - Песах Амнуэль - Социально-психологическая

Оставить комментарий