часа.
Как бы там ни было, домну «шотландского типа» начали ставить над вырытой заранее громадной ямой, закурились десятки маленьких коксовых печей. На черные работы, хотя и не очень охотно, пришли крестьяне окрестных сел – Александровки, Григорьевки, Семеновки.
Домики мистера Камерона становились в линию, заводской двор принимал очертания. И 30 декабря 1870 года священник из Григорьевки освятил новый заводской поселок, называвшийся поначалу Ливенским – по имени хозяина арендованных обществом земель.
Эта дата могла бы считаться датой основания Донецка. И считалась. По крайней мере, еще в 1945 году 30 декабря и отмечали День города по свидетельству известного донецкого краеведа Михаила Альтера. Затем дату приспустили на год назад в силу каких-то неведомых нам партийных игрищ. Возможно, кто-то не захотел отмечать 100‑летие Донецка в один год со столетием В.И. Ленина в 1970‑м?
Нам здесь важно другое, первые 164 рабочих и почти сотня техников инженеров – прокатчики, металлурги, горняки, химики, инженеры гражданские и военные, железнодорожники, геодезисты, геологи, – новый 1870‑й встречали в заснеженной промороженной насквозь степи. Сугробы в несколько метров, морозы под сорок и выше – вот, что ждало сынов Альбиона, поверивших посулам господ акционеров НРО.
В марте 1872 года на заседании Российского императорского технического общества адъютант шефа русского флота великого князя Константина Николаевича, бывшего мотором всей этой русско-британской затеи, лейтенант Леонид Павлович Семечкин докладывал результаты своей инспекционной поездки в Юзовку.
В дискуссию с ним по ряду вопросов вступил представитель самого знаменитого железнодорожного короля России Соломона Полякова инженер Петр Горлов, строивший железную дорогу и шахты в Донбассе. Тот самый, именем которого назван крупный город в ДНР, разбиваемый ныне уж пятый год подряд артиллерией ВСУ. В данном случае важно, что именно со слов Горлова мы знаем – в зиму 1870/71 года в центральном Донбассе почти четыре месяца подряд выли метели. Неудивительно, что около половины всех британцев слегло с разного рода болезнями, а то и просто умерли. Большая часть юзовских контрактников, этих первых дончан, предпочла бросить высокооплачиваемую работу в России и вернуться на родину.
Едва ли у сегодняшнего человека, живущего среди благ прогресса, есть право осуждать их слабость. Ведь сугробы и морозы были не единственными «неудобствами», как сказали бы склонные к «understatmen» британцы. Сейчас среди зелени донецких парков и пригородных рощ трудно представить себе, что тогда здесь не было ни деревца, ни кустика. Почти не было воды. Кальмиус – жалкая речушка, особенно в здешних палестинах. Ее воды не хватало на нужды завода, что уж говорить о нуждах людей.
Кстати, так будет еще очень долго. Американский романист Теодор Драйзер, посетивший Юзовку, ставшую к тому времени городом Сталино, в 1927 году с изумлением смотрел, как люди дрались в очереди за водой у немногих колонок и пунктов выдачи. Только вначале тридцатых город получит надежный водопровод.
Кроме того, британцам было невыносимо скучно и психологически невыносимо жить. Развлечений никаких, даже кабаков почти не было к тому времени. Языка не знали, физиономии сослуживцев примелькались, болезни косят одного за другим. Да еще с домной нелады.
Вообще-то изначально императорское правительство, соглашаясь на деятельность НРО в России, требовало начать выпуск рельсов к осени 1870 года. Но, как мы знаем, сроки пришлось корректировать.
Выпуск продукции должен был начаться в сентябре 1872 года. Поэтому домну ставили поистине стахановскими темпами, с дичайшими нарушениями технологий. Плюс погодка выдалась та еще – строителям в помощь. К тому же домну купили и привезли устаревшей конструкции, на Островах такие уже не ставили. И сам исполнительный директор Джон Юз мало понимал в металлургическом производстве. По профессии он был чистый прокатчик. Богато одаренный управленческими талантами, он был на удивление мало образован. Знавший его близко британский агент Баддели свидетельствовал – старик едва разбирал крупный шрифт заголовков газет.
Неудивительно, что, задув доменную печь 24 апреля 1871 года, британцы не смогли удержать нужную температуру, к тому же футеровка печи была выложена из бог знает какого кирпича, сделанного из бог весть какой глины. В итоге – «козел» – огромный ком застывшего недоваренного чугуна.
Позор? – Крах! Дело провалено, люди бегут, свои бегут, соотечественники. Это уже никуда не годится. После всех трудностей зимы, после этих проклятых русских морозов и казенного равнодушия! С кем? С кем работать?
Надо сказать, что положение директора Новороссийского общества Юза было отчаянным. Русские акционеры, прослышав о беде, прислали одного из авторов проекта по привлечению британцев к русскому рельсопрокатному делу – генерал-майора Оттомара Герна, англичане – Александра Огилви. Оба – с деловой хваткой. Оба – инженеры: Огилви – гражданский, Герн – военный, фортификатор и изобретатель первых русских подлодок.
Именно склонность к поиску нестандартных технических решений помогла Герну найти выход – под домной выкопали огромную яму, разобрали дно печки и в этой яме похоронили «козла». Теперь можно было строить рядом новую домну. Оставалось только дождаться новых техников и квалифицированных рабочих из Уэльса, материалов и денег.
А тем временем в будущую Юзовку тоненькими ручейками начали стекаться чернорабочие, которых оказалось надобно куда больше запланированного Юзом со товарищи еще в Англии. И были это мужики из русской глубинки.
Так начиналась Юзовка – Сталино – Донецк. На британский фундамент пришла русская деревня. Орловские, смоленские, тамбовские, курские да рязанские с казанскими мужиками подняли огромное дело. Оно стоило многих жизней и трудов. Но оно того стоило. Россия получила свое индустриальное сердце, которое позволило ей выстоять в кровавых перипетиях ХХ века.
* * *
Палыч собирался уже взять третий кофе. И с вожделением осматривал на початую бутылку виски Донны, представляя, каким может быть его вкус, смешанный с горячим раствором кофейных зерен. И тут в комнату не вплыла величественно и просто, как она делала это в два предыдущие дня, а вошла, чуть не вбежала, Донна.
– Палыч! Если хотите – плесните себе в кофе мой виски, и мне, si no es difícil, то же самое сделайте, как себе, в общем.
– Habla usted Español?
– Un poco. Не удивляйтесь, у меня много талантов. Хорошо, нам надо объясниться накоротке.
– Панаса ждать не станем? – Палыч уже понимал, что опять и опять, в который и который раз подступает то, что покойный Равилька называл «сменой декораций».
– Да куда он денется, – отмахнулась женщина, – без успешного завершения этой миссии он не сможет заниматься ничем, кроме сидения в изоляторе для националистов-рецидивистов. Но вот прямо сейчас. Пока его нет. Я хочу доверить вам одну вещь. Не спрашивайте ничего, но, прошу вас, примите это серьезно: с Панасом надо держать ухо востро. Совсем
