обществе победившей идеи капитализма и социального неравенства. Даже религиозные фанатики, сжигавшие в Средневековьи книги, в которых углядели ростки вольнодумства, не трогали книг, содержащих библейские и евангельские тексты. Даже в самый разгул фашизма в гитлеровской Германии жгли литературу, неугодную правящему режиму, но регулярно печатали «Mein Kampf» и труды пропагандистов национал-социализма. А вот такое тупое и бездумное уничтожение любых книг – от поэзии до справочников по общей электротехнике – поражало воображение и повергало в растерянность. Больше всего Вайсу хотелось треснуть по лбу Якоба набалдашником трости, но это неизбежно привело бы к потасовке, а то и кровопролитию, что не входило в планы мага-хранителя.
– Ты удивлён? – совершенно верно истолковал молчание Вайса хозяин бара. – Ты пришёл из краёв, где поступили иначе? Тогда ты прибыл издалека. Я о таких землях не слышал.
– Мы прибыли из очень далёких земель… – кивнул Вальдемар, придумывая «легенду» на ходу. – У нас созданы особые хранилища. Книги… Извини, я опять использую это слово. Так вот, они упрятаны надёжно и не могут смущать и прельщать умы. Но жрицы, которых мы называем библиотекарями, проходящие целый ряд ритуалов, в том числе и очистительных, время от времени входят в запретные подземные капища и пытаются отыскать на страницах древнюю мудрость.
Якоба аж перекосило.
– Ужасные нравы у вас царят…
– Это вынужденная мера, – пожал плечами Вальдемар. – Для передачи знаний прошлых поколений будущим. А вы как это делаете?
– Очень просто – старшие рассказывают младшим обо всём, что им пригодится в жизни.
– И они запоминают?
– Само собой. У нас есть сказители, которые придумывают стихи и поэмы, а потом разучивают с детьми.
Настал черёд Вальдемара морщиться.
– Это у вас такая поэзия?
– Прекрасная, на мой взгляд, поэзия. Ты не любишь стихи, Вайс?
– Люблю, но не такие.
– Вы странные люди, чужаки. Недавно к нам прибились двое. Они рассуждали так же, как и вы. Что-то лепетали о высоком предназначении стихов. Как по мне, передавать знания – самое высокое предназначение поэзии.
– И где теперь эти люди? – заранее попрощавшись с незнакомыми ему поэтами, спросил Вальдемар.
– Где, где… – проворчал Якоб, принимаясь за третий стакан. – Один сейчас беседует со стариками. Готовит поэму о том, как правильно вялить мясо про запас. Перед этим он придумал замечательные стихи о рыбной ловле. Дети запоминали на лету.
– А второй?
– Второй сидит позади тебя. Скоро он прочтёт нам стихи о том, как делать хороший виски, – усмехнулся Якоб. – Мне нравится как он сочиняет.
Вальдемар оглянулся.
Человек, прислонившийся к стенке, услыхал, что речь зашла о нём. Приподнял шляпу и слегка поклонился, не вставая. Одеждой он ничем не выделялся среди остальных посетителей бара. То же грубое полотно и кожа с меховыми вставками. А вот лицо и взгляд… Даже если бы Вальдемара не предупредили, что перед ним чужак, то он и сам заподозрил бы, что молодой человек не из этого мира. Благородство, которое не могли скрыть даже щетина на щеках и давно не мытые волосы. И ум, светящийся в глазах, как отражение синего неба с облаками в колодезной воде.
– Что ж… – сказал маг-хранитель. – Я тоже с интересом послушаю.
– Послушай, – не стал спорить Якоб. – Нам не жалко. Выпивка за мой счёт. Но ты не сказал мне, что же умеет твой друг Хельсинг?
Саша, до этого терпеливо дожидавшийся, когда же очередь дойдёт до него, взвёл большим пальцем курок револьвера.
– Я умею убивать, – негромко проговорил он. – Быстро и надёжно.
– Это штуковиной? – хмыкнул Якоб. – И как? Бьёшь в лоб? Она похожа не железную дубинку.
Саша огляделся по сторонам. Хитро прищурился.
– Таракана видишь? – указал он на дальнюю стену.
– Вижу. И что? Я их каждый день вижу…
В помещении звук выстрела из револьвера ударил по ушам, как кувалда. Зал заволокло едким пороховым дымом. В стене, там, где сидел блестящий чёрный таракан, появилась дыра почти в кулак. Всё-таки калибр имеет значение.
Посетители бара все, как один, привстали. Даже тот, что, казалось, мирно дремал, уронив голову на руки, вскочил, оглядываясь по сторонам. Но Вайс заметил, что у молодого поэта, в отличие от остальных, взгляд не был напуганным. Он явно знал, что такое огнестрельное оружие и чего от него ждать.
– Ну как? – Вальдемар повернулся к Якобу, который часто обмахивался щепотью. То ли крестился, то ли кидал что-то невидимое за плечо. – Хороша дубинка?
– Этот… – пробормотал хозяин бара. – Этот человек… Он мне нужен!
– Договоримся, – кивнул Вайс. – Нам придётся пожить у вас какое-то время. Мы будем рады оказаться полезными.
Якоб без раздумий поставил на стойку два стакана. Налил в них по половине из оплетённой лозой бутыли.
– За мой счёт! Вы мои гости столько, сколько захотите.
Маг-хранитель приподнял шляпу, поблагодарив лёгким кивком. Саша просто улыбнулся и сунул револьвер в кобуру.
Захватив выпивку, они присели недалеко от поэта – за соседний стол. Вайс принюхался к стакану.
– Какой-то брагой воняет… – едва слышно проговорил он. – Пить не рекомендую. Но делать вид, что пьёшь, придётся.
В подобных ситуациях Саша понимал с полуслова. Да он вообще был равнодушен к крепким спиртным напиткам, предпочитая лёгкие вина, особенно игристые. Вайс любил хороший виски, но нечто, налитое в стакан, он затруднялся приравнивать к благородным напиткам даже по названию.
Жиль, опасливо поглядывая на дыру в стене, ушёл. Картёжники вернулись к игре, напоминающей покер. Только вместо денег они использовали окатанные розовато-оранжевые камешки. Насколько Вайс успел разглядеть, ортоклаз или, как его ещё называют, калиевый полевой шпат. Возможно, где-то неподалеку из-под наносов выходят граниты или пегматиты.
«Ну, выходят и пусть себе продолжают выходить… – вздохнул маг-хранитель. – Пользы для аборигенов всё равно никакой».
Тем временем молодой поэт поднялся, вышел на средину зала. Вальдемар получил возможность разглядеть его получше. Усы. Небольшая бородка. Когда-то она была аккуратно подстрижена, но теперь отросла и топорщилась, как ни приглаживай. Сапоги, хоть и старые, затёртые, но высокие, напоминавшие ботфорты. И со шпорами! Откуда здесь шпоры, если и лошадей нигде не видно? Какие могут быть лошади в урбанистическом мире?.. Ну, точнее в постурбанистическом, но конезаводов тут точно поблизости не было. И самая «вишенка на торте»! На поясе поэта висела шпага. Скорее даже не шпага, а рапира приблизительно начала XVI века, если применить земное летоисчисление. Оружие, призванное пробивать сочленения доспехов – узкий длинный меч, который ещё не обзавёлся характерной для «мушкетёрской» шпаги сложной гардой. Можно, конечно, списать на чудачества творческого человека, но, поскольку здесь нет книг, то Александра Дюма (или кто там занимал здесь его нишу?) молодой человек явно не читал. Следует присмотреться к нему
