Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всплески снарядов батареи номер 25-А через равные промежутки времени вставали то по одну, то по другую сторону миноносца, который, разворачиваясь, медленно уходил в море. 315-я батарея не стреляла — берегла снаряды. Бой затихал, лишь Букоткин своим единственным 130-миллиметровым орудием старался подбить миноносец.
— Точнее наводить! — передал он команду на огневую позицию, хотя и знал: краснофлотцы старались вовсю.
— Товсь, залп! Товсь, залп! — командовал командир орудия, поднимая и опуская руку. Он явно торопился, боясь, что миноносец может уйти.
На пятой минуте снаряд угодил в палубу миноносца возле самого кормового орудия. Корабль загорелся, задымил. Потом еще одно попадание, еще…
— Так держать, друзья, — передал по телефону Букоткин. — Три попадания!
Дальнейших попаданий он не видел; миноносец окутался дымом.
— Дробь! — скомандовал Букоткин. — Побережем последние снаряды.
Разгоряченный, взволнованный, он спустился по шаткому трапу с вышки и пошел на огневую позицию. От холодного ветра тело быстро остывало, но вместе с этим нарастала боль растревоженных ран. В пылу боя он забыл о них, а теперь они давали себя знать. Режущая боль нарастала с каждым шагом, становилось трудно дышать. Не выдержав, он присел на валун и осмотрел бинты: раны кровоточили.
Подбежал Дубровский. Поняв, в чем дело, он бросился на зенитную батарею и вскоре прибежал обратно с запыхавшейся фельдшерицей.
Елисеев по телефону поблагодарил артиллеристов за успешную стрельбу.
Часа через три генерал Елисеев позвонил снова:
— Оставшиеся снаряды выпустить по закрепленным за вашей батареей целям. После этого орудия взорвать, из краснофлотцев сформировать роту и направить ее на фронт в распоряжение полковника Ключникова. Лично вам приказываю отбыть в госпиталь…
Букоткин пришел на первое орудие. Артиллеристы старательно смазывали механизмы после чистки.
— Сколько у вас осталось снарядов?
— Шестнадцать штук, — ответил командир орудия.
— Пятнадцать по фашистам, шестнадцатый для себя. Готовьте орудие к стрельбе.
Поздно вечером оба орудия были взорваны. Батарея номер 25-А перестала существовать.
Всю ночь Букоткин занимался формированием краснофлотской роты. Разбивал людей по стрелковым отделениям, назначал командиров, распределял оружие. Командиром роты он поставил старшину Воробьева, а военкомом к нему — секретаря комсомольской организации батареи.
Утром рота выстроилась на дороге возле огневой позиции. На бугре виднелось взорванное орудие. Его ствол продолжал смотреть в море, словно собирался стрелять по врагу.
Букоткин вышел на середину строя. Воробьев доложил ему, что рота готова к выходу. Букоткин медленно обвел взглядом настороженные лица подчиненных. Жаль расставаться? Нет, не то слово. Он знал, что многих видит в последний раз.
— Вы славно воевали, друзья, — срывающимся голосом сказал он. — Огонь нашей батареи немало потопил кораблей и уничтожил гитлеровцев. Но снарядов больше нет, а враг наступает. Сражайтесь так же хорошо и на суше.
Хотелось сказать, что он повел бы их в этот бой, да раны не позволяют.
Прощаясь, Букоткин каждому пожал руку, и рота зашагала по дороге. Остались лишь четырнадцать краснофлотцев, пробившихся с окруженной 43-й батареи. Обнялись, расцеловались.
— Не поминайте лихом, товарищ командир, — проговорил Дубровский, — а мы вас никогда не забудем.
Букоткин, не двигаясь, стоял до тех пор, пока последний человек не скрылся за поворотом.
Лишь на следующий день он добрался до 315-й батареи, да и то с помощью старика эстонца, который подвез его на лошади.
— Немедленно в госпиталь, и без разговора, — распорядился, увидев Букоткина, Стебель и приказал двум краснофлотцам на носилках отнести его в приемное отделение.
Сестра осторожно сняла с него окровавленные бинты, сочувственно, качая головой.
— Нина? Это вы? — узнал Букоткин девушку.
— Я Минна…
— Все равно. По-русски у нас называли бы вас Нина.
— Лежите спокойно. Вам нельзя говорить.
Начальник госпиталя внимательно осмотрел вскрывшиеся раны и, узнав Букоткина, сказал:
— Весь наш труд вылетел в трубу! Я же говорил вам, что нельзя выписываться из госпиталя.
Вражеские корабли снова приближались к бухте Лыу. Пять миноносцев шли с явным намерением обстрелять позиции защитников перешейка. Стебель открыл огонь по головному. Миноносец заметался, пытаясь сбить прицельную стрельбу. Он менял курс, замедлял ход, останавливался, резко устремлялся вперед, но всплеск неизменно следовал за ним и вырастал около бортов. Потом миноносец задымил и повернул в море, остальные корабли последовали за ним. Обстрел был сорван.
— Жаль, что не утопили, — сокрушался Беляков.
— Можно было бы, да снарядов, друг, с гулькин нос осталось, — оправдался Стебель. — Побережем на следующую встречу.
Немецкие корабли днем больше не подходили на дистанцию огня батареи. Зато ночью они подкрадывались к полуострову, давали два-три залпа и быстро отходили на безопасное расстояние.
Батарея молчала: оставшиеся снаряды были сосчитаны и предназначались для наземных целей.
Советское информбюро сообщило:
«27 сентября береговые батареи и корабли Краснознаменного Балтийского флота разгромили фашистскую эскадру…»
В этот же день на имя коменданта БОБРа поступила правительственная радиограмма:
«Гордимся вашими боевыми успехами. Отличившихся представляем к правительственным наградам. Крепко жмем ваши руки. ЖДАНОВ, ЖУКОВ».
Черная смерть
Роту, сформированную Букоткиным из артиллеристов батареи, полковник Ключников передал в распоряжение капитана Ковтуна.
Краснофлотцы заняли оборону в полуразвалившихся окопах. Утром ждали появления противника, но немцы за весь день не предприняли ни одной атаки. Зато их самолеты с утра до позднего вечера кружили над перешейком и беспрестанно бомбили передний край обороны моонзундцев. Из района Курессаре била тяжелая немецкая артиллерия, снаряды глухо рвались за поселком у дороги. Ей вторили минометы, обстреливая каждый метр площади от Рижского залива до северной части бухты Лыу.
С большими потерями защитники полуострова отошли к Каймри. Ковтун распределил участки обороны. Он прошел к краснофлотцам и показал, где лучше установить пулеметы, как оборудовать стрелковые ячейки и ходы сообщения.
— Самый трудный участок даю — дорогу! По ней фашисты хотят пройти на Церель. Ваша задача — не пропустить их, — сказал Ковтун Воробьеву. — Вашими соседями будет рота политрука Денисова.
Старшина Воробьев разместил краснофлотцев на вершинах холмов по левую сторону от шоссейной дороги и приказал окапываться. Он связался с начальником артиллерии, наблюдательный пост которого находился недалеко от деревни Каймри. Харламов корректировал огонь 315-й батареи и обещал Воробьеву в случае необходимости оказать огневую поддержку.
Дубровский рыл окоп, когда к нему неожиданно свалился сержант Сычихин.
— Ты с сорок третьей береговой батареи? — спросил он.
— С сорок третьей. А что? — удивился Дубровский.
— Дружки у меня там были. Сигнальщик Кудрявцев и радист Кучеренко.
Дубровский с силой вогнал лопату в каменистый грунт, тяжко вздохнул:
— Не вырвались они с нами. Вышло нас всего четырнадцать человек.
— Слышал я об этом, — тихо проговорил Сычихин.
— Девять человек с батареи нас всего осталось. Одного убило под Сальмой, а четверых ранило. А ты-то откуда? — спросил Дубровский.
— Связной полковника Ключникова.
— Значит, вместе будем бить фашистов…
Утро наступило серое, туманное. Заморосил холодный дождь. Воробьев напряженно всматривался в густую пелену, за которой в лесу прятались фашисты. Моросить перестало, видимость постепенно улучшилась, и командир роты увидел продолговатую поляну, тянувшуюся от залива к бухте Лыу. Над ней несколько ближе к холмам, около самой дороги, одиноко возвышался полукруглый бугор, где окопались пулеметчики Денисова.
Ждать долго не пришлось. Воздух вдруг прорезал ноющий свист, и сзади послышался сухой звук разрыва мины. Через минуту все вокруг свистело, рвалось, грохотало: немецкие минометные батареи начали обработку переднего рубежа обороны.
Потом стрельба прекратилась, и из леса на поляну выкатилась длинная цепь фашистов. За ней вторая, третья. Воробьев впервые видел врагов так близко, всего в каких-нибудь двухстах метрах. От волнения у него перехватило дыхание, он расстегнул крючки на воротнике кителя и выхватил из кобуры пистолет. С соседних холмов по фашистам застрочили два пулемета, вслед за ними защелкали винтовочные выстрелы.
- Очерки секретной службы. Из истории разведки - Ричард Роуан - Прочая документальная литература
- Стратегия и тактика в военном искусстве - Генрих Жомини - Прочая документальная литература
- Карательная медицина - Александр Подрабинек - Прочая документальная литература
- Дело командующего Балтийским флотом А. М. Щастного - Сборник - Прочая документальная литература
- Балтийский флот в революции. 1917–1918 гг. - Кирилл Назаренко - Прочая документальная литература
- 500 дней поражений и побед. Хроника СВО глазами военкора - Александр Коц - Военная документалистика / Военное / Прочая документальная литература / О войне / Публицистика
- Гибель парома «Эстония». Трагедия балтийского «Титаника» - Ютта Рабе - Прочая документальная литература / Публицистика
- Блокада Ленинграда. Полная хроника – 900 дней и ночей - Андрей Сульдин - Прочая документальная литература
- Крах плана «Барбаросса». Сорванный блицкриг. Том II - Дэвид Гланц - Прочая документальная литература
- В. И. Ленин и ВЧК. Сборник документов (1917–1922) - Владимир Ленин - Прочая документальная литература