Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весной сорок первого года она узнала, что снова в деревню на дядин адрес пришло письмо. Мама сообщала, что переписку им разрешили — большое счастье, хоть, конечно, писать тут уже особо некому, да и читать тоже… Что обещают вот-вот отпустить и даже, возможно, амнистировать. Тогда могли бы они вернуться в Белоруссию, в свою деревню Якушонки. Но она знает, что колхозники устроили в доме контору, и скоро он сгорел по их неосторожности. То есть жить им негде, а строить новый дом некому и не на что. Поэтому они уж лучше останутся здесь, на Урале…
Ольга в ту пору сдавала выпускные экзамены в училище и готовилась к поступлению в мединститут. Она все прикидывала, как выкроить времени и денег, чтобы навестить маму и сестер, — но вдруг загудела земля подземным гулом, с хрустом стронулись пласты истории, зашевелились, пошли — чтобы размять, расплющить, размазать миллионы и миллионы людей!.. — и вместо того чтобы ехать на Урал, она была зачислена медсестрой в полевой медсанбат.
Уже в начале июля их привезли куда-то под Тулу, поселили в казарму, частично обмундировали. Поначалу она получила солдатские штаны, тяжеленные ботинки сорок четвертого размера и обмотки к ним. Оказалось, однако, что обмотки несовместимы с простыми солдатскими штанами. Тогда взамен ей выдали защитного цвета галифе. В свою очередь, с обмотками и галифе никак не гармонировал серый плащик — вместо него ей пришлось облачиться в какую-то засаленную куртку. Гражданская вязаная шапочка тем более не сочеталась с казенным обмундированием, и на смену ей явилась пилотка. Пилотка тоже была велика, то и дело съезжала на самые глаза.
— Значит, так, — сказал старшина Можный, насмешливо озирая их строй. — Я как понимаю…
Он еще раз внимательно осмотрел каждую из тридцати пяти девушек. У половины из них обмотки уже размотались и конфузно сползли на шнурки ботинок. Лица испуганные, жалкие.
Можный вздохнул.
— Я так понимаю, — мягко сказал он. — Скоро вы шух-шугель отсюдова — и станете медсестрами. В атаку бегать вам не придется. Ваша забота другая — раненого бойца обиходить. И вернуть в строй. Верно?
— Верно! — пискнул кто-то с левого фланга.
Старшина недовольно насупился.
— Разговорчики! В армии рот разевает только тот, кого спрошено. Ясно?
Теперь никто и не пискнул.
— То-то… Вот, значит… Но!.. Как есть вы теперь военнослужащие, то и выглядеть должны браво, по-военному, чтоб фашист одного вида вашего боялся! Стало быть, первым делом научимся мотать обмотки… Но главное — вы должны знать оружие. Потому хоть и медсестрами будете, а еще бабка надвое сказала, как дело повернется. И не придется ли вам взять винтовку в руки!.. Поэтому — знать ее, родимую, как отче наш! Ночью разбудят — ну-ка, боец, что такое мулёк? или, к примеру, антабка! От зубов должно отскакивать! Для решения поставленной задачи дрючить вас буду, как цыган того медведя на ярмарке!.. — Он приосанился и свел брови. — Кто изучал винтовку Мосина образца тыща восемьсот девяносто первого!.. косая черта… тыща девятьсот тридцатого годов! — шаг вперед!
Почти весь строй качнулся и нетвердо шагнул. Ольга тоже шагнула — винтовку Мосина преподавали на осоавиахимовских курсах.
— Хорошо, — кивнул Можный, причем тон его не обещал ничего хорошего. — Посмотрим! Ну-ка! Ты!
И его толстый палец уткнулся в Ольгу.
— Я?! — переспросила она, озираясь.
— Головка от буя! — уже гремел гневный голос старшины. — Фамилия! Звание!
— Рядовой Князева! — неожиданно для самой себя нашлась она.
— Рядовой Князева! Перечислить названия частей винтовки Мосина!
Ольга вытянулась, вспомнив, что на курсах учили при ответе вставать по стойке «смирно».
— Ствол!.. ствольная коробка!.. отсечка отражателя!.. спусковой механизм!.. прицельное устройство!..
Физиономия Можного, при начале ее ответа имевшая весьма ироническое выражение, стала меняться к переживательному: ему уже нравилось, как она докладывает, он хотел, чтобы рядовой Князева довела дело до конца.
— Затвор!.. магазинная коробка с подающим механизмом!.. ложе!.. ствольная накладка!.. штык!..
Ольга запнулась, глядя на старшину вытаращенными глазами.
Старшина мучительно сморщился.
— И шомпол! — выпалила она.
Можный просиял.
— Во как! — сказал он. — Без сучка-задоринки! Молодец!
— Я и про затвор могу! — отважно крикнула Ольга. — Боевая личинка!.. стебель затвора с рукояткой!.. курок с пуговкой!..
— Отставить! — рявкнул Можный. — Это что за вольности?! Эх, рядовой Князева, вот и выходит, что рановато я тебе похвалу высказал! Встать в строй!..
…Через две недели пришло время принимать присягу. Как и устройство винтовки, они выдолбили ее назубок. В этом простом и грозном тексте все волновало, все заставляло невольно робеть — и только одно несколько смущало. В конце концов кто-то из девушек спросил старшину.
— Гм!.. — протянул Можный и повел было шеей, как он всегда делал в секунды недовольства или затруднения, но тут же решительно отрезал: — Так и читать! Это присяга вам, а не писулька попу за здравие! Тут каждое слово товарищем Ворошиловым выверено! Сказано — гражданин, значит — гражданин! Раньше вообще вон как было: я, сын трудового народа!.. Мы тут не в дочки-матери играем! Для кого-то вы, может, и гражданки, а для Родины — сыновья!
Их построили во дворе казармы.
— Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды рабоче-крестьянской Красной Армии, принимаю присягу и торжественно клянусь!..
Волнуясь, Ольга произносила тяжелые слова присяги, а сама представляла, как на вороном коне выезжает к ним народный комиссар обороны Клим Ворошилов и немного хмурится, слушая.
— …Быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным бойцом, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров, комиссаров и начальников!..
Холодело в груди — она знала, что сделает все, чтобы исполнить свою клятву.
— …Клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни!..
Осенние облака плыли над землей. Казалось, что и душа, переполненная жарким чувством любви и решительности, тоже плывет и взмывает.
— …Если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся!..
Назавтра их погрузили в теплушки. При первом взгляде на двухъярусные нары Ольге почудилось какое-то мельтешение перед глазами — словно мелкие бабочки или призраки. Но пощупала рукой — да нет же, все в порядке, никакие не призраки, твердо, сосновые доски. Просто, должно быть, детство вспомнилось.
* * *Бронников расхаживал из угла в угол, точь-в-точь как тигр в клетке зоопарка. Правда, тигр мечется по своему узилищу с утра до ночи, а Бронников, притомившись или поймав хвост какой-то мысли, резко садился за машинку, стремительно наколачивал несколько фраз. Перечитав, раздраженно прокручивал барабан и печатал абзац заново; окончательно испоганив лист, бросал его налево, а из дести справа брал чистый. При этом то и дело курил, запивая табачную оскомину чаем, от пары стаканов которого сердце начинало выпрыгивать из грудной клетки. Затем снова ходил, бормоча и чертыхаясь… Доведя себя до состояния тихой истерики, хватал куртку, кепку, сбегал по лестнице, вырывался на воздух с отчаянным вдохом человека, чудом всплывшего из-под воды. Ртутное солнце амальгамировало стогны града, перспектива улицы более всего напоминала никелированную чеканку. Не замечая холодного ветра, шагал по Арбату налево, к Гоголю, потом бульварами в одну или в другую сторону, с такой поспешностью топча мокрую тлелую листву, будто только полное ее уничтожение могло избавить его от муки безъязыкости.
Прочесав пол-Москвы, плелся назад, на галеры. В ритме шагов уже непременно бормоталось что-нибудь само собой на язык навернувшееся: «Как живет писатель… головы чесатель… табака куритель… облаков смотритель… Он не жнет, не косит… не прядет, не ткет… только кепку носит… задом наперед… Но под ней, обвислой… полушерстяной… столько всяких мыслей… просто ой-ой-ой!..» Покосив блудливым глазом в сторону винного, а то и заглянув ненадолго, возвращался в дом, устало переодевался, неспешно готовил немудрящий ужин. Затем что-то полистывал, что-то почитывал. К числу настольных книг прибавились два номера «Бюллетеня прессы Среднего Востока». Один за декабрь двадцать восьмого года, другой — январский двадцать девятого. В обоих по преимуществу трактовались вопросы восстания, поднятого самозванцем Бачаи Сако, то есть, дословно, «Сыном водоноса», а также усилия полковника Лоуренса по свержению законного правителя Афганистана Амануллы-хана. Он читал слипающимися глазами: «Поведение и поступки полковника Т. И. Лоуренса (короля без короны Аравии), которые всегда были таинственными и являлись как бы из тьмы, теперь после некоторых об’яснений, распространившихся в лондонских кругах, стали еще более таинственными. Из этих об’яснений явствует, что полковник Лоуренс назначен с секретной миссией в Афганистан для подготовки заключения какого-то договора между Великобританией и Афганистаном. В начале этой недели сообщалось, что полковник Лоуренс, переодетый под видом пира,[13] проживает в Амритсаре, где следит за коммунистической агитацией…» Встречалось много опечаток. Слог тоже оставлял желать лучшего. Одна из статей называлась «Англичане готовят нападение на СССР».
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Призвание: маленькое приключение Майки - Константин Кропоткин - Современная проза
- Билли Бадд, фор-марсовый матрос - Герман Мелвилл - Современная проза
- Снег, собака, нога - Морандини Клаудио - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Школа беглости пальцев (сборник) - Дина Рубина - Современная проза
- Солнце и кошка - Юрий Герт - Современная проза
- Аниматор - Волос Андрей - Современная проза
- Тоннель - Вагнер Яна - Современная проза