Форма входа
Читем онлайн Севастопольский камень - Леонид Васильевич Соловьев
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
молюсь, — невпопад ответил Кирилл. — Куды ж мне деваться теперь, золотой?
— Сам виноват.
— По-божескому… — начал Кирилл.
Доктор захлопнул дверь.
В оголенных полях сторожа дружелюбно кликали доктора, просили закурить. Падала роса, через брезентовые сапоги доктор чувствовал холодную влажность травы. Раздумывая о Москве, он незаметно ушел далеко. Прямая, гладкая река напомнила серым и тусклым блеском Ленинградское шоссе, и доктору до боли захотелось услышать автомобильную сирену. Было тихо. Где-то в страшной высоте, под самыми звездами, тонко и напряженно высвистывали утки — летели на юг. Верхушки стогов высились на том берегу, над белесым туманом. И доктору вдруг показалось, что когда-то он видел уже все это: и холодную реку, и выгнутый месяц, и стога, похожие на татарские шапки…
25
В это время шло заседание правления. Председатель заканчивал доклад об итогах уборочной и распределении урожая по трудодням.
Кузьма Андреевич сидел в тени, спиной к двери, и притворялся, что внимательно слушает. Тревожные и неприятные мысли, томившие его днем, не исчезли.
— Переходим к следующему вопросу, — сказал председатель, и в его руках появилась тетрадь в клеенчатой обложке.
— Это план, — пояснил председатель. — План колхозной жизни. Сочинял я его цельные полгода, а нынче хочу посоветоваться. Как мы должны идти к зажиточной жизни, то первое дело нам без электричества невозможно. Магистраль от нас за двенадцать километров, значит столбов…
Он развернул тетрадку. Он читал, бережно листая слипшиеся страницы. Окно обрывалось в черную бездну, и председателю не хотелось верить, что, перегнувшись через подоконник, он может ощупать сырую землю, ветхую завалинку и жгучую жесткую крапиву. И легко вообразить, что сидит он, Гаврила Степанович, с правленцами в новом доме, на втором этаже; сидит он и переговаривается с Москвой по телефону. Заседали всю ночь — рассвет, и бледно проступает в тумане колхоз. Он виден из окна целиком — большой, упирающийся в самую реку, устроенный точь-в-точь по записям в клеенчатой тетрадке. Столбы сжимают фарфоровыми кулаками провода и несут их далеко с пригорка в сырую низину, за двенадцать километров, к магистрали, а в самом колхозе провода расходятся к новой школе, больнице, свинарникам, коровникам, конюшням, амбарам, теплицам, инкубатору, мельнице, маслобойке и мужицким избам; все это белое, чистое, оштукатуренное снаружи, чтобы не схватило пожаром. В березовой роще — аллеи, скамейки, таблички; парни и девки ходят в рощу крутить любовь, а ребятишки — пить березовый сок, за что и бывают нещадно секомы ремнем или прутом, потому что родителей штрафуют согласно приказу за порчу стволов. И строится в березовой роще (председатель все-таки не смеет подумать, что уже готов, — только строится) театр, где будут спектакли и кино. Посреди всего этого великолепия, белого, чистого и просторного, обозначенного вывесками, ходит он, Гаврила Степанович, в городском пиджаке, в соломенной шляпе с черной лентой, в желтых полуботинках и объясняет приезжим экскурсиям новую жизнь.
Так думал председатель, читая свой план. Он взглянул на Кузьму Андреевича и осекся. Как хорошо он знал эти поджатые губы, ушедшие вглубь матовые, без блеска, глаза; и весь-то мужик сидит в такие минуты непронимаемый и бесчувственный, как идол, и на его широкой груди не шелохнется седеющая борода.
Председатель бросил тетрадь на стол. Правленцы молчали. Председателю хотелось крикнуть: «Да неужто все время канатами вас, идолов, с одной ступеньки на другую тащить!» Он остановился перед Кузьмой Андреевичем.
— Не ндравится? Испугался?..
— Чего ж пугаться? — возразил Кузьма Андреевич, обиженный председательским тоном. — Пугаться нам нечего. План твой — дело хорошее. Строиться нам так и так не миновать, с этим планом выйдет дешевле…
— Начало опять же есть, — подхватил, обрадовался председатель. — Силосная башня — раз! — Он загнул палец. — Коровник! Амбулатория! Товарищи правленцы!..
Кузьма Андреевич нырнул в тень. Собственные слова он понял как лживые и лицемерные.
— Начинать нужно с электричеством в этом году, — громко сказал он.
Правленцы молчали.
В сенях послышался шум, потом голос Тимофея: «Тише вы, обцарапаете!» Кузьма Андреевич высунулся в сени посмотреть и отступил, изумленный, пропуская Тимофея и двух его старших сыновей. Ребятишки несли какую-то длинную доску, скрепленную поперечинами. В комнате запахло сырой краской. Серьезный и торжественный, Тимофей перевернул доску. По бледно-голубому фону красовалась ярко-зеленая надпись:
ПРАВЛЕНИЕ КОЛХОЗА ВЛАСТЬ ТРУДА
— Как я на тяжелую работу не могу идтить, — сказал Тимофей, — и справку имею от доктора на цельный месяц, а днем я свободный, то сделал я вывеску.
Ему хотелось говорить убедительно. Он добавил:
— Масляная краска. Николаевская.
Помолчал и еще добавил, вздохнув:
— Бесплатно.
— Ну что ж, — сказал председатель. — Вывеска — тоже дело. Спасибо, Тимофей! Дурь-то, значит, выветрило из головы?
— Дурь! — торопливо ответил Тимофей. — Не отказываюсь, была дурь. Только городской доктор-профессор говорит, что эта дурь произошла от килы. Так прямо и сказал: «В твоей, — говорит, — голове от этой килы должна быть дурь. Гной на мозги бросился…» А нынче я прояснел.
Кузьма Андреевич потрогал вывеску пальцем.
— Отойди! — заорал Тимофей. — Не видишь — сырая! Лезут всякие…
Кузьма Андреевич опешил от такой дерзости, сам председатель никогда не кричал на него. Кузьма Андреевич нахмурился, готовя лодырю и нестоящему мужичонке Тимофею ответ, достойный лучшего ударника и члена правления. И не смог ответить, как будто Тимофей в самом деле имел право ему грубиянить.
— Нынче нам от этого плану податься некуда! — вдруг закричал он, опьяняя себя, бестолково размахивая руками. — Начало ему положено, верно, мужики!..
На полуслове он оборвал свою речь и подумал вслух:
— А доктор-то, Алексей Степанович, уезжать хочет.
Он нечаянно сказал это, хотел только подумать. Он испугался. Председатель требовательно смотрел на него.
— В Москву?
— В Москву, — ответил Кузьма Андреевич, и с этим коротким словом свалилась тяжесть, томившая его целый день.
Он прямо смотрел в председательские глаза. Потом грудью надвинулся на Тимофея.
— Ты с кем говоришь, а?.. Ты что орешь?..
Тимофей завял и молча отошел к двери.
Кузьма Андреевич, стыдясь сознаться, что намерения доктора были ему известны еще утром, сказал, что, выйдя на крыльцо, встретил Устинью, которая и сообщила ему об отъезде. Председатель огорченно выругался и начал составлять бумагу в райисполком. «Просим принять меры, — писал он, — как в колхозе без амбулатории жить невозможно…» Члены правления всполошились; Кузьма Андреевич облегченно и радостно торопил председателя, доказывая ему необходимость доставить бумагу в райисполком завтра же утром. Но это косвенное участие в задержании доктора не удовлетворяло его. Быстрым шагом он направился в амбулаторию.
— Ты кто есть — баба? — сурово сказал он Устинье. — Неужто удержать не можешь? А хвалилась!..
— Привязывать его, что ли? — закричала она.
— Эх!.. Вы, бабы, завсегда секрет имеете, как мужчинов к себе привязывать.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Севастопольский камень - Леонид Васильевич Соловьев бесплатно.
Похожие на Севастопольский камень - Леонид Васильевич Соловьев книги
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Апрель. Вальс цветов - Сергей Весенин - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
- Вальс цветов - Сергей Весенин - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
- Русские долины - Игорь Николаевич Крончуков - Классическая проза / Поэзия / Русская классическая проза
- Нос - Николай Васильевич Гоголь - Классическая проза / Русская классическая проза
- История села Мотовилово. Тетрадь 16. 1930-1932 - Иван Васильевич Шмелев - Русская классическая проза
- История села Мотовилово. Тетрадь 5 - Иван Васильевич Шмелев - Русская классическая проза
- Книжный на маяке - Шэрон Гослинг - Русская классическая проза
- Кукушонок - Камилла Лэкберг - Детектив / Русская классическая проза
- Как поймали Семагу - Максим Горький - Русская классическая проза
