несмотря на россказни.
– Однако… не слишком ли вы щедры, Свенельд Карлович? – сквозь зубы процедила тетушка.
Продолжение фразы «за чужой счет» вслух не прозвучало. Но напрашивалось.
Еще мгновение назад светившийся тихой радостью Ингвар зло зыркнул на Людмилу Валерьяновну.
– В соответствии со старанием и ситуацией, – невозмутимо ответил Свенельд Карлович. – Мой отчет по всем статьям расходов будет представлен владельцу цехов.
– С удовольствием взгляну, хотя полностью вам доверяю, Свенельд Карлович. – Митя кивнул.
– Я полагаю, отчеты по денежным делам тебя ни в малой мере не касаются, – высокомерно обронила тетушка.
– Касаются, конечно, – это же его цеха. – Удивленно вздернул брови отец.
– Но… – тетушка растерялась. – Они же в твоем имении, и… Ты ведь опекун, а Дмитрий еще слишком молод!
– Пусть учится вести собственные дела, – рассеянно отмахнулся отец. – А Свенельд Карлович поможет.
По выражению лица тетушки можно было подумать, что Георгия переложила в мясо перцу. Хотя всего было в меру.
– Касаемо же имения, весьма приятно, что мы смогли продолжить ремонт, и будем продолжать до самых холодов.
– Есть ли смысл, Свенельд Карлович? Вы же хотели поселить там артельщиков?
Бокал в руке тетушки звякнул резко до неприличия.
– Мужики в господском доме? Они же там всё разнесут!
– Мы обошлись без столь крайних мер. Мне удалось недорого нанять мастеров, которые весьма быстро поставили барак.
– А печки там есть? – неожиданно для самого себя выпалил Митя.
– Что, простите? – в изумлении обернулся Свенельд Карлович.
– Э-э… печки. Для тепла. И чтоб готовить, – вспоминая жуткие очаги у городских фабричных бараков, пробормотал Митя.
– Ты стал задумываться о положении работников? – поразился отец, словно выныривая из своих тягостных раздумий. – Общение с Адой Шабельской не прошло бесследно! Я рад.
«Не с Адой, а с Даринкой! Ада, при всем ее свободомыслии, милая домашняя девочка. Это из-за Даринки мне пришлось в барак и на фабрику таскаться и видеть то, что я видеть вовсе не хотел! Но теперь не могу забыть. У, ведьма!»
– Это ведь мои цеха, – не поднимая глаз от тарелки, пробурчал Митя. – Если там кто-то умрет… это будет моя вина.
Умрут и смотреть станут так же, как мертвый мальчишка на фабрике, хотя там Митя был вовсе ни при чем!
– Не волнуйтесь, Дмитрий, все сделано как в моем бывшем имении… бывшем имении моей бывшей супруги.
– Какие неприличности вы говорите, господин Штольц! При девочке! – возмутилась Людмила Валерьяновна.
На физиономии Ниночки было написано, что, если маменька сейчас погонит ее из-за стола, от вкусной еды и взрослого разговора, – она будет цепляться за скатерть и орать.
Штольц склонил голову, показывая, что принял замечание, и продолжил:
– Стены проконопачены, установлены печки, готовит специально нанятая кухарка.
– Можем говорить в обществе, что кухарка есть не только у нас, но даже у наших работников, – саркастически протянула тетушка.
– Это обычная практика при найме артелей. Но да, кухарку вы нашли великолепную, мои комплименты, Людмила Валерьяновна, – потянувшись за почками, тушенными в белом вине, похвалил старший Штольц.
Судя по тетушкиному лицу, в блюдах Георгии оказался не только избыток перца, но и уксуса.
– Простите, а почему имение Анны Владимировны – бывшее? – немедленно вычленил странность отец.
Митя с Ингваром украдкой переглянулись, и оба уткнулись в тарелки.
– А… – на лице Штольца появилось отстраненно-равнодушное выражение. – Анна Владимировна мне написала… Господин Лаппо-Данилевский имение заложил. Деньги понадобились.
– Он не мог, она же ничего не подписывала! – выпалил Ингвар.
– Что? – старший Штольц удивленно обернулся к брату.
– Ингвар хотел сказать, что господин Лаппо-Данилевский не мог заложить приданое жены без ее согласия, а с ее стороны было бы глупостью согласиться, – торопливо вмешался Митя, одаривая Ингвара зверским взглядом.
Тот смущенно потупился.
– Ингвар и впрямь именно это хотел сказать? – поинтересовался Свенельд Карлович, и Ингвар немедленно вспыхнул, как уличный газовый фонарь.
На помощь неожиданно пришел отец.
– Приятно слышать, что вы не пренебрегаете знанием законов, мальчики, – улыбнулся он. – Действительно, заложить имущество супруги – сделка весьма сомнительная. Тот же Волго-Камский банк никогда на нее не пойдет.
– Я списался с людьми, которые мне… скажем, обязаны… Сдается, совершенно все имения Лаппо-Данилевских заложены по нескольку раз и в разных банках. Так что для банков он и без того… сомнительный клиент. Сделка по имению Анны Владимировны заключена с частным лицом. Увы, с кем – неизвестно, документов я не видел, а мои знакомцы не знают.
«Зато я видел и знаю». Митя продолжал внимательно изучать свою тарелку, будто заинтересовавшись виньеткой на ободке.
– Что же, господа Лаппо-Данилевские… разорены? – с жадным любопытством спросила тетушка.
– Напротив… – Свенельд Карлович покачал головой. – У Ивана Яковлевича громадные планы. Завод «Коккерель» принадлежит уже не столько бельгийцам, сколько ему, в заводах «Шодуар» у него изрядная доля. Говорят, он даже выкупил долю Азовского пароходства – в преддверии запуска чугунки оно изрядно подешевело. Право, не знаю, на что он рассчитывает, но полагаю, господин Лаппо-Данилевский знает, что делает.
– Надеюсь, Анне ты так и ответишь, – буркнул Ингвар.
Пальцы его стиснули стакан так, что казалось, стекло вот-вот треснет.
– Это было бы крайне невежливо, – чопорно обронил Штольц, взглядом давая понять, что младший брат лезет не в свое дело.
Ингвар покосился на Митю и тоже уткнулся в тарелку.
– Что ж… – после недолгого молчания сказал отец. – Я вот тоже получил… письмо. Митя, твой дядюшка, князь Белозерский, завершил наконец дела, связанные с его отставкой. Пишет, что рассчитывал поспеть на твои именины или хотя бы на день рождения, но увы, никак. В течение этой недели он, твой младший дядюшка князь Константин и твой старший кузен Николай выезжают из Петербурга в Екатеринослав. Думаю, самое позднее на следующей неделе они прибудут на известную тебе станцию Хацапетовка.
Митя замер. Не шевелясь, практически не дыша. Втроем. Они едут – втроем. Видно, для надежности. Чтоб не сбежал.
– А они в самом деле князья? А подарок они тебе везут? На именины? – честно промолчавшая весь обед Ниночка не выдержала.
– Везут, – механическим голосом откликнулся Митя. – Княжеский.
Смерть. Во славу Мораны Темной и всех Моранычей. Что может быть лучше? Разве что преподнести его прямиком на именины, но тут не сложилось, увы-увы, придется немного обождать.
Из горла Мити вырвался короткий смешок, больше похожий на всхлип. Ингвар посмотрел с явным испугом.
– Вероятно, семейство Белозерских предложит Мите перебраться к ним в Петербург, – старательно не глядя на сына, сказал отец.
– Вероятно, – эхом откликнулся Митя.
Не на глазах же отца его убивать. Разве что потом известят, кем Митя стал. Но будет уже поздно.
– А я не хочу, чтоб Митька уезжал! – вдруг выпалила Ниночка и требовательно оглядела сидящих за столом. – У всех девочек здесь есть старшие братья! Или кузены! А у меня не будет? – Ниночка снова выставила вперед рожки, готовая биться за свое неотъемлемое право собственности на старшего брата.
– Митя будет твоим кузеном – там, в Петербурге, – с трудом сдерживая торжество в голосе, почти пропела тетушка. – Мы же не можем удерживать его здесь, вдали от его настоящей семьи.
Над столом повисла тишина. Отец аккуратно поставил бокал. Промокнул губы салфеткой. И словно бы хрустящим от холода голосом сказал:
– Я ценю твое внимание и такт, сестра. А также умение не повторять уже совершенных ошибок.
Митя даже вздохнул от удовольствия: все же иногда, когда хотел, отец мог дать фору и самым изощренным светским львам! Сказано ведь – и как сказано! Лишь бы не слишком тонко для провинциального ума.
Но судя по некрасивым красным пятнам, вспыхнувшим на скулах тетушки, ей хватило тонкости.
– Свенельд Карлович, я понимаю, что это немалый труд, но никто лучше вас не справится, а дело требует доскональности. Составьте, пожалуйста, отчет обо всех Митиных средствах, чтобы мы могли передать его Белозерским. Если Митя переберется
