дыры! Судья постановил, что условие в завещании твоего отца по сути невыполнимо. Я не запомнила всю юридическую чепуху, но теперь, когда процесс наследования подходит к концу, ты получишь свой траст уже на следующей неделе. Вот это удача, да?
Во рту пересыхает.
— Да… Полностью. Вау. Я… даже не знаю, что сказать.
— Ты так воодушевлена, что мои юристы пахали день и ночь, — саркастично говорит мама. — Знаешь, счет за их услуги будет немаленький.
— Конечно. Прости. Я правда ценю все, что ты для меня сделала. Спасибо. Искренне. Просто… Это так неожиданно.
— Неожиданно? — в ее голосе слышится обида, и у меня сжимается грудь. — Дорогая, но разве не этого ты хотела?
— Хотела, — выдыхаю я.
Только вот при мысли о том, что придется покинуть ранчо Лаки, мне кажется, будто я умираю.
Я не осознавала, сколько всего изменилось с момента моего приезда месяц назад, до этого самого момента. Потому что на самом деле изменилось всё.
То, как я отношусь к Хартсвиллю, к жизни на ранчо, к работе с скотом, к жаре, к животным, к ковбоям… и к Кэшу. Я влюбляюсь в это место. Во всё, что с ним связано. Но я также люблю свою работу, своих друзей и семью в Далласе. Я не хочу бросать свою жизнь там. Но я и не хочу уезжать с ранчо.
Мысли кружатся в голове. Я могла бы разделить свое время между Хартсвиллем и Далласом. Проводить недели здесь, а выходные там? Но тогда Уилер останется одна в течение большинства рабочих часов. А мне нужно быть в городе, когда коллекция запустится. Посещать мероприятия в местных бутиках, устраивать поп-апы у друзей.
Может, чередовать недели? Но Кэш не сможет так часто уезжать с ранчо. Да и в какой-то момент он начнет восстанавливать ранчо Риверс, а это значит, что свободного времени у него не останется совсем.
Господи. Я планирую будущее вместе с Кэшем.
Мы ни разу не говорили о будущем. Вообще. Полное молчание на эту тему заставляет меня думать, что мы оба просто избегаем разговора.
Я понятия не имею, что у Кэша на уме. Он не просил меня быть его девушкой. Но в то же время не отпускает меня от себя ни на шаг. Я ловлю его взгляд на себе целыми днями. И когда однажды я попыталась принять душ в Новом Доме, чтобы сэкономить время, он тут же пресек эту идею.
— Ты принимаешь душ со мной в домике, — сказал он. — Это лучшая часть моего дня.
Как я могла не растаять? С тех пор я не принимала душ одна.
Я замечаю, как его братья наблюдают за нами. Уайатт несколько раз упоминал, что Кэш изменился. Что он не был таким приятным человеком уже много лет и что в нем появилось какое-то новое оживление.
Я не рассказывала Уайатту о том, что мы с Кэшем делаем после работы. Это не моя новость, чтобы ее делиться. Но он и так знает.
Все знают.
И, как ни странно, Кэш оказался прав — люди, похоже, по-настоящему рады за нас. Никто не издевается, не кидает косых взглядов.
Я просто продолжаю приходить на работу, и все продолжают уважать меня за это. Все просто.
Резкий сигнал будильника выдергивает меня из мыслей. Я убираю телефон от уха, чтобы выключить его.
— Это твое напоминание про противозачаточные? — спрашивает мама. — Ты все еще принимаешь таблетки, верно?
Нахмурившись, я направляюсь в ванную.
— Конечно, принимаю. Что за вопросы?
— Просто проверяю, не забил ли тебе в голову какой-нибудь идиот-ковбой идиотские мысли.
Нет. Мой ковбой делает совсем другое.
Что бы мама подумала о Кэше? Она явно предвзято относится к ковбоям. Я понимаю, почему она так считает. Но Кэш другой. Он не идиот. И уж точно не болтун.
Он добрее, способнее и умнее любого парня, с которым я когда-либо встречалась.
Но он все равно ковбой. А быть с ним — значит быть в Хартсвилле. И это то, чего мама не понимает и не одобрит. Она уверена, что здесь нет никаких перспектив, особенно если речь идет о карьере за пределами фермерства.
Будет ли она меня ненавидеть, если я останусь? Будет ли обижаться за то, что я выбрала другой путь, нежели она?
Я почти в том же возрасте, в каком была мама, когда собрала наши вещи и уехала с ранчо навсегда.
Как заставить ее понять, что Кэш — другой? Что я — другая?
Мы с мамой похожи, да. Но в то же время мы во многом противоположности. Жизнь на ранчо была не для нее и это нормально. Долгое время я думала, что она не для меня тоже. Ее история была единственной, которую я знала.
Но теперь, когда я начала свою собственную историю, я сомневаюсь во всем.
У меня начинает болеть живот. Впервые за несколько недель.
— Не все ковбои — придурки, знаешь ли, — говорю я, доставая из верхнего ящика таблетки. — Люди здесь другие, да. Но в хорошем смысле.
Мама молчит. Полное молчание.
— Ты возвращаешься в Даллас, Молли.
Она говорит это твердо. Как факт. Но я слышу вопрос в ее голосе. Легкую неуверенность.
Она боится. Добро пожаловать в клуб.
— Разве мне не нужно подписать какие-то бумаги по завещанию? Я вернусь.
— Мои юристы готовы встретиться хоть завтра.
— Эм… не уверена, что смогу так быстро. Но постараюсь.
— Отлично. А потом ты продашь ранчо.
Я прижимаю большой палец к таблетке в блистере. До месячных осталось пара дней. Хотя это отстой, я знаю, что Кэша это не остановит. Но это точно добавит проблем. Да и я сама не чувствую себя особенно сексуальной в такие дни.
— Послушай, мам, я пока ничего не решила…
— И что ты собираешься делать с ранчо, Молли? Это на тебя не похоже. Я толком не разговаривала с тобой уже две недели. Даже больше.
Неужели так долго?
Я смотрю на блистер и понимаю, что да — прошло больше двух недель.
И ещё… Я на третьем дне последнего ряда таблеток. Обычно месячные приходят на первый день. На второй максимум.
Резкий холодный страх пронзает меня.
Моргнуть. Посчитать. Моргнуть и снова посчитать.
— Мы все по тебе скучаем, дорогая, — продолжает мама. — Я на днях встретила Уилер, и она сказала то же самое.
О, Боже. У меня задержка.
Она никогда не бывает.
В памяти вспыхивают моменты: Кэш внутри меня. В постели. В душе. В ванне. На кухне.
Я всегда принимаю таблетки вовремя. Ну, почти. На ранчо режим
