И уйти.
Я поворачиваюсь к плите и зажигаю конфорку. Мне не нужно спрашивать, хочет ли Кэш сыр в омлете или острый соус на гарнир. Ему не нужно спрашивать, добавлю ли я сливки и сахар в свой кофе. Теперь мы знаем друг друга. И мне нравится знать Кэша так.
Я выдавливаю улыбку.
— Обожаю это.
Глава 25
Кэш
ПРЕКРАСНЫЙ БЕСПОРЯДОК
Мы лежим в ванне спустя неделю, когда я влюбляюсь в Молли.
Это случается внезапно. А может, происходило всё это время, и только теперь, благодаря пузырькам и её звонкому смеху, осознание наконец оформилось.
Она сидит у меня на коленях, лицом ко мне. Вода горячая. На поверхности плавают маленькие горы пены, оседая на её коже лёгкими облачками. Это была идея Молли — она настояла на пене, а моя девочка всегда получает то, что хочет.
Но я взрослый мужик, у меня нет пены для ванн. Пришлось выдавить немного своего геля для душа под струю воды, пока набиралась ванна. И сработало это даже слишком хорошо — теперь нас окружает пена.
Столько, блин, пены.
Я отмахиваюсь от неё.
— Чувствую себя пятилетним.
— И это проблема потому что?
— Потому что это бардак, — бросаю взгляд на пол, который тоже покрыт пеной. — И полный абсурд.
Молли улыбается, обхватывает меня руками за шею и прижимается грудью к моей груди:
— Жаль, что тебе не нравятся бардак и абсурдные вещи, потому что я именно такая.
Мы трахались, наверное, уже пять тысяч раз за эту неделю — в последний раз минут двадцать назад, в постели (мы даже пропустили вечернюю программу Frisky Whiskey в Рэттлере). Но мой член всё равно дёргается.
Прикосновения к ней, секс с ней только разжигают мой голод. Потому что именно так это и ощущается — голод, который я могу утолить, только находясь внутри неё, рядом с ней. С ней.
А что, если она снова не захочет остаться на ночь? Хотя, если подумать, она спала здесь каждую ночь с той самой пятницы, когда я привёз её домой из Рэттлера. У нас сложилась отличная система: я провожу её к себе примерно через час после ужина. К счастью, темнеет теперь раньше, и, насколько я могу судить, никто нас не видел.
Стоит нам переступить порог, как мы срываем друг с друга одежду. Потом либо принимаем ванну, либо валяемся в постели. Часто Молли достаёт ноутбук и работает, а я стараюсь не тереться о её ногу, как озабоченный пёс, в которого она меня превратила.
Я люблю смотреть, как она работает. Она сосредоточенная, внимательная и чертовски талантливая. Больше всего мне нравится наблюдать, как она разрабатывает дизайн своих ботинок. Мне нравится, когда она спрашивает моего мнения — будь то возможная коллекция более удобных сапог для верховой езды и работы на ранчо или макет сайта Bellamy Brooks. Это даёт мне ощущение, что я важен для неё не только из-за своих ковбойских шляп.
Хотя эта часть её тоже вполне устраивает.
Я хватаю её за бёдра, обхватывающие мои ноги, и сжимаю их. Улыбаюсь так широко, что уже начинает побаливать челюсть, но мне плевать.
— Признаю свою ошибку. Может, бардак — это не так уж и плохо.
— Мне нравится бардак. Он настоящий. — Она наклоняется и легко прикусывает мой рот. — А пена делает его весёлым.
Отклоняясь назад, она зачерпывает горсть пены и начинает аккуратно наносить её мне на лицо, будто намыливает крем для бритья.
— Знаешь, если бы в тот день, когда ты впервые привёз меня сюда, ты сказал, что я снова окажусь в этой ванне, но уже с тобой, я бы просто рассмеялась тебе в лицо.
Я люблю наблюдать, когда она чем-то увлечена. Между её бровями появляется крошечная складка. Губы слегка надуты, в глазах — искорки смеха и сосредоточенный интерес.
Несмотря на горячую воду, от её нежных прикосновений у меня по рукам пробегает дрожь.
— Почему? Тебе нравится ванна. Мне нравится ванна. Мне нравишься ты.
Она ухмыляется.
— Забавный у тебя способ это показывать.
— Я тебе уже достаточно показал. — Я слегка двигаю бёдрами, прижимаясь к её центру.
Она замирает на секунду, дыхание сбивается, в глазах вспыхивает тёмный огонь.
— Как ты вообще ещё жив после этой недели?
— Я работаю на ранчо. У меня выносливость.
Хотя такой уровень выносливости нов даже для меня. С прошлой пятницы я не спал больше трёх часов подряд. Голод по Молли настолько сильный, что посреди ночи он меня просто будит. И я не могу снова заснуть, пока не насыщусь ею.
К счастью, по выходным я наконец-то могу поспать днём — впервые за… черт знает, сколько лет. В прошлую субботу я мгновенно вырубился после завтрака и секса в постели. Проснулся уже в середине дня — Молли спала у меня на груди.
Когда я проверил телефон, не было ни одного пропущенного вызова или сообщения. Я ещё утром, за чашкой кофе, позвонил Уайатту и сказал, что он за главного на день.
Он молчал целую минуту, а потом спросил:
— Кто это, и что ты сделал с моим братом?
Я рассмеялся и бросил трубку.
Конечно, что-то на ранчо пошло не так. Всегда так бывает. Но что бы там ни случилось, наша команда справилась без меня.
И это… приятно. И странно.
И чертовски приятно. Несмотря на хронический недосып, я больше не чувствую, что весь мир висит у меня на плечах. Впервые за долгие годы в голове ясность, в груди — лёгкость.
И самое главное — я точно знаю, чего хочу. Хочу, чтобы эта девушка осталась. Хочу больше таких ленивых вечеров. Хочу делать то, что хочется мне. А не то, что должен.
Не то, чего ждут от меня другие.
Это моё время. Чувствуется, будто я наконец забираю его обратно. То, что всегда должно было быть моим.
Молли наносит остатки пены мне на усы и откидывается назад, оценивая свою работу. Когда она улыбается, по-настоящему, так, что тёплый свет зажигается в её карих глазах, у меня внутри всё переворачивается.
— Милый Санта-Клаус, — говорит она.
— Санта-Клаус? — Я смеюсь, проводя ладонями вверх по её бокам, большим пальцем находя её соски. — Я надеялся, что это больше похоже на крутого парня из рекламы пива.
Она игриво выгибает брови.
— Скажи это. Хо-хо-хо.
Теперь мы оба смеёмся. Это лёгкость, эта глупость момента — для меня нечто совершенно новое.
И это чертовски прекрасно.
Я смахиваю пену с лица и размазываю её по её коже. Она пытается
