Форма входа
Читем онлайн Сочинения в двух томах. Том второй - Петр Северов
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Странно, однако к такому поступку Варичев шел уже давно. Он понял, что теперь лишь выразил себя; длинная цепь событий вела его к этому. Он всегда хотел быть впереди. Нет, он не мог видеть себя рядовым. Вот он помнит зиму тридцатого года, корабль, замерзший во льдах, свет луны, густой и дымный над пустыней торосов. Три месяца дрейфовал по Берингову морю корабль. Матросы по утрам скалывали вдоль его бортов лед. Глубокой ночью, в немой тишине, Варичев нередко просыпался и подолгу лежал с открытыми глазами: ему чудилось слышным движение льдов. Тихий звон несся откуда-то снизу, из трюмов. Каждая заклепка и доска переборок проникалась этим лихорадочным звоном…
Накинув теплый бушлат, Варичев выходил на палубу. У трапа, весь серебряный от инея, дежурил вахтенный матрос… Залитая лунным светом пустыня лежала вокруг, в мглистом, сияющем тумане тонули ее горизонты; это был лунный мир — мертвый, окаменелый, — холодным огнем горели кристаллы льда, смутные тени дрожали и таяли над равниной.
Теперь такой далекой и совсем нереальной казалась та большая жизнь городов, железных дорог, веселых селений, как будто действительно все зигзаги и петли дрейфа были самим Стиксом, как нередко шутил капитан.
Варичев много знал о зимовках, но то, что пришлось ему самому увидеть и пережить бесконечной ночью в тридцатом году, нисколько не было похоже на рассказы полярников — обыденней, проще и, главное, неизмеримо скуднее оказалась эта жизнь. Она упорно ставила его в ряд, по какому-то необъяснимому ранжиру, а он все время как бы сдерживал свой бунт.
В конце января, после четырех дней пурги, в ясное морозное утро, Варичев поднялся в каюту капитана. Это был старый полярник, потомственный моряк, он даже помнил времена парусного флота.
Наклонив седую голову, он молча выслушал штурмана, потом поднялся из-за стола, медленно прошелся по каюте. Варичеву показалось — для капитана не был неожиданным этот утренний визит. Кажется, он ждал его именно сегодня. Едва обернувшись, он сказал:
— Я понимаю вас…
И за все время, пока, немного сбиваясь, Илья излагал свой план, капитан не сказал ни слова, только перекладывал бумаги на столе.
На корабле было десять пассажиров. С этой группой опытных, бывалых, но береговых и утомленных рейсом людей Варичев решил добраться до материка, чтобы дальше, на оленях, они выехали в Анадырь и на фактории.
Капитан согласился. Он крепко пожал ему руку и внимательно заглянул в глаза. Вечером он вручил Варичеву письмо к начальнику фактории.
Уже на другой день рано утром Илья покидал корабль. Он уходил с корабля, не успев даже проститься со всеми, ему самому не было понятно, почему он так спешил.
Когда на третий день пути впереди показались белые, едва различимые взгорья Чукотки, несмотря на усталость, он смеялся и пел. Чего стоили эти три месяца, проведенные во льдах!
Отдохнув три дня на фактории в теплом просторном доме, где от печки пахло свежей сосной, где спокойная мебель стояла у стен уверенно и прочно, а за окном тонкая береза качала белыми ветвями, Варичев стал собираться в обратный путь. Долго и тщательно увязывал он свой мешок, затягивал пояс на полушубке, проверял компас.
В стекла окна стучался крупный снег. Он шел отвесно, и за время сборов, за эти два часа подготовки, Варичев заметил, что снегопад усилился, что на большом оттаявшем стекле вырос колючий узор.
В комнате находились все десять пассажиров, с которыми прошел он семьдесят миль. Это был крепкий полярный народ — геологи-разведчики, ихтиологи, звероловы. Здесь, на берегу, они чувствовали себя уверенно и спокойно. Сидя на лавках у стены, они молча смотрели на штурмана. Никто не отговаривал его. Еще в пути Варичев сказал: «Я вернусь на корабль».
Что ж, этого требовало дело. Уже завтра половина людей уйдет в тундру, к далеким селениям на золотые прииски Колымы, к Анадырю… Другие пойдут на север по пустынным берегам… Этого тоже требовало дело. Слово, сказанное штурманом, уже было началом дела. Он сам это хорошо знал. И он не ждал ни уговоров, ни длинных напутствий. У двери, в чехле, смазанное машинным маслом, проверенное, ожидало его ружье. Осталось проститься с начальником фактории. Начальник вышел на полчаса покормить собак.
В последний раз в этой теплой комнате Варичев закурил папиросу. Душистый и ощутимо теплый дым заволок перед его взором окно. Он закрыл глаза. В комнате по-прежнему стояла спокойная тишина. Да, это был Север. Варичев знал и Юг — звездные ночи над Черным морем, музыку, доносящуюся из садов, на высоком мостике, сверкающем чистотой, невозмутимо-спокойного штурмана в белом кителе. «Курортные моряки» — он сам это говорил иногда о черноморцах. Его тянуло сюда — к суровым далеким берегам, где человек проверяется каждый день, как проверяется кремень добыванием огня.
Варичев не вернулся на корабль. Ожидалась пурга. Через сутки, впрочем, прояснилось, но ведь корабль не стоял на одном месте, его несло по морю неизведанными, таинственными путями дрейфа.
Он видел сочувствие в глазах спутников. Несколько раз он заново собирался в дорогу. Но каждый лишний час все отдалял возможность возвращения, — а корабль уходил неизведанными путями, — и, наконец, стало ясно, что здесь, в этом спокойном и светлом доме, Варичеву придется жить до весны.
Он гордо примирился. Четыре месяца прожил он на фактории, называя эти месяцы «веком пытки», и лишь весной возвратился в порт. Едва сойдя с корабля, он многое узнал. Спасая судно и грузы, команда, его матросы, те самые моряки, каждого из которых он знал так хорошо, оказались стойкими до конца. В пургу и метель, во льдах, они сумели починить сломанный винт. Пятнадцать дней они жили на льду, но не покидали судно. Они вырвали его из ледяного плена, спасли от верной гибели и возвратились в родной порт. Они возвратились героями… Варичев остался в стороне. Он вскоре узнал, что капитан ушел на другом корабле в тропический рейс и даже все матросы находятся в рейсе. Больше он не расспрашивал ни о чем. Понятно, он не мог спокойно разобраться во всех событиях этой зимы. Да, он не вернулся на корабль. Оказывается, он должен был вернуться. Хотя бы попытать счастья. Местные охотники готовы были помочь. Но разве забыли здесь, в порту, четыре месяца пытки, выдержанной им, ледяную скуку фактории?
Сколько раз вспоминал он свой путь через льды до мельчайших подробностей, словно все это было недавно.
Сейчас, на крутой, стремительной волне, задыхаясь от ветра и ливня, он снова видел и корабль, слабо дымящий в белой безлюдной пустыне, и лицо капитана, и его задумчивый взгляд, и едва различимый берег за синеватыми грядами торосов.
Он не был трусом, это многие знали, с кем приходилось ему служить, хотя, уже долгое время приглядываясь с каким-то постоянным, осторожным интересом к людям, прислушиваясь к особенностям их речи, наблюдая характеры, он отметил, что большинство моряков даже не замечало всей значительности своих поступков. Он видел больше других, и на себя самого, одинокого, на мостике обреченного корабля, он, пожалуй, мог посмотреть и глазами Горюна, и глазами капитана. Так похожи были эти люди на сотни других… Смогут ли они понять его подвиг?
Варичев упорно думал об этом, о последних минутах на «Дельфине», сейчас, когда в жизни больше нечего было избирать, он как бы подводил итоговую черту под своими тридцатью пятью годами.
Позже, на берегу, он часто вспоминал эти долгие часы борьбы с тяжелой сокрушительной силой шторма. Он знал, что берег близко. Авария «Дельфина» произошла в двадцати милях от берега. Сколько миль пронесся корабль на вест, в кипящем буруне? Но, уже теряя последние силы, Варичев все же держался на воде. Он говорил себе, что глупо выгадывать последние считанные минуты, и по-прежнему укрывался от гребней, в тупом и щемящем чувстве, в создании маленькой своей судьбы.
Грохот моря возрос. Уже ослабела жестокая сила шквала. Но грохот, медленно переходящий в тяжелый и непрерывный звон, с каждой минутой нарастал. Неожиданно летящий гребень ударил Варичева в затылок. Тонко, как сталь, пена запела в ушах. Стало темно… Больше не мелькали перед глазами серые клочья вала. Словно огромный гудящий колокол опустился над Варичевым. И сама кипящая вода стала медным ревом. Он опускался все ниже и ниже, этот огромный колокол, и Варичев уже не плыл — летел в ревущем потоке тьмы, в потоке рева, — он ощутил внезапную быстроту полета, и вдруг с изумлением понял, что это грохочет прибой. Но что было там, впереди; остров, или только мели, или материк? Если он еще не оглох, если было правдой то, что он слышал, — как далеко был берег? Варичев слушал — гул возникал где-то близко, словно под ним; легкий булыжник толкнул его в плечо, значит, он уже находился на самой линии прибоя.
Он слышал землю, тяжкое содрогание берега, глухое и короткое эхо, летящее над волнами. Ничего не было видно во тьме, хотя он снова различал перед глазами серую клубящуюся пену. Здесь, у самого берега, Варичев понял, что тонет. Пройти через прибой у него не хватало сил. Он опустил застывшие руки, и тяжелая волна с разлета накрыла его, холодная, горькая вода хлестнула в горло.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Сочинения в двух томах. Том второй - Петр Северов бесплатно.
Похожие на Сочинения в двух томах. Том второй - Петр Северов книги
- Избранное в двух томах. Том первый - Тахави Ахтанов - Советская классическая проза
- Где-то возле Гринвича - Олег Куваев - Советская классическая проза
- Собрание сочинений в 4 томах. Том 1 - Николай Погодин - Советская классическая проза
- Из моих летописей - Василий Казанский - Советская классическая проза
- Москва – Петушки - Венедикт Ерофеев - Советская классическая проза
- Избранное в 2 томах. Том первый - Юрий Смолич - Советская классическая проза
- Афганец - Василий Быков - Советская классическая проза
- Юность, 1974-8 - журнал «Юность» - Советская классическая проза
- Собрание сочинений в трех томах. Том 3. - Гавриил Троепольский - Советская классическая проза
- Струны памяти - Ким Николаевич Балков - Советская классическая проза
