Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я снова перевожу взгляд на миндальное дерево. На Ван Гога оказали влияние японские гравюры того времени, этот факт наиболее очевиден в его «Цветущем миндальном дереве». Мой разум мечется между реальностью и картиной, картиной и реальностью. Над миндальным деревом Ван Гога запечатлено самое лучезарное и чистое голубое небо, которое он когда-либо рисовал. Он задумал эту картину как подарок на крестины своему маленькому племяннику, названному в честь него Винсентом.
– Я люблю тебя, – шепчу я, обращаясь, конечно, к дереву.
– О боже, – произносит Джейд, но она не смеется, как обычно.
Я не говорю Джейд, что, возможно, я признаюсь в любви человеку, чья картина изменила мою жизнь в лучшую и одновременно в худшую сторону.
Но я постоянно думаю, что лучший способ любить Бога – это любить много всего. Вот что он сказал.
Может быть, моя проблема, Винсент, в том, что я люблю слишком многое, слишком сильно. В который раз мои мысли возвращаются к Джулиет. Какие же однообразные у меня мысли! Я заставляю сеья вернуться к картине, которая стоит между мной и Джейд, как слон в комнате[77].
Пока мы в тишине впитываем окружающую нас красоту, я чувствую призрак человека, который занимает наши мысли. Мы точно образовали четырехугольник – Джейд, я, Серафина и художник по имени Винсент Ван Гог.
– Ты расскажешь мне о своей семье? – наконец прошу я. Страх охватывает меня, когда я понимаю, что мы уже не сможем вернуться к Джейд и Викс, которыми были до этого. Каким-то образом я понимаю, что произнесенное здесь изменит все. Простит ли она меня? Я понятия не имею.
Джейд тоже смотрит на миндальное дерево. Интересно, думает ли она о том же, что и я, о секретах и лжи, которые мы хранили. О Ван Гоге, о его непростой жизни и тех прекрасных полотнах, которые он создал.
Когда она переводит взгляд на меня, ее лицо становится пепельно-серым, и я догадываюсь, что она думает не о печальной участи Ван Гога, а о судьбе других людей. Я понимаю, что ее мысли заняты не нашими тайнами, а другими, куда более старыми загадками.
– Да. Пришло время рассказать друг другу все, тебе не кажется?
* * *
– Мой отец вырос в зажиточной семье, в районе Ла-Ютери в Сен-Реми. Его отец был коммерсантом. Его мать души в нем не чаяла. Он родился в 1932 году, ему было восемь, когда нацисты захватили власть во Франции. Париж пал в 1940 году, четырнадцатого июня – в день его рождения. Папа помнит, как его мама пекла ему шоколадный торт, но в тот день она так сильно плакала, что слезы капали на глазурь.
– Твои бабушка и дедушка знали, чем им это грозит? – спрашиваю я. Минуту назад было солнечно, ослепительно, и вдруг над нами нависли тучи и все потемнело. Я потираю свои обнаженные плечи, по которым теперь бегут мурашки.
– Папа говорит, что они пытались оградить его от страхов. К тому же они были богаты и надеялись, что смогут избежать проблем. Но до них доходили слухи о депортациях, лагерях. Особенно когда все это началось в Париже. И когда евреям Воклюза пришлось зарегистрироваться.
– Зарегистрироваться, – повторяю я, чувствуя тошноту.
– Да. Они подумывали о переезде в Ниццу или Марсель, которые в то время не были оккупированы, как Сен-Реми, к тому же там, на побережье, они могли бы взять лодку и сбежать. Но у них была прекрасная жизнь в Сен-Реми, и они решили, что в случае необходимости всегда смогут быстро добраться до побережья. Кроме того, они думали, как и все в то время, что это скоро закончится.
– Это не закончилось, – бормочу я.
– Нет. – Джейд закрывает глаза. Ее лицо выглядит достаточно спокойным, но я замечаю, что ее пальцы сжимаются в кулаки. – Нет, этого не произошло. В сорок втором году немцы оккупировали юг Франции, и именно тогда семья моего отца, наконец, начала действовать. Ходили слухи, что будет массовая депортация. Да, у родителей моего отца были деньги, но их основное богатство составляли две невероятно ценные вещи. Одной из них была картина, которая висела в кабинете моего деда. Это была особенная картина, которая появилась в семье особым образом. Они не афишировали ее. Они даже не рассказывали о ней своим самым близким друзьям. Они не планировали расставаться с ней, пока судьба не заставила их это сделать.
У меня в горле образуется комок, потому что конечно же я видела эту картину. Я держала ее в руках и теперь чувствую вину и стыд. Никогда за миллион лет я не подумала бы, что она когда-то висела в доме семьи Джейд.
– Вторая «Звездная ночь», – шепчу я, и мысленно переношусь в тот день в гардероб Серафины почти двадцать лет назад, когда она оставила меня, поручив секретное задание. Это был одновременно лучший и худший день – стоять перед этим шедевром. Я читала, что Ван Гог пытался покончить с собой, проглотив свои краски и скипидар всего за несколько недель до написания картины «Звездная ночь». По всей вероятности, после той неудачной попытки самоубийства он использовал для ее создания остатки этой краски. И мне было поручено смотреть на густые мазки в технике импасто[78] всего в нескольких дюймах от моего лица – и прятать их.
Что ж, никто меня к этому не принуждал. Спустя десятилетия после свершившегося факта я чувствую это – свою утраченную порядочность. Я и тогда это чувствовала, но легче отогнать подобные чувства, когда тебе чуть за двадцать. Легче быть плохим человеком, человеком с шаткими моральными устоями. Ты думаешь: «Скоро я стану тем, кем буду гордиться». Но потом годы укладываются друг на друга, как кирпичики джанги. Уберите один из них, и вся прочная башня, на которую ты надеялся, рушится.
– Да, – подтверждает Джейд. – Правильно. Невероятная «Звездная ночь», о существовании которой, помимо слухов, мало кто знает. Видишь ли, бабушка моего дедушки – моя прапрабабушка – была медсестрой в этом самом санатории.
– Ух ты! Боже мой!
– Да. Очевидно, она была добрейшей женщиной. Именно она дважды в неделю делала ванну Ван Гогу. Они беседовали. Она говорила, что он умный. Чрезвычайно умный, начитанный и красноречивый. Она называла его самым здравомыслящим пациентом в санатории. Все это передавалось по наследству. Семейные предания, я полагаю. Папа помнит истории, которые рассказывали ночью при свечах. Каждый раз, когда она купала его, Ван Гог описывал папиной прабабушке, что он рисует. Он пообещал, что нарисует что-нибудь и для
- Нечто в воде - Кэтрин Стэдмен - Криминальный детектив / Триллер
- Сборник 'Пендергаст'. Компиляция. Книги 1-18' - Дуглас Престон - Детектив / Прочее
- Когда звезды чернеют - Пола Маклейн - Детектив / Триллер
- Мерцание во тьме - Стейси Уиллингхэм - Детектив
- Нечем дышать - Эми Маккаллох - Детектив / Триллер
- Жаклин Врана - Тодд Лерой - Триллер
- Астролог. Код Мастера - Павел Глоба - Детектив
- Сладких снов - Андерс Рослунд - Детектив / Полицейский детектив / Триллер
- Поэзия зла - Лайза Рени Джонс - Триллер
- Загадочное происшествие в Стайлзе - Кристи Агата - Детектив