Форма входа
Читем онлайн Яконур - Давид Константиновский
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Да если я и виноват перед тобой — что мог я сделать тебе, Яконуру? Зачем ты назвал меня своим врагом и жизнь мою решил обратить в тягость? И что бы тебе не простить мою вину, если она и была, не снять ее с меня? Хорошо ли, что ты со мной борешься? Вот завтра будешь искать меня на берегу, а меня уже нет; а ты сколько миллионов лет существуешь и еще миллионы у тебя впереди…
Разве я не был верен тебе, не делал для тебя все, что мог? Разве ты человек, что судишь меня и наказываешь? Разве не знаешь, что нет мне от тебя защиты?
Жить мне ведь не вечно; отступись от меня…
Проверяешь ли меня, испытываешь мою веру в тебя?
Не отступаешься, а ведь уже пресытил меня горестями… Сколько же ты еще не оставишь меня? Взгляни на мои беды, они увеличиваются; все против меня; гонишься за мной, валишь и не даешь подняться, не даешь перевести дух… Удали от меня твою руку, Яконур! Разве не видишь, что ветку сухую угоняешь волной, хвоинку бьешь о скалу…
Мчался Каракан внизу, стремился в Яконур, — смотреть было трудно.
Слова Ивана Егорыча кончились.
Иван Егорыч оглянулся вокруг и увидел мост, трамвай, машины, прохожих… Вот, душа его кричит: обида! — и никто не слышит… Душа кричит: посмотрите на него и ужаснитесь! — все спешат мимо…
* * *ИЗ ТЕТРАДЕЙ ЯКОВА ФОМИЧА. «…Однако двери фабрики Картрайта были слишком крепки — они не поддались даже страшным ударам топоров, и нападавшие принуждены были удалиться. Как только все утихло, Картрайт вышел во двор; первое, что он услышал, это крики раненых. Это были луддиты, раненные при перестрелке: один из них — Сэмюэль Гартли, бывший стригаль Картрайта, 24 лет, а другой — 19-летний мальчик, Джон Бутс. Тут-то и проявился характер Картрайта: он не посмотрел на страдания раненых и оставил их лежать на холоде. Местный священник Гаммонд Роберсон также отказался помочь несчастным, пока они не откроют имен своих сообщников. Начала собираться возмущенная жестокостью Картрайта толпа. Вопреки запрещению, Бутсу омочили губы свежей водой, а задыхающемуся Гартли положили камень под голову. По настоянию владельца местного химического завода им дали воды, затем перенесли в гостиницу „Звезда“, в Робертауне. Солдаты разъезжали вокруг гостиницы, разгоняя толпу рабочих. Бутс, раненный в ногу, не перенес ампутации. Уже находясь в агонии, он знаком подозвал к себе священника, присутствовавшего тут же, и слабым голосом спросил его: „Можете ли вы сохранить тайну?“ — „Да, да“, — поспешно ответил священник, рассчитывая что-нибудь узнать. „И я также“, — прошептал Бутс и тихо скончался. Гартли промучился целый день и умер, не произнеся ни слова».
* * *В двери торчали телеграммы. Герасим вытянул их, развернул, стал читать.
«Родной мой скоро приеду очень соскучилась»…
«Умница моя не огорчайся если что-то не нравится следовательно будет иначе целую тебя за тебя повидайся с Яконуром…»
Не почувствовал ничего. Совсем… Открыл дверь своей квартиры, вошел. Вот он приехал. Вернулся. Долгий день и длинные дороги — позади… Остановился у окна. Смотрел прямо перед собой — и ничего не видел. Распахнул окно. Вечерняя духота, никакой свежести. По-прежнему не видел перед собой ничего.
В один день, в один день он потерял все!
Герасим стоял у окна, смотрел в пустоту перед собой; сознание его выхватывало из прошлого часы, ситуации, услышанные слова, отложившиеся мысли…
Стоял перед окном, не видя впереди ничего, и осмысливал свое поражение.
Кажется, совсем уже нет сил!
Обида, недоумение…
Они росли в нем, их уже нельзя было сдержать; до сих пор ему удавалось еще удерживать их, — теперь все, что накопилось, стало оформляться в слова и выплескиваться.
Герасим привык относиться к обстоятельствам как к обстоятельствам, — они бывали хорошими или плохими, благоприятными или нет, приносили удачу или разочарование; все это была жизнь, уж такова она была, такой ему являлась; он принимал ее такой, какая она приходила к нему. Но теперь он перестал видеть обстоятельства жизни чём-то внешним, существующим само по себе. Это было следствие и часть его новых связей с миром, указание на новые координаты его места в мироздании и на то, как он их понимал. Он вступил в иные отношения с обстоятельствами. Разница здесь была та же, что между отношениями посторонних и отношениями близких людей. Он начал воспринимать происходящее с ним как диалог с жизнью. И обстоятельства стали теперь для него ответом на его действия. Он поступал — и невольно ждал ответа; он поступал по-новому, завершал очередной свой новый, по-новому обдуманный поступок — и ожидал, каким будет ответ. Каков же был ответ?..
И это при том, что ему не в чем упрекнуть себя: за ним не было никакой вины, совесть его была чиста… Нет, не станет он больше сдерживать себя; пусть скажутся словами все его обиды и сомнения. Он руководствовался в своих поступках добротой, искренностью — и получал от жизни зло и препятствия!
Как вести дела с обстоятельствами жизни? Как устанавливать человеку отношения с ними? Как обращаться к ним? Как говорить о себе, всего только одном из людей, перед лицом обстоятельств, бесчисленных, вездесущих и всесильных? Слышат ли они каждого человека? Что значит перед ними суть одного мужчины или одной женщины, или одного поступка? Можно ли совладать с обстоятельствами? Или сила всегда за ними? Можно ли спорить с ними, доказывая свою правоту? Или правы всегда они? Да связаны ли они с нами или независимы?
Герасим принимал жизнь и радовался ей, — а она доказывала ему, что она не такова, чтобы принимать ее и радоваться… Возможно, тем, кто иначе смотрит на жизнь, иначе относится к ней, — им это представлялось бы по-другому… А обстоятельства для всех одинаковы, ко всем равнодушны, им безразлично, какими видят их!
Или все это было испытанием?.. И что — дальше?..
Нет, где-то была ошибка! Наверное, была, конечно, была она, и она — причина…
В нем самом?
Вспомнил: «Человек, которого я люблю… Сначала он еще давал сбить себя с толку, не мог отказаться от пустых игр…» Фантазерка! Да, ему нравился Герасим, о котором Ольга рассказывала; но, видно, такой человек не мог быть успешным… Сейчас он сформулировал это; да, сейчас это стало ясно! Он не чувствовал этого, не понимал, пока все было еще хорошо, пока не проявились еще последствия нового его поведения. Из нынешней его позиции, в которую он оказался теперь ввергнут, все смотрелось иначе. Она уговаривала его, польстила ему, приятно было слышать такое… это приподнимало его, придавало ему силы… а ведь, вспомнил он, странно ему было слышать это о себе. Приятно — и странно! Он хотел, чтобы она так говорила о нем; но верил ли он в себя такого? Признался себе: конечно, он хотел бы таким быть, но понимал — помнил из старого своего опыта, — что для успешности нужно другое… Он поддался Ольге, он пошел за этим ее Герасимом — он и вправду стал им. И вот итог!..
Но как же она сама этого не понимала, не предвидела? Деловая женщина, прекрасно знающая жизнь, ее правила; современная, сильная. Как могла она ошибиться? Притворщица! Просто лицемерие? Позерка! Чем все-таки был он для нее? Она выдумала своего Герасима, сложила его из вычитанных, ничего реального не означающих слов… слова, одни красивые слова… повторяла их, как заклинания, как требования, — заставляла подчиниться им, подчиниться придуманному Герасиму… втиснуться в искусственную оболочку, — неприспособленную к существованию в действительном мире. Настаивала на своем! А когда это привело к поражению, когда ему сделалось худо, — продолжала упрямиться, не запотела помочь ему… Она жила своей жизнью, он не стал в ее жизни главным. Его держали на отведенной ему полке. И не его — искусственного Герасима, куклу… самодельную куклу… красивые слова, красивая забава… пусть даже для души, пусть любимая, а — забава… поиграть и снова на полку, на свое место поставить. Он считал Ольгу последней своей опорой. И — вот что… Самые болезненные удары — от близких…
Обида его росла; распространялась, захватывая новые пространства, все новых людей.
Завспоминалось сразу, завспоминалось… Другие, прошлые обиды, уже, казалось, забытые, решили, что настал их час.
Да, как он ходил вокруг института, мучимый завистью! Люди показывали вахтеру пропуск и исчезали в дверях…
У Герасима были уже готовы две работы, но он не мог их опубликовать — журналы возвращали их с короткими стандартными ответами; хотя, Герасим видел, он продвинулся дальше того, что печаталось по этому направлению. Его не принимали всерьез, он для рецензентов был «чайник», один из сумасшедших, осаждающих академию; некому было рекомендовать его, он никак не мог преодолеть замкнутость сложившихся кланов, войти в какую-то школу — он был безродный человек в науке, был ничей, ему нечего было ответить, на вопрос — ты кто такой. И вот он стал отпрашиваться с завода, приезжал в институт и ждал в коридорчике у отдела кадров, пока не появится кто-нибудь и не спросит: «Есть на работу?» Герасим получал задачку, решал ее, ждал возвращения этого человека, показывал ему свой листок, выслушивал одобрение; но каждый раз выяснялось, что требуется конструктор, или инженер по технике безопасности, или эксплуатационник — все не то, чего он здесь искал. «Прикатывайте на следующей неделе, найдем вам…» Наконец он попал на собеседование к Валере. Полный провал! Герасим был уязвлен. «Где ты его выкопал?» — спросил Валера у кадровика. «Но он не научник, а инженер». Валера заглянул в документы, поправил: «Старший инженер!» Вздохнул. «Ладно, — сказал, — будем действовать методом проб и ошибок. Вот имеем кувшин. Заглянули в него и увидели, что он пуст. Теперь посмотрим, можно ли его наполнить. Прочтите-ка эту книжку… И возникайте. Двух недель вам хватит». И снова Герасим оказался на улице, бродил вокруг института; не хотелось читать учебник, не хотелось встречаться с Валерой; и такая была зависть, — люди показывали небрежно пропуск вахтеру и исчезали в глубине вестибюля, это происходило у него на глазах! Не забудешь…
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Яконур - Давид Константиновский бесплатно.
Похожие на Яконур - Давид Константиновский книги
- На войне как на войне - Виктор Курочкин - Советская классическая проза
- Слово о Родине (сборник) - Михаил Шолохов - Советская классическая проза
- О теории прозы - Виктор Шкловский - Советская классическая проза
- Рай в шалаше - Галина Башкирова - Советская классическая проза
- Повести и рассказы - Олесь Гончар - Советская классическая проза
- Том 6. Созревание плодов. Соляной амбар - Борис Пильняк - Советская классическая проза
- Том 3. Товарищи по оружию. Повести. Пьесы - Константин Михайлович Симонов - Советская классическая проза
- Любостай - Владимир Личутин - Советская классическая проза
- Лесная свадьба - Александр Степанович Мичурин-Азмекей - Советская классическая проза
- Батальоны просят огня (редакция №2) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
