Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На это он ответил:
— Вы правы, если только слова ваши выражают то, что у вас на сердце, и, если дело обстоит действительно так, как вы уверяете, не печальтесь. Тот, кто создал все, что явлено очам нашим в благолепии ночи, и кто, как мы видим при свете дня, заботится о пропитании малейшей твари, не откажет вам в вожделенной вами свободе, ибо с тяжкими стопами вы непрестанно молите о ней, а посему очень прошу вас, не посетуйте на меня, если я попрошу вас без всякой утайки посвятить меня во все то, что я хотел бы узнать от вас, а именно: что вы за люди, из какой страны и в какой части света обитаете, как называется земля, или владения, вашего короля, если у вас таковой есть, равно как и причину, побудившую вас прибыть в здешние края, а также куда вы шли с таким множеством драгоценных товаров, которые море выбросило на берег Тайдакана, от чего здешний народ пришел в великое изумление и, верно, про себя думает; вы не кто иные, как вельможи с Китайской земли, наибольшей из всех стран мира.
На эти вопросы, равно как и на многие другие, мы отвечали так, как считали необходимым при данных обстоятельствах; ответами он был настолько удовлетворен, что вызвался даже похлопотать перед королем о нашем освобождении, ни разу ни словом одним не намекая, кем он послан. В течение всего нашего разговора он не переставал изображать иностранца и такого же купца, как и мы. Прощаясь, он горячо рекомендовал нас тюремщику, прося его снабжать нас всем необходимым, ибо он заплатит ему за это столько, сколько тот пожелает. За все мы его поблагодарили, проливая в изобилии слезы, которые, в свою очередь, побудили его к сочувствию, так что он оставил нам даже золотое запястье, весившее тридцать крузадо, и шесть мешков риса, да еще принес извинения за то, что одарил нас так скудно.
Вернувшись к королю, человек этот дал ему отчет о наших разговорах и уверил, что мы отнюдь не те злодеи, коими рисовали нас китайцы, и что он готов тысячу раз дать в том голову на отсечение. Говорят, что после этого некоторые подозрения, которые внушили королю наши недоброжелатели, несколько рассеялись, и, основываясь на донесении этого человека и на благоприятном отзыве о нас брокена, он уже готов был нас выпустить, как, на нашу беду, в порт на четырех джонках прибыл некий китайский пират, которому король предоставлял у себя приют за то, что тот делился с ним половиной добычи, награбленной в китайских морях. Пират этот пользовался большим уважением у короля и у всех вельмож, и надо же было, чтобы за грехи наши он оказался самым злейшим врагом португальцев из всех, что были в то время на земле. Вражда та началась из-за столкновения, которое произошло год назад между нашими соотечественниками и этим пиратом в порту Ламау, где комендантом был некий Лансароте Перейра из Понте-де-Лима. У китайца спалили три джонки и перебили двести человек. Эта собака, узнав, что мы в тюрьме и король собирается нас выпустить, так запутал все дело и возвел на нас столько поклепов, что едва не внушил королю, что тот из-за нас может весьма скоро лишиться престола, ибо сначала мы под видом торговли обследуем облюбованную нами страну, а потом, как разбойники, врываемся в нее, грабя, убивая и опустошая все, что мы там находили. Сведения эти так подействовали на короля, что заставили его коренным образом изменить свое решение и ввиду этого предать нас четвертованию, а члены наши выставить напоказ на главных улицах, дабы все знали, что мы по справедливости заслужили такую казнь.
Глава CXLI
Как король послал этот приговор брокену Понгора, где мы находились в заключении, дабы он привел его в исполнение, и что при этом произошло
Вынеся этот жестокий приговор, король немедленно отослал его с перетандой к брокену Понгора, где мы находились в заключении, дабы он был в течение четырех суток приведен в исполнение. Перетанда сразу отправился в путь и прибыл в Понгор, но там господу нашему угодно было, чтобы он остановился у своей сестры, весьма почтенной вдовы, от которой мы не раз получали пожертвования. Этой-то своей сестре он под большим секретом сообщил, по какой причине он приехал и что не уедет из города, пока не получит свидетельства по всей форме, что казнь над нами была приведена в исполнение, ибо так приказал ему король.
Благородная женщина немедленно сообщила об этом своей племяннице, дочери брокена — правителя города, в доме которой находилась под надзором португалка, жена штурмана, который также был заключен с нами в тюрьму вместе с двумя своими сыновьями. Племянница брокена, желая подготовить женщину к участи, которая ожидает ее близких, сообщила ей все, что она услышала. Когда несчастная поняла, что ей говорят, она упала замертво на пол и лежала в бесчувственном состоянии довольно долго, а придя в себя, начала раздирать себе лицо ногтями так жестоко, что со щек ее потекла кровь. Столь необычное для лекийцев проявление горя стало известно всему городу и вызвало у местных женщин такое изумление, что большинство их с детьми на руках выбежали полураздетые из своих домов, не желая ни слушать упреки своих мужей, ни обращать внимание на язвительные замечания праздных и злоречивых людей, которые, под влиянием порочных склонностей и низменной природы, обычно дурно отзываются о том, что совершается по простодушию и доброму намерению и зачастую бывает весьма угодно господу.
Когда все они прибыли к дому дочери брокена, где несчастная, полумертвая от горя женщина едва ли была в состоянии отвечать на вопросы, они почувствовали веление того, кто является первой и главной причиной всего сущего, — господа бога нашего, создателя всех земных благ, который проявляет свою бесконечную доброту и милосердие преимущественно там, где горше всего мучения и невзгоды, и находит самое верное средство для тех, кто более всего удручен и отчаялся в земной помощи, а посему, хоть и были они язычницы, почувствовав великую жалость и боль при виде слез и безграничного горя этой женщины и ни с кем не советуясь, решили написать письмо матери короля и просить о нашем помиловании. Они тут же его составили, сообщив всю правду о нас и то, что они слышали от народа. Они писали, что приговор, вынесенный нам, беззаконен, рассказали, что сделала с собой португалка, описали боль и скорбь, с которыми, обливаясь кровью, громким голосом причитала она над мужем и детьми своими, и заключили письмо тем, что господь не преминет отомстить за несправедливость преступного приговора. Письмо это было написано в следующих выражениях:
«Священная жемчужина, застывшая в величайшей устричной раковине недр морских; звезда, сверкающая огненными лучами; прядь златых власов, свитая с гирляндою роз; величие, стопы которого покоятся на нашем челе, подобно бесценному рубину, мы, ничтожные муравьи твоей кладовой, ютящиеся среди забытых там крошек, дочери и родственницы супруги брокена, а также все твои рабыни, к сему приложившие руку, жалостно взываем к тебе о помощи в деле, свидетелями которого нынче были наши глаза. Несчастная чужеземная женщина, с лицом, утратившим сходство с живою плотью, и грудью, израненной с удивительной жестокостью, изумлявшей даже зверей лесных и внушавшей великий ужас всем людям, жаловалась так громко, что, клянемся тебе истинной верою, если господь склонит слух свой к ее сетованьям, как, думается, он не преминет сделать, ибо женщина эта бедна и призрена людьми, он, несомненно, нашлет на нас великую напасть огня и голода. А посему, опасаясь сей кары, приводящей всех нас в великий трепет, криком умоляем тебя, подобно изголодавшимся детям, плачем своим призывающим мать, чтобы, воспомянув короля, покойного супруга твоего, во имя которого мы просим у тебя этой милости, ты пожелала приобщиться к природе святых и, отложив всякие мирские попечения, — ибо чем более ты будешь радеть всевышнему, тем более возвеличит он тебя в небесной обители, где, как мы твердо верим, узришь ты супруга своего, поющего под звуки арф безгрешных младенцев песнь о той угодной всевышнему милости, которую ради бога и ради него мы испрашиваем у тебя, — умолить сына твоего, короля, памятуя всевышнего, и тебя, и слезы и стенанья наши, сжалиться над этими чужеземцами и великодушно простить им все, в чем их обвиняют, ибо, как тебе известно, предъявили им обвинение не святые, сошедшие с неба, а люди бесчестные и дурной жизни, прислушиваться к речам коих не след. Команилау, прекрасная и благонамеренная девица, а главное, наиболее почитаемая в этом городе потому, что была воспитана матерью в услужении твоем, от имени господа и покойного супруга твоего — короля, из любви к которому мы обращаемся к тебе с этой просьбой, удостоверит тебя в этом и поведает о прочих подробностях настоящего дела, о неиссякающих слезах и непрерывных жалобах, исторгаемых этими несчастными, а также о великом страхе и печали, в коем пребывает наш город, жители которого, постясь и раздавая милостыню, умоляют повергнуть слезную просьбу их перед стопами короля, твоего превыше всех любимого сына, коего да осыплет хозяин всех благ земных такими благополучиями, что только не привлекших внимания его, хватило бы на тех, кто живет на суше и на островах морских».
- Письма - Екатерина Сиенская - Европейская старинная литература / Прочая религиозная литература
- Мемуары - Гасьен де Куртиль - Европейская старинная литература
- Гаргантюа и Пантагрюэль - Франсуа Рабле - Европейская старинная литература
- Кентерберийские рассказы. Переложение поэмы Джеффри Чосера - Питер Акройд - Европейская старинная литература
- Хроники длинноволосых королей - Сборник - Европейская старинная литература
- Избранное - Франсиско де Кеведо - Европейская старинная литература
- Комедия ошибок - Шекспир Уильям - Европейская старинная литература
- Эдип в Колоне - Софокл - Европейская старинная литература
- Песнь о Роланде - Средневековая литература - Европейская старинная литература
- Тристан и Изольда - Жозеф Бедье - Европейская старинная литература