Рейтинговые книги
Читем онлайн Китай, Россия и Всечеловек - Татьяна Григорьева

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 76 77 78 79 80 81 82 83 84 ... 121

Несосредоточенность на себе обусловила законы художественного мышления: через каждое явление Природы, даже самое незаметное, можно прикоснуться к Истине-Макото, которую они отождествляли с Красотой. Отсюда и непривычные для нас приемы: ёдзё — сверхчувства, позволяющего пережить мир невидимый, но истинно-сущий.

Особая роль паузы -ма: в Пустоте все уже есть, полнота непроявленного, таинственно-прекрасного. [409] То Неизменное, о котором поэт Мацуо Басё (1644–1694) напомнит: «Без Неизменного (Фуэки) нет Основы. Без Изменчивого (Рюко) нет обновления». То есть в любом явлении мастер может почувствовать душу, соединяющую одно с другим, если он приведет свое сердце-кокоро в состояние безмятежности. В этом особенность японской культуры: «Сердцевиной японского исполнительского искусства являются так называемые ма (паузы). Причем это пауза не временная. Она также не связана с психологией выражения. К этому понятию паузы близко подходит то, что в японском искусстве называется кокю (унисон, сопереживание) или ёхаку (оставленное незаполненным пространство, белое пятно). Это можно было бы назвать проявлением сущности национальной специфики». [410]

Дух Пустоты, позволяющий проявиться Единому в конкретной форме единичного, дает о себе знать не только в искусстве, но и в быту японцев, в устройстве дома. Главное – не отгородиться от Природы, источника Жизни. Ничего лишнего, заслоняющего естественный свет: подвижные, раздвижные перегородки, сёдзи, фусума, которые в любой момент можно убрать. Как видят мир, так строят свои жилища. «В японском традиционном доме, например, „дзасики“ становится то гостиной, то спальней, то столовой – так свойства пространства меняются в зависимости от характера происходящих в нем в какой-то данный момент конкретных действий… Иными словами, во многом зависит от действующей интуиции общающихся». [411] Можно сказать, интуиции подвижной неподвижности или «неизменного в изменчивом».

Иначе говоря, стремление не стеснять, не посягать на свободу другого, ибо у каждого своя душа, обусловило между ними прозор («промежуток» – одно из значений «ма»). Ничто не должно мешать сердцу биться в своем ритме, не должно мешать самовыражению мастера и того, с чем он имеет дело. Так появилась проза «дзуйхицу» (букв, «следовать кисти»). (Об их свободной манере позволяют судить «Записки у изголовья» Сэй Сёнагон.) По словам мастера дзэн Дайсэцу

Судзуки: «Можно сказать, что кисть движется сама по себе, независимо от художника, который лишь позволяет ей двигаться, не напрягая свой ум. Если только логика или рефлексия встанут между кистью и бумагой, все пропадет… Цель рисунка тушью-сумиэ – заставить сам дух изображения двигаться по бумаге. Каждый удар кисти должен пульсировать, как живое существо. Кисть становится живой… Мы, восточные люди, чувствуем присутствие некоего движущегося Духа, который каким-то таинственным образом парит вокруг штрихов, точек, придавая всему ритм живого дыхания». [412]

И в музыке каждый звук как бы сам по себе, подчинен не линейному, ладовому строю, а точечному. Каждый звук сакрален. Говорят: через один Звук можно стать Буддой, но это должен быть именно тот, неповторимый звук – АУМ или ОМ (семя, росток). Упанишады называют его основой всех звуков, олицетворением Брахмана: «Слог, который возглашают все веды и который произносят все подвижники… Это – ОМ. Поистине, этот слог – Брахман» (Катха упани-шада, 11, 15–16). [413] А японские буддисты говорят: буква «а» – несотворенная, олицетворяет «тело Будды» (Дхарма-кая), изначальную сущность, светлую и благую.

Ту же роль играет незаполненное пространство в живописи, уже упомянутое «ёхаку»: главное не сказанное, а недосказанное. Эти паузы, во времени и в пространстве, дают свободу звуку, цвету, линии. Отсюда принцип «несмешиваемости»: все само по себе Таково. По закону Целого одно едино с другим, оставаясь самим собой. Естественно, принип «Одно во всем и все в Одном» не мог не сказаться и на языке. По мнению лингвиста Божьей милостью А. Холодовича: «Множество конкретное противопоставляется множеству дискретному… Именно в силу этого как бы индивидуализируется и представляет нам множество в образе единицы … Японское имя это слово, в котором отражено единство целого и части, то есть то понимание, где единица и множество если и имеют место, то присутствуют на заднем плане, в тени, „вне светлого поля сознания“. И это – господствующее отношение в японском языке». [414]

«Покой есть главное в движении» (Лао-цзы). В театре Но интересны именно те сцены, когда замирает движение (сэну токоро га омосироки – букв, «интересно то, где нет действия»), чтобы зритель мог со-переживать тому, что невидимо присутствует, пробуждая «светлое, чистое, прямое сердце». Тогда и донесет актер «Красоту Небытия» (Му-но Би), когда войдет в состояние неприсутствия: «не-я» (муга), «не-мыслия» (мусин) – и даст другим пережить невидимое, таинственно-прекрасное. По мысли Дайсэцу Судзуки: «Не только великие духовные открытия, но и великие моральные и социальные явления происходили в результате мгновенной работы Подсознания. Преодолеть эгоцентризм и значит обратить наше внимание на это обстоятельство. Для японского мышления „Муга“ и „Мусин“ означают то же самое. Когда кто-то достигает „Не-я“, „Не-мыслия“, значит, он проник в Подсознание. „Не-я“ – особое состояние экстаза, когда пропадает ощущение, что именно я это делаю. Ощущение своего „я“ служит главной помехой в Творчестве». [415]

Прикасание к первичному позволяет видеть вещи в их подлинности, Таковости-Татхате. Проникая в подлинную природу другого, познают себя, своего внутреннего человека. Мацуо Басё скажет: «Кто следует Духу Творения (Дзока), становится другом четырех времен года. На что ни смотрит, во всем видит Цветок. О чем ни думает, думает о Луне. Кто не видит во всем Цветка, тот дикарь. У кого нет в сердце Цветка, тот похож на зверя. Не будь дикарем, изгони зверя, и воплотится в тебе Дух Творения». [416] А Судзуки пояснит: «Басё жил не там, где мы. Он прошел сквозь поверхностные слои сознания до его глубочайших глубин, в Бессознательное, которое глубже бессознательного в понимании современных психологов… Интуитивное постижение Реальности невозможно, если мир Пустоты ( Шуньяты ) представляется по ту сторону наших повседневных чувств, ибо оба мира – чувственный и сверхчувственный – нераздельны». [417]

И разве не ощущаем мы этой таинственной глубины в хокку Басё?!

По горной тропинке иду.

Вдруг стало мне очень легко.

Фиалки в густой траве!

(перевод Веры Марковой)

Отсюда и соответствующее восприятие Формы: и она дышит в сердечном ритме, следуя своим Путем, на который ни один мастер не может посягнуть. Известный современный эстетик Имамити Томо-нобу напоминает, что слово Форма ( япон. Сугата) имеет также значение «ветер», что свидетельствует о наличии в ней «подвижной, невидимой, нематериальной энергии», и этим отличается от понимания формы в западном искусстве. [418] А причина все в том же подсознании или архетипе, разделившем субъект и объект, сущность и существование, покой и движение в западном сознании. От необратимого уже разделения и «клиповое сознание». С одной стороны, безудержное движение, опережающее мысль. С другой – статика, застывшая форма. На Востоке первичен покой: движение исходит из сосредоточенного покоя, а не наоборот. Потому и не дается свобода, сколько ее ни взыскуют, потому что свобода есть Целое.

Эту разницу не мог не подметить первый (по времени и по значению) японский философ Нисида Китаро (1870–1945), изучивший за десяток лет философию Запада, от Аристотеля до Бергсона и Хайдеггера. Уже в ранней работе «О Добре» он писал: «Конечно, в ярчайшем развитии западной культуры, которая воспринимает Форму как Бытие и верит в созидание Добра, немало того, что заслуживает уважения и чему нам стоит поучиться. Но не скрыто ли в Основе восточной культуры, доведенной нашими предками за прошедшие тысячелетия до совершенства, стремление видеть форму бесформенного, слышать голос беззвучного ? Наша душа постоянно стремится к этому, и я хотел бы создать философию, отвечающему этому стремлению». [419] Нисида повторил слова Лао-цзы – «форма бесформенного, голос беззвучного», но, думается, это в большей степени соответствует японскому чувству.

Недаром именно в Японии воплотился дзэнский дух, выражающий себя «вне слов» (гэнгай), вне текста (фурю мондзи): непосредственно – «от сердца к сердцу», «от учителя к ученику». Можно вспомнить слова из Нобелевской речи Кавабата Ясунари «Красотой Японии рожденный»: «громовым молчанием» ответил Вималакирти, мирянин, переживший Просветление, на вопрос о природе недуальной Реальности. Писатель традиционно настроенный не мог мыслить иначе, чем мыслили его предки, не мог не выразить сути национального духа. В дзэнских залах для медитации «сидят молча, неподвижно, с закрытыми глазами, пока не приходит состояние полной отрешенности (мусин). Тогда исчезает „я“ (муга), наступает „Ничто“. Но это совсем не то „Ничто“, как понимают его на Западе. Скорее напротив. Это Пустота, где все существует вне преград, ограничений – становится самим собой. Это бескрайняя Вселенная души… Ученик остается единственным хозяином своих мыслей и Просветления достигает исключительно собственными усилиями. Здесь важнее интуиция, чем логика, акт внутреннего Пробуждения-Сатори, чем приобретенные от других знания. Истина не передается „начертанными знаками“ (фурю-мондзи). Истина „вне слов“ (гэнгай). Это предельно, по-моему, выражено в „громовом молчании“ Вималакирти».

1 ... 76 77 78 79 80 81 82 83 84 ... 121
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Китай, Россия и Всечеловек - Татьяна Григорьева бесплатно.

Оставить комментарий