Выступил седьмой по счету узник и простер Перед сумрачным Бахрамом слов живой узор: «Я из тех, кто устранился от мирских тревог, Кто идет путем дервишей. Мой вожатый — бог. Длань узка, но взор мой, словно у свечи, широк. На горенье ради мира я себя обрек. Надо мной людских соблазнов стал невластен глас, И от брения земного руки я отряс. От воды, от сна и пищи отвратился я, Без воды, без сна и пищи обходился я. Не имев воды и хлеба, днем не пил, не ел; Ночью же не спал я — ибо ложа не имел. Утвердился я в служенье богу моему, И не знал я дела, кроме как служить ему. Взглядом, словом, делом людям благо приносить,— Вот как я старался богу моему служить. И за мною от везира стражники пришли. Вызвал — посадил меня он от себя вдали, Молвил: «Стал тебя в злодействах я подозревать! А закон страны — злодеев нам велит карать…» «О везир! — в ответ сказал я. — Мысли мне открой, Жить по-твоему хочу я и в ладу с тобой!» «Я боюсь твоих проклятий, — отвечал везир.— Да скорее бог избавит от тебя свой мир! Ты злонравен по природе, мстителен и зол. Ты дурных молитв немало обо мне прочел. Из-за злых твоих молений я ночной порой Поражен, быть может, буду божией стрелой. Только раньше, чем от злого твоего огня Искра божьего проклятья опалит меня, В глотке яростной молитву я запру твою: Руки злобные в колодки с шеей закую!» Заключил меня в оковы, неба не страшась, Старика поверг в темницу нечестивый князь. Как осла, что вертит жернов, он меня велел Заковать; колодки, цепи на меня надел. На семь лет меня он бросил в страшный сей затвор… Я же скованные руки к небесам простер,— Ниспроверг величье князя я мольбой своей И сковал злодею руки — крепче всех цепей! Хитростью меня он бросил в крепость, под замок. Я же у него разрушил крепость и чертог! А теперь я отдан небом доброте царя, И из сердца бьет лучами радость, как заря!» И прижал властитель к сердцу старца, как отца, Льва — убийцу нечестивых, божьего борца. Молвил: «Кроме слов о страхе пред мольбой твоей И возмездьем, — слова правды не сказал злодей. Но отшельнику молитву запретить нельзя. Праведника, как убийцу, осудить нельзя! И когда творил нечестья он рукой своей,— Он произносил проклятье над главой своей! И проклятье это пало на него, как меч, Голову его мгновенно похищая с плеч. Ты в награду все богатства, чем владел везир, Всё себе возьми! Да будет над тобою мир!» Но сказал дервиш: «Что делать стану я с казной? Нет! Сокровищем ценнейшим поделись со мной, Как с тобою поделился лучшим я!» И вот Круг он сделал, закружился, словно небосвод, Заплясал [339], хоть бубен такта и не отбивал.— И пропал. Растаял, словно вовсе не бывал.

Бахрам казнит везира-насильника

Ночь. Бахрам решает своей рукой насаждать повсюду справедливость. Он не может сомкнуть глаз, вспоминая историю злого везира. Наутро он велит созвать весь народ перед дворцом.

Выводят Раст-Раушана и с позором вешают на дверях дворца. Шах произносит речь, в которой обещает отныне так казнить каждого насильника. Он рассказывает вельможам о пастухе, казнившем пса-предателя, призывает пастуха и щедро одаривает его.

Хакан просит у Бахрама прощения

Хакан, узнав о казни везира, пишет Бахраму письмо. Он сообщает, что Раст-Раушан был предателем: это он подстрекнул хакана идти войной на Иран, обещая собственноручно убить Бахрама. Хакан, пересылает все изменнические письма Раст-Раушана и клянется в верности Бахраму. Бахрам, возлюбив теперь одну лишь справедливость, отпускает семь красавиц царевен и забывает о семи дворцах — ему это все теперь не нужно.

Завершение дел Бахрама и исчезновение его в пещере

Лал — замо́к жемчужной нити истины нетленной, [340] Что немолчным наполняет звоном слух вселенной,— Лал сказал: «Когда семь башен, с чашами вина, Перед шахом заключили сказок круг сполна,— Купол разума, что за́мком был его уму, О летящем своде мира подал весть ему: «Мудрый, удались от капищ идольских земли! Убегай уничтоженья: вечному внемли!» Этот голос у Бахрама дух воспламенил. Шах от сказки и обмана взоры отвратил. Видел: свод, что скатерть жизни свертывать спешит, Рано ль, поздно ль — все в подлунной своды сокрушит. Он семь куполов отвеял от очей, как сон; В дальний — к куполу иному — путь собрался он. Ведь один тот купол тленьем будет пощажен; В нем до дня Суда правдивый дремлет, опьянен. Семерых седых мобедов шах призвать велел, Семь дворцов семи мобедам передать велел; Вечный пламенник под каждым сводом засветил; [341] В храмы пламени жилища страсти превратил. Стал шестидесятилетним старцем властелин; Забелел в кудрях-фиалках седины жасмин. Стал служить Бахрам, как богу, истине одной И чуждался неизменно радости земной. Но однажды, чуждым ставший ловле и пирам, С избранными на охоту выехал Бахрам. Но не ловля, не добыча в степь царя влекла: Сделаться добычей неба — цель его была. Рать рассыпалась по степи. Каждый повергал То онагра, то косулю. Лишь Бахрам искал Одинокую могилу [342]для жилья себе. Убивал порок и злобу бытия в себе. В солонцах, где лань к потоку в полдень не стремится, Где газели — зол громада, а онагр — гробница, Вдруг онагр, резвее прочих, в пыльных облаках Показался и помчался в сторону, где шах Ждал его. Он понял: этот ангелом хранимый Зверь — ему указывает неисповедимый Путь в селения блаженных. Устремил коня За онагром. И могучий — с языком огня Схожий легкостью и мастью — конь его скакал По пескам, глухим ущельям средь пустынных скал. Конь летел, как бы четыре он имел крыла. А охрана у Бахрама малая была,— Отрок или два — не помню. Вот — пещеру шах, Веющую в зной прохладой, увидал в горах. Кладезем зиял бездонным той пещеры зев. И онагр влетел в пещеру; шах вослед, как лев, В щель влетел, в пещере ярый продолжая лов; Скрылся в капище подземном, словно Кей-Хосров. Та пещера стражем двери стала для Бахрама, Другом, повстречавшим друга в тайном месте храма. Вдруг обвал пещеры устье с громом завалил И Бахрамову охрану там остановил. И хоть поняли: в пещеру эту нет пути, Но обратно не решались отроки идти. Вглядывались в даль степную, тяжело дыша, — Не пылит ли войско в поле, шаху вслед спеша. Так немалое в тревоге время провели. Наконец к ним отовсюду люди подошли, Увидали: вход в пещеру камнем заслонен. И в мозгу змеи — змеиный камень заключен. [343] Но чтоб местопребыванье шахское узнать, Плетками юнцов несчастных начали стегать. Громко закричали слуги, плача и божась, Вдруг, как дым, из той пещеры пыль взвилась, клубясь, И раздался грозный голос: «Шах в пещере, здесь! Возвращайтесь, люди! Дело у Бахрама есть». Но вельможи отвалили камни, и зажгли Факелы, и в подземелье темное вошли. Видят: замкнута пещера в глубине стеной. Много пауков пред ними, мухи — ни одной. Сотню раз они омыли стену влагой глаз. Шаха звали и искали сто и больше раз И надежду истощили шаха отыскать. И о горе известили государя мать. И, истерзанная скорбью, мать пришла Бахрама. И она искала сына долго и упрямо; Сердцем и душой искала, камни взглядом жгла, Розу под землей искала — острый шип нашла. Кладезь вырыла, но к кладу не нашла пути; В темном кладезе Юсуфа не могла найти. Там, где мать, ища Бахрама, прорывала горы, — До сих пор зияют ямы, как драконьи норы. И пещерою Бахрама Гура до сих пор Это место именуют люди здешних гор. Сорок дней неутомимо глубь земную рыли. Уж подпочвенные воды в ямах проступили Под лопатами, но клада люди не нашли. Небом взятого не сыщешь в глубине земли. Плоть и кость земля приемлет, душу — дар небесный — Небеса возьмут. У всех, кто жив под твердью звездной, Две есть матери: родная мать и мать-земля. Кровная лелеет сына, с милым все деля; Но отнимет силой сына мать-земля у ней. Двух имел Бахрам богатых сердцем матерей, Но земля любвеобильней, видимо, была: Так взяла его однажды, что не отдала Никому, ни даже кровной матери самой!.. Разум матери от горя облачился тьмой. Жар горячечный ей душу иссушил, спалил. И тогда старухе голос некий возгласил: «О неистовствующая, как тигрица, мать! Что несуществующего на земле искать? Бог тебе на сохраненье клад когда-то дал; А пришла пора — обратно этот клад он взял. Так не будь невежественна, не перечь судьбе, С тем простись, что рок доверил временно тебе! Обратись к делам житейским. Знай: они не ждут. И забудь про горе, — это долгий, тщетный труд…» И горюющая гласу вещему вняла; От исчезнувшего сына думы отвела, Цепи тяжких сожалений с разума сняла И делами государства разум заняла. Трон и скиптр Бахрама Гура внукам отдала. В памяти потомков слава их не умерла. Повествующий, чье слово нам изобразило Жизнь Бахрама, укажи нам — где его могила? Мало молвить, что Бахрама между нами нет, И самой его могилы стерт веками след. Не смотри, что в молодости — именным тавром Он клеймил онагров вольных на поле! Что в том? Ноги тысячам онагров мощь его сломила; Но взгляни, как он унижен после был могилой. Двое врат в жилище праха. Через эти — он Вносит прах, через другие — прах выносит вон… Слушай, прах! Пока кончины не пришла пора: Ты — четыре чашки с краской в лавке маляра. [344] Меланхолия и флегма, кровь и желчь, — от ног До ушей, как заимодавцы, зиждут твой чертог Не навечно. И расплаты срок не так далек. Что ж ты сердце заимодавцам отдаешь в залог? Ты гляди на добродетель, только ей внемли, Не уподобляйся гаду, что ползет в пыли. Помни: все, чем обладаешь, — ткали свет и тьма. Помни: все, чего желаешь, — яркий луч ума! О, скорей от рынка скорби отврати лицо! Огнь, вода, земля и воздух здесь свились в кольцо. Хоть четыре дымохода [345]в хижине, — тесна, И темна для глаз и сердца, и душна она. Ты отринь отраду мира, прежде чем уйти В смерть, чтобы успеть от смерти душу унести. Человек двумя делами добрыми спасет Душу: пусть дает он много, мало пусть берет. Много давшие — величья обретут венец. Но позор тебе, обжора алчный и скупец. Только тот достоин вечной славы, кто добра Людям хочет, ценит правду выше серебра. Нападений тьмы избегнуть не вольна земля. На сокровищнице мира бодрствует змея. Сладкий сок имеет финик и шипы свои. Где целительный змеиный камень без змеи? Все, что доброго и злого судьбы нам дарят,— Это суть: услада в яде и в усладе яд. Был ли кто, вкусивший каплю сладкого сначала, Вслед за тем не ощутивший мстительного жала? Мир — как муха, у которой медом впереди Полон хоботок; а жало с ядом — позади. Боже! Дай всегда идти мне правильным путем, Чтобы мне раскаиваться не пришлось потом!! Двери милости отверзни перед Низами! Дом его крылом — хранящим в бурю — обними! Дал ему сперва ты славу добрую в удел; Дай же под конец благое завершенье дел!

1 ... 85 86 87 88 89 90 91 92 93 ... 136

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Пять поэм - Низами Гянджеви бесплатно.

Похожие на Пять поэм - Низами Гянджеви книги

Чжуан-цзы Бронислава Виногродского. Книга о знании и власти - Бронислав Виногродский - Древневосточная литература
Дополнение к Путешествию на Запад - Юэ Дун - Древневосточная литература
Хокку. Японская лирика. Плакучей ивы тень… - Антология - Древневосточная литература / Поэзия
Повесть о прекрасной Отикубо - Средневековая литература - Древневосточная литература
Parzival - Wolfram von Eschenbach - Древневосточная литература
Баопу-Цзы - Гэ Хун - Древневосточная литература
Повесть о старике Такэтори (Такэтори-моногатари) - Средневековая литература - Древневосточная литература
Многоценная жемчужина - Сергей Сергеевич Аверинцев - Древневосточная литература / Религия: христианство
Спор  о соли и железе (Янь те лунь) - Хуань Куань - Древневосточная литература
Самаведа - Автор Неизвестен -- Древневосточная литература - Древневосточная литература

Оставить комментарий