Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Восхваление падишаха Нусратаддина Абу Бекра
Традиционное восхваление щедрости, могущества и доблестей одного из адресатов поэмы — Нусратаддина Абу Бекра Бишкина ибн Мухаммеда из династии Ильдигизидов, вступившего на престол в 1191 году после смерти своего дяди Кызыл-Арслана. Особенно хвалит его Низами за то, что он благоустроил свои владения.
Обращение во время целования земли
Традиционное обращение к шаху — адресату поэмы и восхваление его справедливости. Конец главы — просьба благосклонно принять подносимую поэму.
Краткое изложение всего рассказа
Придавая особое значение своей последней поэме, Низами ввел в нее эту главу — краткое изложение содержания всей книги, которое должно облегчить ее понимание. В начале главы он снова говорит о высоком значении поэмы, о ее различных источниках, среди которых Низами, не найдя единого свода преданий об Александре, использовал даже пехлевийские, христианские и еврейские. Затем идет как бы «список подвигов» Александра, соответствующий порядку изложения обеих частей поэмы. Завершается глава утверждением истинности всего изложенного.
Обращение к слушателям с призывом обратить внимание на рассказ
Описание весеннего сада. Красавица подносит Низами чашу с вином и молоком и просит его забыть обо всем, кроме подвигов Искендера… Низами перечисляет затем свои первые четыре поэмы, как бы предавая их забвению, и переходит к началу рассказа об Александре.
Начало рассказа и изложение истины о рождении Искендера
Воду жизни, о кравчий, лей в чашу мою! Искендера благого я счастье пою. Пусть в душе моей крепнет великая вера В то, что дам сей напиток сынам Искендера! * * * Тот, кто царственной книгой порадует вас, Так, свой стих воскрешая, свой начал рассказ: Был властитель румийский. Вседневное счастье К венценосцу свое проявляло участье. Это был, всеми славимый, царь Филикус; [358] Услужал ему Рум и покорствовал Рус. Ионийских земель неустанный хранитель, В Македонии жил этот главный властитель. Он был правнук Исхака [359], который рожден Был Якубом. Над миром господствовал он. Чтил все новое; думал о всем справедливом, И с овцой дружный волк был в те годы не дивом. Так он злых притеснял, что их рот был закрыт, Что повергнул он Дария [360]в зависть и в стыд. Дарий первенства жаждал, и много преданий Есть о том, как с царя он потребовал дани. Но румиец, правленья державший бразды, Предпочел примиренье невзгодам вражды: С тем, которому счастье прислуживать радо, В пререканье вступать неразумно, не надо. Он послал ему дань, чтоб от гнева отвлечь, И отвел от себя злоумышленный меч. Дарий — был ублажен изобилием дара. Царь — укрыл нежный воск от палящего жара. Но когда Искендера година пришла, По-иному судьба повернула дела. Он ударил копьем, — и, не ждавший напасти, Дарий тотчас утратил всю мощь своей власти. Старцы Рума составили книгу свою Про отшельницу, [361]жившую в этом краю. В день, когда материнства был час ей назначен, Муж был ею потерян и город утрачен. Подошел разрешиться от бремени срок, И мученьям ужасным обрек ее рок. И дитя родилось. И, в глуши умирая, Мать стонала. Тоске ее не было края. «Как с тобой свое горе измерим, о сын? И каким будешь съеден ты зверем, о сын?» Но забыла б она о слезах и о стоне, Если б знала, что сын в божьем вскормится лоне. И что сможет он власти безмерной достичь, И, царя, обрести тьму бесценных добыч. И ушла она в мир, непричастный заботам, А дитяти помог нисходящий к сиротам. Тот ребенок, что был и бессилен и сир, Победил силой мысли все страны, весь мир. Румский царь на охоте стал сразу печален, Увидав бледный прах возле пыльных развалин. И увидел он: к женщине мертвой припав, Тихий никнет младенец меж высохших трав. Молока не нашедший, сосал он свой палец, Иль, в тоске по ушедшей, кусал он свой палец [362]. И рабами царя — как о том говорят — Был свершен над усопшей печальный обряд. А ребенка взял на руки царь и, высоко Приподняв, удивлялся жестокости рока. Взял его он с собой, полюбил, воспитал,— И наследником трона сей найденный стал. Но в душе у дихкана жила еще вера В то, писал он, что Дарий — отец Искендера. Но сличил эту запись дихкана я с той, Что составил приверженец веры святой [363], И открыл, к должной правде пылая любовью, Что к пустому склонялись они баснословью. И постиг я, собрав все известное встарь: Искендера отец — Рума праведный царь. Все напрасное снова отвергнув и снова, Выбирал я меж слов полновесное слово. Повествует проживший столь множество дней, Излагая деянья древнейших царей: Во дворце Филикуса, на царственном пире, Появилась невеста, всех сладостней в мире. Был красив ее шаг и пленителен стан, Бровь — натянутый лук, косы — черный аркан. Словно встал кипарис посреди луговины. Кудри девы — фиалки, ланиты — жасмины. Жарких полдней пылала она горячей… Под покровом ресниц мрело пламя очей. Ароматом кудрей; с их приманкою властной, Переполнился пир, словно амброю страстной. Царь свой взор от нее был не в силах отвлечь, Об одной только дивной была его речь. И в одну из ночей взял ее он в объятья, И настал в жаркой мгле миг благого зачатья. Словно тучей весенней провеяла мгла И жемчужину в глуби морской зачала. Девять лун протекло по стезям небосклона, Плод оставил в свой час материнское лоно. В ночь родин царь велел, чтоб созвал звездочет Звездочетов, — узнать, как судьба потечет, Чтоб открыл ему тайну, чтоб в звездном теченье Распознал звездных знаков любое значенье. И пришел предсказателей опытных ряд, Чтоб вглядеться в тот мир, где созвездья горят. И, держа пред собой чертежи и приборы, На движенья светил старцы подняли взоры. В высшей точке горело созвездие Льва, На предельный свой блеск обретая права. Многозвездный Овен, вечно мчащийся к знанью, Запылав, устремился от знанья к деянью. Близнецы и Меркурий сошлись, и, ясна, Близ Тельца и Венеры катилась луна. Плыл Юпитер к Стрельцу. Высь была не безбурна: Колебало Весы приближенье Сатурна. Но воинственный Марс шел и шел на подъем И вступил в свой шестой, полный славою, дом. [364] Что ж мы скажем на то, что явили созвездья? Небу — «Слава!». Завистникам — «Ждите возмездья!». Не дивись же, что звездным велениям в лад Из ростка распустился невиданный сад. Звездный ход был разгадан по древним примерам,— И пришедшего в мир царь назвал Искендером. Ясно старцам седым семь вещали планет, Что возьмет он весь мир, что преград ему нет. Все сказал звездочет обладателю Рума, Чтоб ушла от Владыки тревожная дума. В предвкушении благ, славой сына прельщен, Казначея призвав, сел Владыка на трон. В светлом сердце царевом тревоги не стало, И просящим он роздал сокровищ немало. Славя Месяц душистый, надежд не тая, Пил он сладкие вина в саду у ручья. И подрос кипарис, и негаданно рано Встал на ножки, ступая красивей фазана. Он из люлечки к луку тянулся; к коню Он с постельки бросался, подобный огню. У кормилицы стрел он просил, и в бумагу Или в шелк их пускал. Проявляя отвагу, Вырос крепким и, отроком ставши едва, Выходил он с мечом на огромного льва. И в седле властно правил он, будто заране Он бразды всего мира сжимал в своей длани.- Чжуан-цзы Бронислава Виногродского. Книга о знании и власти - Бронислав Виногродский - Древневосточная литература
- Дополнение к Путешествию на Запад - Юэ Дун - Древневосточная литература
- Хокку. Японская лирика. Плакучей ивы тень… - Антология - Древневосточная литература / Поэзия
- Повесть о прекрасной Отикубо - Средневековая литература - Древневосточная литература
- Parzival - Wolfram von Eschenbach - Древневосточная литература
- Баопу-Цзы - Гэ Хун - Древневосточная литература
- Повесть о старике Такэтори (Такэтори-моногатари) - Средневековая литература - Древневосточная литература
- Многоценная жемчужина - Сергей Сергеевич Аверинцев - Древневосточная литература / Религия: христианство
- Спор о соли и железе (Янь те лунь) - Хуань Куань - Древневосточная литература
- Самаведа - Автор Неизвестен -- Древневосточная литература - Древневосточная литература