Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но со временем все меняется, надо только подождать, надо только постараться, и это принесет свои плоды, наступает день, когда все увидится в ином свете: ваша разлука – не что-то временное и слишком затянувшееся, нет, теперь она навсегда, и даже сны больше не сбивают тебя с толку – они изгоняются туда, где им и положено быть, в область миражей и Зазеркалья, а после пробуждения именно так и воспринимаются, поэтому от них можно отмахнуться, и ты от них отмахиваешься. Образ умершего в твоей памяти с годами тоже меняется, годы отдаляют его и размывают; к тому же он стареет и молодеет одновременно: стареет, потому что смерть – это то, что отодвигается все дальше в прошлое, перестает восприниматься как новость и как катастрофа, а молодеет, потому что по мере того, как сами мы, живые, становимся старше, покойный кажется нам все более наивным и неискушенным, хотя бы только из-за возраста, в котором ему было суждено навсегда остаться или застыть, в то время как мы этот возраст миновали до невероятности быстро; а еще потому, что умершие не знают, что произошло потом. Наступает день, когда мы вдруг задаемся вопросом: существовал ли он когда-нибудь на самом деле, жил ли в настоящем времени, а не только в прошлом, находился ли рядом, здесь, а не только в нашей памяти. (“Так умирает воздух” – и теперь он умер по-настоящему.)
Но я-то ничего не знала наверняка. И обещание Тупры не сбылось. “Вам не придется терзаться догадками до конца своей жизни, – сказал он, – это я обещаю. Рано или поздно у нас появятся сведения, те или иные, но появятся. Всё мы вряд ли выясним, но достаточно много – наверняка”. Ничего они не выяснили. До своего возвращения в Лондон Тупра навестил меня еще раз – пару дней спустя, но теперь заранее позвонил, чтобы спросить, буду ли я дома, и по телефону его голос показался мне в точности таким же, как голос того Рересби, с которым я разговаривала когда-то давно, но я ничего ему об этом сходстве не сказала: возможно, в МИДе или в МИ-6 их на специальных курсах обучают, как следует вести себя с отчаявшимися родственниками.
Во время второго визита Тупры я “пала”, как это обычно называлось в стародавних романах, но только когда речь шла о женщинах. И тут не было ничего удивительного и ничего особенного: почти полтора года в моей жизни не было ни одного мужчины, с 4 апреля 1982 года, а теперь шел уже ноябрь 1983-го, то есть срок можно было считать слишком долгим: некоторым людям трудно обходиться без человеческого тепла рядом, а другим ничего такого не надо, они спокойно обходятся и без него. Тупра с первого взгляда показался мне довольно привлекательным типом, несмотря на претенциозный костюм и что-то отталкивающее во всем его облике, хотя бывает и так: то, что поначалу отталкивает, потом, наоборот, притягивает, стоит лишь получше присмотреться, а уже приняв определенное решение, легко изменить свою оценку. Я еще в первую нашу встречу почувствовала бессознательное влечение к нему, несмотря на горе и отчаяние, несмотря на то, что под конец дала волю слезам, несмотря на помраченное сознание, несмотря на ступор и душевные муки, ведь известно, что чем сильнее ступор и душевные муки, чем сильнее отчаяние и чувство беззащитности, тем слабее действуют наши защитные механизмы, о чем хорошо известно профессиональным соблазнителям, которые спешат воспользоваться подобными ситуациями.
Частые отъезды Томаса, естественно, не проходили для меня бесследно, смиряться с ними мне становилось с каждым разом все труднее, обиды копились, и мне, признаюсь, не всегда удавалось держать их в должных рамках. Нынешняя разлука, судя по всему, была окончательной, по крайней мере бессрочной. Да и о чем тут говорить, если Томас никогда не узнает о том, что случилось между мной и Тупрой? В первый свой визит он обнял меня за шею и положил руку на плечо, чтобы утешить, и я была ему благодарна, потом я почувствовала его запах, то есть установилась некая связь, а это всегда равноценно первому шагу, хотя кажется, будто ничего особенного не произошло, нет и намека на нечто большее, а речь идет лишь о желании утешить и поддержать.
Зато наша близость в то единственное утро вроде как давала мне право впредь не ждать пассивно, а время от времени звонить Тупре в Лондон и узнавать, нет ли каких новостей про Томаса, даже если там они кажутся “недостаточными”, чтобы делиться ими со мной. Тупра, когда я заставала его (мне не всегда это удавалось с первого раза, он много разъезжал, а у меня имелся лишь номер его домашнего телефона), говорил со мной вежливо, но с легким нетерпением – оно улавливалось по тону его ответов, все более сдержанному, все более усталому. Тупра обращался со мной как с человеком, у которого случайно оказался в должниках, и долг носил нематериальный характер, то есть был долгом совести: он проявлял расположение и заботу, но только не доверие, как не было заметно и желания вновь со мной увидеться или повторить наш постельный опыт. А я, наверное, поехала бы в Лондон – наверняка поехала бы, – если бы он мне
- Номер Два. Роман о человеке, который не стал Гарри Поттером - Давид Фонкинос - Русская классическая проза
- Вечера на хуторе близ Диканьки - Николай Гоголь - Русская классическая проза
- Роман с Постскриптумом - Нина Васильевна Пушкова - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Стройотряд уходит в небо - Алэн Акоб - Исторические любовные романы / Короткие любовные романы / Русская классическая проза
- Лекарство против морщин - Александр Афанасьев - Криминальный детектив / Русская классическая проза / Триллер
- Тряпичник - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- Две сестры - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- Между небом и землей - Марк Кляйн - Русская классическая проза / Ужасы и Мистика
- Смерть в живых образах - Mortemer - Русская классическая проза / Ужасы и Мистика / Науки: разное