нас теперь делать то же самое.
Рой чувствовал стыд. Его было два. Ну, этого стыда. Первый — он выглядит хреново и стесняется самого себя. Но это ладно. Хуже, что он заставляет Энди нервничать, но парень здесь. С ним. Сейчас. После всего. Черт! А шрам на губе постоянно привлекает внимание. Он — как гвоздь под ногтем. Нет, он не портит мальчишку. Он просто болит где-то у Роя внутри… Еще раз — черт! ..
Маккена встрепенулся, туго соображая, что находится на сцене. Видимо, ведущий отстал от него, раз Рой отъехал. С чего он вдруг впал в воспоминания? Впал… Вляпался! Вот так вот, просто сидя на сцене. Вляпался и отъехал. Ах, да! Черт! Вот он, портал между мирами. Он же только что подмигивал Энди, как всегда прилипая взглядом к его губам, а Энди улыбался в ответ. Он всегда так делает. Меняется, что угодно, только не это. А еще смотрит. О-о-о! Это отдельная категория. Анатомическая энциклопедия. Многотомный труд Роя Гейла Маккены по классификации, на котором до сих пор стоит статус: «Не окончен», а в перечне количества глав: «Не определено». Навигатор Маккены опять дал сбой в бесконечных попытках определить свое положение между слоями одного и того же взгляда Энди. Проклятая полоса из подлокотников. У ведущего вспотел затылок. А Джим сыграл его самого отлично. Рей не совсем Рой, но Маккене он нравится. В смысле, и Джим, и его герой. И Каррель на вершине славы. Попасть с улицы в сериал, сыграть самого себя… Черт возьми! Бывает же. Ну, Бернарда! Слава богу, что мир, в котором правят женщины, параллелен миру Маккены. Он бы не вынес. Люблю Стива. Этот острый маринованный чили. Сколько же он его ест! От него поцелуи терпкие и пряные. Подсадил Энди. Обожа… Нет, не то. С ума схожу от восхи… вожде… Подыхаю, короче. А еще… Надо думать о чем угодно, лишь бы не думать о том, как смотрит Энди. Серебристые лисицы! Вот они, уродливые твари, потому что Рой теперь только о том и думает, как Энди смотрит. И от того, что он точно знает, о чем думает Энди, потому что смотрит именно так, становится невыносимо. Статуя его свободы сидит на постаменте, свесив ноги. Последнее время она горбит спину, и что-то у нее с позвоночником. Кстати, муза опять свалила свои чемоданы в гостиной. Не стала дожидаться Энди. Вернулась раньше. Ну, почему он так смотрит? Кто его научил? У Тиу такой сладкий малыш. Рой терпеть не может детей. Нет, он их, конечно, любит, только параллельно себе. Но этот! От Энди были бы красивые дети. А от него самого? В смысле, от них двоих… Рой бы женился… Извращенец! Странная вещь, он уже думал об этом, но не уверен, что Энди не откажет. Чертовы социальные ячейки! Это простое желание делить с человеком и пиццу, и жизнь. А еще корзину для грязного белья и… Семья. Само понятие бьет по самому уязвимому. Но тогда как? Энди не знает, и Рой ни за что не признается, что разглядывал в ювелирном магазине обручальные кольца. Хреновый признак, но факт остается фактом. Надеть парню на палец простой металлический кружок, засунуть в него свою свободу и признать, наконец, что хочешь этого больше всего. Просто видеть на его пальце… Боже, нет! Это так сентиментально. А если он откажет? Вот, черт! Ведь думаешь об этом серьезно. И не вдруг, а уже продолжительное время. Выходит, социум не избежать, и он не давит, а лишь закрепляет законы человеческого существования? Нет, все это бред! Какая семья?! И тем более у него, Маккены Гейла Роя? Хорошо еще, что статуя его свободы не в курсе такого поворота дела. Ей не выжить. Она бы скинулась со своего пьедестала, не вынеся позора, и он может ее понять. Ну, зачем ей такие потрясения? К тому же, парень еще не видел, что он набрал пару лишних фунтов. Завтра надо сдохнуть на беговой дорожке. Скорость на семерочку и угол подъема на шесть, и так минут на сорок… тридцать… хотя бы двадцать пять. Десять лет тому назад Энди чуть не убил его на этой беговой дорожке. Рой, правда, ползал по ней тогда, но даже это было слишком. Вот дурак! В смысле, он сам дурак! Еще какой! Сволочь, да и только! Господи, Энди! Почему! I still love him. Все еще… сейчас, а тогда?
Сидя в измождении на гребанной табуретке, а Рой именно так к ней относится, потому что она подчеркивает его бессилие, он смотрит на спину Энди. Парень что-то там делает с его зубной щеткой, и у Маккены есть секунды, чтобы бесконтрольно продолжать смотреть. Длинная такая спина. Длиннющая. Километры спины, потому что Рой еле ползет по ней взглядом. Красивая. Стройная. И позвонки — как камни под прозрачной водой. Похожа не реку, и теряется под ремнем джинсов, словно уходит, прячась, под валуны. Маккена почти лижет ее взглядом, ощущает на вкус, но теперь он даже на парапет встать не сможет, не то, чтобы сигануть с него в воду. Он вообще больше ничего не может, потому что он — покойник. Лежит, раздавленный плитой вины. Осознание — всегда запоздалая категория. Оно приходит на полфазы позже. Осознание — неизменная категория, когда подведена черта, и под ней четко и безразлично написано: «итого». После могут идти приложения и кучи PS, но это лишь приложения после. Договор выполнен, счета оплачены. Итого. Маккена смотрит на спину Энди. Под кожей проступают ребра. Первое… второе… четвертое… На них навсегда останутся швы, потому что жизнь не особо запаривалась, выбирая сварочные электроды. Уже после, спустя время Рой нащупает их. А тогда у Энди не было ни денег, ни времени ждать, когда они срастутся красиво. И ребра схватились, как пришлось.
Итого. Есть в этом какая-то безысходность. Наверное, оттого, что это слишком емкое понятие, которое левее нуля, на котором сейчас стоишь.
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Маккена, и вопрос кажется странным. Он почти, как кокосовая пальма в арктических снегах. Ладно, пальма, но ведь с нее падают кокосы. — Уезжай.
Энди замер. Километры тишины, сквозь которую волокут телегу без колес. В душе скрежет. Из взорвавшегося шланга под давлением — адреналин безумными всплесками. Надо как-то заставить себя вспомнить правила словообразования, а потом еще и перевести получившийся результат, чтобы он не потерял, хотя бы, смысл. В голове парня что-то наподобие: простоРойяхочутебепомочьпотомучтолюблютебяииззатогочтоятебялюблюмнебольносмотретькактымучаешьсяпозвольмнеостатьсяипомочьтебе.
— Нет.
Энди обернулся и пристально уставился на Маккену. Взгляд такой, словно тело прозрачное, и ничего, кроме тоннелей этого стального взгляда.
— Нет, Рой, — а голос сухой, взвешенный, и взгляд сухой и взвешенный. — Не сейчас. Я уеду. Не сомневайся. Без проблем, но не раньше, чем ты вытащишь свою задницу из этого дерьма.
Основная характеристика дерьма состоит в том, что это дерьмо. У него только два количественных уровня. Либо просто, либо полное. То, что сейчас происходило, было полным. Предельно полным. Абсолютным. Настолько, насколько это возможно. И Рой, и Энди ощущали это. И, если Рой, прижав руки, вертикально шел вниз в этом болоте, и ему оставалось сделать один-два глотка воздуха перед тем, как массы сомкнутся над головой, то Энди… Другая характеристика. Он только что понял, что прыгая с парашютом и приближаясь к земле, вспомнил как-то вдруг, что вообще забыл его взять. Кстати, что там с китайской стеной? Самая длинная, высокая и широкая? Та, которая сейчас выстраивалась между Роем и Энди, спокойно перекрывает раритет.
— Давай так, — начал мальчишка. — Мне глубоко плевать на то, что ты там думаешь. Мне не менее глубоко плевать на то, что когда-то между нами, скажем так, случалось. Мне жаль Стива. На нем лица нет. Считай, я здесь из-за него. Да, и Ольге это все надо, как собаке пятое колесо. Так что, как только ты будешь в состоянии хоть как-то себя таскать, я уеду. А пока считай, я нанялся к тебе нянькой. Это уже не в первый раз, так что стаж я наработал. Из дома ничего не украду, да и за работу возьму недорого. Меня устроит то, что я съем из твоего холодильника, когда совсем проголодаюсь. К тому же, у меня привычка есть не много и не часто. Думаю, мои условия не хитрые. Поэтому, сейчас ты разденешься, и я помогу тебе помыться, а после ты съешь брокколи и отправишься в постель. Вопросы?
Маккена молчал. Самая отвратительная черта кругов в том, что, как не ползай по периметру, рано или поздно вернешься к тому, откуда начал. Только это будет гораздо хуже, потому как принесет с собой
