Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Купол, очертания которого сделал неправильными наметенный снег, от вершины донизу рассечен черным зияющим вырезом. И вдруг обозначилось едва заметное движение купола, от этого стало как-то жутко даже. Черный вырез переместился, обвалилась часть снежного карниза, рассыпалась в прах — такой ясной была ночь...
А Арношт, не чувствуя, что за спиной у него стоит Маня, его земная любовь, ради которой он покинул ту, надземную, не прекращает мучительного движения головой!
— Арношт! Пойдем... домой! — сказала Маня голосом, который сама не узнала.
Он даже не вздрогнул, тотчас послушался и дал увести себя вниз, в зал, куда они спустились с последними любопытными, жаждавшими осмотреть жилые помещения мистера Моура.
— Где же вы от нас отстали, где замешкались? — все спрашивала тетушка Рези.
Маня, не отвечая, надевала свою псевдокаракулевую шубку; Зоуплна стоял уже в пальто.
— Уходите, когда самое интересное впереди?! Подождите, ведь Тинда будет петь! Мы отсюда не двинемся! — запротестовала пани Папаушеггова.
— Мне нехорошо, — ответила Маня, и по ее страдальческому виду этому можно было поверить.
— Понятно! Понятно! — изрек неисправимый дядюшка Папаушегг, пожимая им руки на прощанье.
7
Второй знаменательный шаг в артистической карьере барышни Улликовой
Отливом публики, осматривающей внутренние помещения, воспользовались, чтобы проветрить прокуренный зал, до самого высокого потолка наполненный испорченным воздухом. Теперь тут стало очень свежо, даже слишком; дамы, чтобы согреться, снимали верхнее платье со спинок стульев и со столов. Это неудобство доставило Моуру лишний повод торжествовать, дав ему еще один козырь против архитектора, который не явился на праздник открытия им самим построенного здания из-за несогласия относительно размеров гонорара. Теперь у Моура была еще одна претензия к нему для судебного процесса: злополучный архитектор забыл о гардеробной!
Тинда тоже озябла, и мгновенно позади нее на эстраде появился огромный негр с пелериной из лебяжьего пуха в руках; чернокожий ухмылялся во все свои обширные ноздри и скалил великолепные зубы глядя на белую женщину, замерзшую до того, что волны дрожи ходили у нее по обнаженной спине. Но в тот момент, когда черный колосс, такой смешной в коротенькой курточке грума, готов был накинуть пелерину на плечи барышни, подскочил Вацлав Незмара и выхватил пелерину из его лап до того внезапно, что остолбеневший негр так и остался стоять с поднятыми руками. Но тут перед Вацлавом словно из-под земли вырос мистер Моур, и стоило ему лишь слегка протянуть руки, как молодой Незмара с низким поклоном тотчас отдал ему свою добычу, после чего американец укрыл плечи Тинды с преувеличенной галантностью, смахивающей на религиозный обряд. При этом он что-то говорил ей из-за ее плеча и казалось, будто он своими выступающими челюстями жует это плечо.
Сценка эта, в которой и впрямь было нечто клоунское, вызвала взрыв веселья в кружке «патрициев», стоявших под эстрадой у ног Тинды — они подошли сюда, чтобы воздать дань восхищения «прекраснейшему цветку в дамском букете своего клуба». Именно так выразился говоривший от имени импровизированной депутации «Патриция» молодой пивовар — тот самый, о котором сегодня утром Мальва донесла Тинде, что он и не подумает становиться на голову из-за ее брака с американцем. Этот молодой человек вообще имел привычку выражаться возвышенно, иной раз даже цветисто. Он питал склонность к литературе, и в вечернем издании влиятельной газеты, частью акций которой владел его отец, опубликовал уже несколько светских «фельетончиков».
Все «патриции», как и подобает воспитанным молодым людям, деликатно посмеялись в одобрение мистеру Моуру и в посрамление совсем растерявшегося Вены, этого защитника «святая святых» клуба — так назывались ворота в выспренней «футболистике», — которому не удалось отстоять «лебяжье руно, отнятое у черного чудовища», — продолжал импровизировать литературный пивовар.
Веселье, вызванное этим комическим эпизодом, еще усилилось, когда выяснилось, что Тинда и понятия не имела о том, какая борьба за пелерину разыгралась у нее за спиной. Это обстоятельство вдохновило «патрициев» на дальнейшие остроты: как забавно испугался этот Пятница со своими «ластами», увидев «ракетки» нашего Вены (спортивное имя молодого Незмары), и так далее, и тому подобное. Однако шуточки разом прекратились, и уж если это произошло с Тиндой, чей гибкий клинок в словесном фехтовании стоил дюжины рапир «патрициев», значит, причина была веской. Состязанию в остроумии положил конец сам изобретатель сравнения с «ластами» и «ракетками», глянув невзначай на руки мистера Моура и, к счастью, проглотив очередное сравнение. Наступившей паузой воспользовался Вена, чтоб ответить своему обидчику, назвавшему его руки «ракетками». И с оттенком, который ему не было нужды скрывать, он произнес:
— Хорошо сказано, челаэк!
Но и это бонмо осталось без внимания, ибо последовало угрожающее молчание, и больше никто ничего изречь не отважился; лишь кто-то из «патрициев» засмеялся легким смешком, словно ребенок во сне. Лицо мистера Моура, выражавшее заинтересованность, презрительно нахмурилось, Тинда вздохнула.
А тут подоспела и разрядка.
Негр вместе с пиротехником, уроженцем чикагской Пльзени, — тот появился на эстраде, как был при своих закулисных трудах, без пиджака и жилета, с засученными рукавами рубашки, открывавшими густую татуировку на его предплечьях, — передвинули рояль на передний план. Это побудило оратора «патрициев» заявить: «Не будем долее задерживать господ, ибо там, куда приближается искусство, спорт пасует». Тинда в ответ поклонилась каждому «патрицию» в отдельности.
Откланялись и они с большим волнением и шумом и отправились к своим местам, как группа львов, исполнивших свои номера на манеже и возвращающихся в клетки.
Какое-то время к роялю никто не подходил, ибо прежде, чем начнется пение, дамам полагалось подать чай с кексом, а господам — американские ликеры и коктейли; вместе с выступлением барышни Улликовой это составляло последний номер программы.
Пан директор Папаушегг выбрал виски с содовой, Боудя — джин; когда оба получили выбранное, пан директор не удержался и осторожно заглянул под стол слева от себя. Но ни под столом, ни за ним «Отсталых» уже не было. Их выдуло во время проветривания. Плохую службу сослужило им то, что они начали с american drinks[140], в то время как ими следует в лучшем случае заканчивать, мудро заявил пан Бенда; тут он отхлебнул коктейля и сильно закашлялся, отчего не скоро смог изречь предостерегающе и утверждающе:
— Вот так! Именно так!
Дамам на пользу пошел горячий чай, они снова стали снимать теплые одежды, и первой — Тинда. Это предвещало самый
- Рубашки - Карел Чапек - Зарубежная классика
- Немецкая осень - Стиг Дагерман - Зарубежная классика
- Фунты лиха в Париже и Лондоне - Оруэлл Джордж - Зарубежная классика
- Начала политической экономии и налогового обложения - Давид Рикардо - Зарубежная классика / Разное / Экономика
- Пагубная любовь - Камило Кастело Бранко - Зарубежная классика / Разное
- Дочь священника. Да здравствует фикус! - Оруэлл Джордж - Зарубежная классика
- Ясное, как солнце, сообщение широкой публике о подлинной сущности новейшей философии. Попытка принудить читателей к пониманию - Иоганн Готлиб Фихте - Зарубежная классика / Разное / Науки: разное
- Великий Гэтсби. Ночь нежна - Фрэнсис Скотт Фицджеральд - Зарубежная классика / Разное
- Кармилла - Джозеф Шеридан Ле Фаню - Зарубежная классика / Классический детектив / Ужасы и Мистика
- Пробуждение - Кейт Шопен - Зарубежная классика