Подольский гражданский губернатор лишь повторил аргументы двух своих коллег о противоречии между сознанием польского дворянства и государственной службой (среди российских дворян, подчеркивал он, даже калеки рвались служить). Его единственное предложение также носило принудительный характер: чтобы пристыдить всех, кому не исполнилось тридцати лет и кто нигде не служил, писать после их фамилии в документах позорное определение «недоросль», что в XVIII в. означало лицо малолетнее, еще непригодное к службе. Им следовало запретить любое участие в органах дворянского самоуправления, в свою очередь, бедным надлежало запретить арендовать земли до получения чиновничьего звания.
Как показывают последовательные действия властей, еще даже до получения необходимых статистических данных было достигнуто единодушие относительно принудительного включения подтвердившей дворянство шляхты в существовавшую российскую сферу влияния.
Когда в 1850 г. предводители дворянства наконец были вынуждены заполнить анкеты, то сведения, которых администрация Бибикова ожидала с августа 1848 г., оказались более чем достаточными, чтобы приступить к заключительной фазе дисциплинирования поляков, начатого еще в 1831 г.
Подробнейшая информация о молодых шляхтичах, которым в 1850 г. было от 16 до 30 лет, дает нам возможность представить социологический образ этой группы в форме пяти приводимых ниже таблиц848. В первой представлено правовое положение землевладельческой шляхты в возрасте 16 – 30 лет в 1850 г.
Сопоставление этих цифр сразу же наводит на мысль о том, что главным критерием подлинности дворянских прав являлось для властей владение землей, будь то небольшие участки овруцких шляхтичей или латифундии магнатов. Следует отметить, что не делалось особого различия между полученными подтверждениями родословной, не обращалось даже внимания на отсутствие таковых. Использовался принцип различия между истинными и фальшивыми шляхтичами, примененный в 1831 г., – наличие собственности в глазах властей ставилось выше родословной. Следует отметить, что Ревизионная комиссия в редких случаях признавала дворянство, в то же время было достаточно большое количество тех, кто не захотел представить свои бумаги в Герольдию, или тех, чьи дела еще не были ею рассмотрены.
Теперь обратим внимание на различие в имущественном положении:
Вновь приходится констатировать, что, несмотря на притеснения околичной шляхты из-под Овруча, о которой говорилось ранее, факт отсутствия крепостных во владении не стал поводом для лишения дворянского достоинства. Сохранились, в частности, ценные сведения о соотношении между шляхтой, которая владела крепостными, и шляхтой, которая обрабатывала землю собственными силами. Первой было почти в восемь раз меньше в Подольской губернии и в 12 раз – в Волынской, т.е. в среднем можно говорить о том, что 90 % из получивших подтверждение дворянства шляхтичей не имели крепостных.
Полученные в 1850 г. данные дают возможность судить и о вероисповедании землевладельческой шляхты в возрасте от 16 до 30 лет.
Как видим, количество православных было значительным. Однако речь шла почти исключительно об околичной шляхте из-под Овруча и Житомира, среди которой было 2516 православных. В действительности все они были когда-то униатами, это дает представление об уровне распространения их украинизации. В Острожском уезде насчитывалось 26 татар-магометан.
Наиболее интересной представляется составленная нами таблица об уровне образования молодых шляхтичей в возрасте от 16 до 30 лет.
Даже если допустить, что такое значительное количество не получивших образования связано с включением в анкету околичной шляхты Волыни, следует признать, что в двух других губерниях даже среди шляхтичей, чье дворянство было подтверждено Герольдией, т.е. тех, чье происхождение не вызывает сомнения, немногие могли похвастаться хорошим образованием. Больше половины этого действительного ядра польского дворянства (1489 лиц, признанных Герольдией) никогда не учились в школе (782 по сравнению с 707, посещавшими школу, а 283 вообще были неграмотны)!
Открывшаяся необразованность тех дворян, которые должны были стать элитой империи, дала властям идеальный повод взяться за самое богатое польское дворянство. К этому подталкивали и данные о видах деятельности польского дворянства.
Как видно из таблицы, среди шляхты редко можно было встретить людей, занимавшихся профессиональной деятельностью в современном понимании, – врачей, купцов, ремесленников (возможно, за этим названием скрывалось и несколько фабрикантов). Наиболее многочисленными были группы шляхтичей, занимавшихся сельским хозяйством или управлявших имениями третьих лиц, а также лиц без определенных занятий. На государственной службе польских дворян было не так много.
Все эти удручающие данные не были вымышлены враждебно настроенными чиновниками. Их представили, хотя и вопреки своему желанию, предводители дворянства. Разве они не подтверждают описанное нами ранее удовлетворение польской шляхты царящим в «Аркадии» застоем или плачевную ситуацию в школьном образовании?
Стоит вновь обратиться к сообщениям проницательных свидетелей эпохи, чтобы убедиться, что эти данные отражают специфическое и в то же время безнадежное положение дел. Х. Жевуский прекрасно описал саморазложение лишенной перспектив шляхты: «В себе самом не чувствуя какого-либо позитивного начала, как же он (шляхтич. – Д.Б.) сможет уважать в другом человеке просвещенность, знания, заслуги на монаршей службе, набожность, товарищескую приязнь и другие интеллектуальные и моральные ценности, которые только и достойны и способны должным образом управлять общественным мнением. Подобное повсеместное отсутствие позитивных элементов, подобное отсутствие работы над сердцем и умом всегда придает существующему обществу какой-то грубый и неприятный оттенок и отталкивает от него людей чувствительных, с развитым умом. А общество, отбросив то единственное, что может его исправить, разлагается, предоставленное самому себе, бесконечно вращаясь в порочном кругу…»849
Не менее критичным был и А. Пшездзецкий, поставивший подобный диагноз больному бездельем обществу: «Мужчины для вида заняты хозяйством, тогда как на самом деле заботятся о нем управляющие. Сами они вроде бы заняты производством или продажей своих продуктов. Развлечение их – охота, визиты к соседям, ярмарки, а, прежде всего, карты да трубка. Эти увеселения отцов – единственное занятие для сыновей, которые еще не думают о хозяйстве, а занятия наукой они оставили своим преемникам в школах. Любой службы, даже выборной, они сторонятся, боясь поселиться в городе… все это гибнет понапрасну, без пользы для края и до того уже дошло, что (за несколькими исключениями) у нас пальму первенства в интеллектуальном развитии следует отдать прекрасному полу»850.
Российские бюрократы еще на протяжении двух лет колебались в своей политике относительно столь пассивного сопротивления ассимиляции. Кроме вышеуказанных предложений гражданских губернаторов, Бибиков также разработал грандиозный проект, который в конечном счете был отвергнут, однако предусмотренные в нем нацеленность на отдаленную перспективу и категоричность в очередной раз свидетельствуют о неутомимом упорстве властей в осуществлении одновременного наступления по всем направлениям.
17 сентября 1849 г. генерал-губернатор обратился к царю с новой тайной докладной запиской851, содержавшей предложение о принудительной интеграции самого богатого слоя шляхты – двухсот семей, имевших свыше тысячи крепостных. К записке прилагался составленный им список лиц, который, хотя и не полностью, приводится ниже.
Список землевладельцев трех губерний, имевших свыше тысячи крепостных (мужчин, женщин, детей)
Примечание 1852
Из приведенных данных следует, что в собственности примерно 200 семей находилась 1/8 часть населения Украины. Большинство владело от 1000 до 2000 крепостных (113 случаев). Количество помещиков, владевших от 2000 до 5000 крепостных, было значительным (64 случая), однако всего у 10 семей было в собственности от 5000 до 10 000 крестьян, и у шести – свыше 10 000 душ.
Бибиков писал: «Почему священным долгом поставляю Вашему Императорскому Величеству всеподданнейше представить, что, по моему мнению, часть сословия, которое по своему богатству, по всем почетным правам, коими оно пользуется, владея крестьянами и доходами – не должно оставаться в положении совершенно бесполезном, как для службы Вашему Величеству, так и собственно для себя, не разделять никаких обязанностей, ни трудов и предаваться только тунеядству, разврату, а может быть употреблять свои средства и доходы лишь на козни против спокойствия Государства». По мнению киевского русификатора, следовало наложить значительный налог на крупных землевладельцев, у которых за плечами не было хотя бы пятнадцати лет службы. Налог должен был быть натуральным и идти на содержание войск, расквартированных в трех губерниях. Бибиков хотел получать по три четверти муки за одну крепостную душу для содержания солдат и столько же фуражного овса. Налог должен был взиматься с собственных доходов помещиков, а не с крестьян. Бибиков полагал, что налог будет составлять 7,5 % того, что помещики получали от крестьян, и не считал этот сбор обременительным. Военный министр проконсультировался об этом деле с варшавским наместником Паскевичем, который счел полностью возможным обложить налогом семьи, два поколения которых не служили царю. В связи с этим 1 ноября 1849 г. Бибиков обратился с запросом о том, как следовало считать поколения. Прежде всего он не совсем представлял, что надлежало понимать под словом «семья», поскольку везде ситуация была разной, – например, среди Браницких и Илинских были одновременно и русские сенаторы, и заговорщики, и бездельники. Немало вопросов вызывало обедневшее польское дворянство, с которого вообще было трудно что-либо получить.
