28 августа 1839 г. Комитет западных губерний сообщил о 61 286 крепостных, конфискованных у помещиков в Волынской губернии. Однако многочисленные процессы и споры, замедлявшие работу Волынской ликвидационной комиссии до 1851 г., не позволяют назвать точную цифру.
Сразу после завершения крупномасштабной акции, целью которой было продемонстрировать, что ожидает смельчаков, решившихся не подчиниться законам империи, власти нашли новый повод продлить пиршество. Вскоре после назначения в Киев Бибикову удалось мастерски раскрыть «заговор» Шимона Конарского. Была выявлена политическая деятельность, объединявшая землевладельческую шляхту с деклассированной шляхтой в губерниях, которые, как казалось, находились под строжайшим надзором.
Несмотря на то что Шимон Конарский не был уроженцем Киевской губернии, именно здесь было учреждено больше всего филиалов его организации. Родившийся под Августувом в 1808 году, этот 30-летний шляхтич, бывший студент Виленского университета, офицер артиллерийского полка Польского корпуса до 1831 г., служивший затем капитаном в повстанческом войске, а затем эмигрировавший во Францию, проникся весьма радикальными идеями, стал членом демократического общества «Молодая Польша» и издавал вместе с радикалом Яном Чинским газету «Północ» (Север). Конарский находился под сильным влиянием идей А. Сен-Симона, был сторонником Дж. Мадзини и его «Молодой Европы» (вместе с ним принимал участие в Савойской экспедиции). Он был одной из наиболее привлекательных и благородных фигур среди романтических революционеров, грезивших идеалами и забывавших о серости будней. Отправляясь в качестве эмиссара в Российскую империю, он, очевидно, не представлял, насколько может быть инертно и даже враждебно к любой демократической идеологии шляхетское общество. Распространявшиеся им на Волыни идеи воссоздания независимой Польши на основе союза с крестьянством не пользовались какой-либо популярностью. Предпринятая же им акция была типичным проявлением отрыва увлекавшейся либерализмом польской эмиграции от реальности. Стремясь восстановить Польское государство в границах до 1772 г., она не желала считаться с существованием этнических различий между славянами824.
Молодой эмиссар скрывал свои контакты под видом педагогической деятельности. Он был учителем дочери волынского помещика средней руки Фредерика Михальского. Привязанность Конарского к этому дому была тем сильнее, что он был влюблен в свою юную ученицу. Нельзя сказать, что он находился в абсолютном вакууме. После многочисленных поездок ему, как известно, удалось организовать киевских студентов, многие из которых были арестованы в 1837-м и в последующие годы. Он также отправился в Вильну, где студенты Виленской медико-хирургической академии, например Ф. Савич, создавали кружки, а также в Дерпт – поляки учились и в тамошнем университете. Конарскому удалось достичь взаимопонимания и с некоторыми российскими оппозиционерами. У него были связи во Львове, в том числе в Греко-католической семинарии, где еще в 1836 г. руськие (русинские) семинаристы, входившие в организацию, требовали ее переименовать в «Общество польского и руського люда». Однако признать идеи равенства с крестьянством и своеобразия «руського люда» польской шляхте было не под силу825.
Конарскому сразу удалось установить связь с менее послушными воле властей волынскими польскими помещиками – ведь как раз на Волыни еще сохранились следы польского патриотического духа. Ему удалось найти группу, создавшую еще до его появления «Патриотическое общество», в которое входили Кацпер Машковский, Леонард Лепковский и бывший врач из Кременца Антоний Бопре. Программа общества носила умеренный характер – распространение патриотического духа, внутреннее самосовершенствование, развитие образования. Им было еще далеко до бунтарства. Однако Конарскому удалось внушить людям из разных уездов трех губерний свои достаточно абстрактные идеи, отличавшиеся радикальностью. По его призыву все они собрались тайно в Бердичеве в июне 1837 г. для создания «Союза польского люда». Даже название организации было неясным и утопическим, поскольку слово «люд» означало прежде всего крестьянство – а где на Украине можно было найти польское крестьянство? В любом случае это движение было связано с организацией, существовавшей на территории Галиции и Царства Польского под примерно таким же названием – «Общество польского люда»826. Однако навязанный Конарским псевдомасонский или карбонарский церемониал оказался не по вкусу его членам. Позднее (в письме к племяннице в 1882 г.) К. Машковский писал, что слишком демократическая ориентация общества отпугнула аристократию и не могла устроить большинство польской шляхты Волыни. Бопре в небольшой газете «Przyjaciel Prawdy» («Друг правды»), которая вышла всего четыре раза в рукописной форме и которую нам так и не удалось разыскать, напротив, ратовал за объединение, говоря о том, что нет демократов и аристократов, а есть только поляки.
«Союз польского люда» напоминал по своей форме тайное общество, и тот факт, что заметной роли он не играл, власти не желали принимать во внимание. Кроме того, власти не могли допустить пропаганды идеи возрождения польской независимости. Зимой 1837/38 г. на контрактовой ярмарке в Киеве удалось устроить еще одно тайное собрание, но к этому времени царская полиция уже начала аресты студентов. По свидетельству Машковского, все члены общества из южных губерний советовали Конарскому уехать за границу и даже были готовы дать ему 1100 дукатов, но революционер, несмотря на свою бедность, отказался. Один из членов организации, учитель из Вильны, воспользовался приездом в Киев министра Уварова и передал ему список всех участников. Вслед за Конарским, арестованным в Вильне в 1838 г., было арестовано еще 115 человек. Среди них было 34 участника из студентов и 41 – из мелких или средних помещиков.
Причину провала следует искать не только в предательстве, но и в расследованиях, непрерывно проводимых царской полицией, которая искала лишь повода запугать население827. В 1839 г. в триумфальной докладной записке царю Бибиков указывал, что полиция проводит всестороннее расследование828. Он обвинял польское дворянство, считая его «полностью враждебным правительству», говорил о найденных воззваниях, революционных произведениях, о результатах допросов студентов, принадлежавших к организации «Вера, Надежда, Любовь», придирался даже к компаниям гуляк и повес – «балагурам» (которым он запретил собираться), кроме того, хвастался, что его агенты остановили деятельность бердичевского отделения Польского банка с центральной конторой в Варшаве, которое возглавлял крупный помещик Млодецкий, обвинявшийся в организации передачи денег для эмигрантов через Одессу и получавший оттуда инструкции. Сам Конарский, писал Бибиков, ездил в Одессу и привозил оттуда запрещенные книги. После ареста Конарского Секретная комиссия о тайных обществах, которая была создана лично Бибиковым и возглавленная его фактотумом Н.Э. Писаревым, смогла выявить все связи кружка Конарского829. Именно это разоблачение послужило поводом для всех принятых Бибиковым мер, о которых мы ведем речь с самого начала второй части книги. Бибиков указывал, что к этой «конспирации» не следует относиться как к чему-то временному – напротив, это не что иное, как проявление «изменнических козней неблагодарных и слабо наказанных за мятеж преступников». Именно поэтому независимо от сути самого «Союза польского люда» его разоблачение следует отнести к самым важным событиям в анализируемый период. Так или иначе, оно послужило оправданием всей политики царизма в 1840-х годах.
Согласно указу от 30 сентября 1838 г. имения тех, кого в российских документах неизменно называли «мятежниками», «преступниками» или «заговорщиками», подлежали конфискации. Этим должна была заниматься Ликвидационная комиссия, которая проводила конфискацию поместий в 1831 г. и существовала лишь в Волынской губернии. Повторился прежний сценарий: без установления меры вины налагались секвестры на большую часть имений, принадлежащих подозреваемым лицам, их родственникам и однофамильцам830.
Алчность российской администрации росла, несмотря на отсутствие единого мнения о дальнейшем порядке действий. В записке на имя Николая I, которая 12 декабря 1838 г. рассматривалась на заседании Комитета западных губерний, подольский гражданский губернатор Лашкарев предлагал отдать в «ленное владение» российским отставным генералам или гражданским чиновникам того же ранга конфискованные имения, а также имения, конфискованные еще после 1831 г. Это было бы, как отмечалось в документе, «вернейшее средство к достижению главной цели Правительства – преобразования народного в том крае духа… Поселением в Подольской губернии значительного числа семейств Русских заслуженных дворян скорее можно бы было произвести совершенную перемену в нравах и обычаях сей страны издревле русской и положить более прочное основание приверженности народа ее к престолу. Люди сии, получив в награду имения за их усердную службу и чувствуя вполне столь щедрую монаршую милость, конечно, составили бы важный оплот противу всяких зловредных покушений и были бы бдительнейшей стражей спокойствия страны»831.
