В области религии, столь близкой польскому сознанию, репрессии приобрели еще более масштабный характер. После конфискации 61 из 86 монастырей в трех юго-западных губерниях в 1832 г. Бибиков в 1840 г. начал дело о преследовании кармелитами православных крепостных, которое стало основанием для конфискации всей церковной собственности. Светское могущество католической церкви было уничтожено. Вслед за этим пришел черед устранить и давний символ латинской экспансии на Восток – униатскую церковь. В 1839 г. благодаря очередному умелому манипулированию массами 130 тыс. униатов были исключены из сферы польского влияния и принудительно возвращены в лоно православной церкви.
Царские власти все более настойчиво отводили православной церкви роль троянского коня в решении украинского вопроса. Польские помещики должны были обеспечивать надлежащие условия жизни и содержания 11 049 православным священникам на своих землях (католических священников было всего 603); без разрешения властей владельцы имений не могли производить какие-либо строительные работы в костелах. В свою очередь, высшая католическая иерархия (не без согласия Ватикана) занимала инертную и конформистскую позицию. Такое положение дел позволило Васильчикову в 1855 г. констатировать действительную ликвидацию католического влияния на этих землях. Сделанные в 1862 г. луцким епископом, чья резиденция была перенесена в Житомир для облегчения надзора за ним, предложения о сотрудничестве с властями в борьбе против революционеров стали печальным итогом религиозного гнета.
Всеобъемлющий террор преследовал в конечном счете единственную цель – политическую: следовало уничтожить саму мысль о Польше. Именно поэтому рассмотрение политических репрессий было предпринято нами в конце этой части. После волны конфискаций и ссылок 1831 – 1832 гг. заговор Шимона Конарского, раскрытый в 1838 – 1839 гг., представляется центральным событием исследуемого периода. Бибиков воспользовался им как предлогом, чтобы, преувеличив масштабы угрозы в Петербурге, приступить к рассмотренным уже мерам 1839 – 1840 гг. Идеология эмиссара польской эмиграции Конарского не имела ничего общего с крепостническими взглядами большинства польских помещиков Украины. Тем не менее она вызвала лавинообразную реакцию властей, ответить на которую польская аристократия могла лишь бессильным повиновением.
Образ жизни крупных польских землевладельцев находился в разительном противоречии с представлениями царских властей. Даже в Манифесте о вольности дворянской Петра III (1762 г.) давалось такое определение сути дворянской службы, которое не допускало, чтобы дворянин проводил время исключительно в своем имении, заботясь лишь о его процветании.
Нести службу в высшей администрации или иметь высокое звание в армии было естественным для русского дворянства. В свою очередь, для польских помещиков оказалось фатальным то, что Бибиков, претворяя в жизнь свою политику русификации, в заключение заставил владельцев крупных (более ста душ) имений покинуть их и поступить на службу. Указ от 21 апреля 1852 г. разрушил splendid isolation землевладельцев, которые с этого времени были обязаны посылать своих достигших 18 лет сыновей на государственную службу во благо Российской империи.
Лишь их отцам, жившим за бортом общественной жизни империи, было позволено продолжать мечтать о былом польском величии. Как было показано, их деятельность в канун нового восстания 1863 г. ограничилась немногочисленными инициативами на местах, которые в недалеком будущем, в соответствии с принципами польского позитивизма, стали определяться как «органическая работа», – например, попытки создания сельскохозяйственного или кредитного общества, а также третейских судов. В 1863 г. Варшава не дождалась ни поддержки, ни сочувствия этого закосневшего мира. Всего несколько сыновей помещиков, разочарованных подобной инертностью, отправились на борьбу за пределы своего края. Однако и этого было достаточно, чтобы в Петербурге заговорили об этом мирке как о логове мятежников.
Поляки Украины вновь стали жертвой укоренившегося российского штампа, который Бальзак, большой почитатель царя, привел под диктовку госпожи Ганской в 1847 г. в «Письме о Киеве»: «Поляк повиноваться не способен; он любит не исполнять приказания, а сам их отдавать… Это природное расположение и погубило Польшу. Страна повиновения, страна покорных славян не могла не поглотить страну славян непокорных, страну, которой сама мысль о повиновении внушала ужас… и если когда-нибудь Россия завоюет мир, она будет обязана этим исключительно покорности ее обитателей… русские созданы для того, чтобы покорять другие народы, и в этом им нет равных».
Одним из первых этапов этого завоевания должна была стать терпеливая и педантичная реорганизация Правобережной Украины по русскому образцу. В этой части было показано, как много нашлось после 1831 г. сторонников и исполнителей имперских замыслов. Нерешительность эпохи Александра I, когда в Петербурге толерантно относились к губернаторам-полякам, канула в Лету. На каждом уровне центральной власти, в Комитете министров и в его канцеляриях, в Комитете западных губерний, на уровне генерал-губернатора, гражданских и военных губернаторов, в полиции и во всякого рода судебных, конфискационных, ревизионных комиссиях находились ярые сторонники идей Екатерины II и Н.М. Карамзина, проводники идей Николая I по объединению этих земель с Россией «в одно тело, в одну душу». Как не задуматься над этим примером? Поляками, жившими в этих губерниях, трудно восхищаться – иным был менталитет их единоплеменников, живших на Познанщине, в Мазовии, Галиции и даже Литве. Однако внимания заслуживает именно умелое использование недостатков и слабостей жителей этого расчлененного края. Украина стала лабораторией, а шляхта – подопытным кроликом в первом опыте русских по преобразованию огромной социальной группы. Однако до воплощения идеи «единой и неделимой России» было еще далеко.
Часть III
1864 – 1914 годы
Глава 1
РУССКО-ПОЛЬСКИЙ АНТАГОНИЗМ В ЗЕМЕЛЬНОМ ВОПРОСЕ
Характеристика земельной собственности польских помещиков на Украине, без сомнения, дает представление о социальном и экономическом значении этой группы. В свою очередь, понимание ее экономического веса позволяет объяснить, почему русификация Украины была возможна, по оценке царских властей, лишь в случае еще большего ослабления позиции польского дворянства. В этой главе мы постараемся изучить то, каким образом царские власти на протяжении полувека, предшествовавшего 1917 году, пытались навязать господство русских помещиков на этих присоединенных после разделов Речи Посполитой землях. Нам предстоит представить методы и последствия этой длительной операции, ее основные этапы и уровень противодействия со стороны поляков. Это диахронное исследование даст нам возможность в пятой главе проанализировать образ жизни и типы ментальности поляков на Украине. Эта глава рассматривается нами в качестве дополнения к уже существующим работам о состоянии землевладения в других губерниях Российской империи.
Годы слепой ненависти: 1863 – 1865
Сразу после разделов во времена Екатерины II в России зародилась идея о вытеснении из юго-западных губерний поляков и полонизированных на протяжении нескольких веков украинцев, в чьей собственности находились почти все земли и миллионы крепостных Правобережной Украины. Раздача в отдельных случаях огромных имений Канкриным, Лопухиным и Энгельгардтам не повлияла на ситуацию, как не изменили ее и многочисленные конфискации после восстания 1830 – 1831 гг.
Еще в 1833 г. киевский губернатор выражал сожаление в связи с тем, что русское дворянство не играло существенной роли в дворянских собраниях. Их и в самом деле было в 4,5 раза меньше, чем польских помещиков, владевших более чем сотней крепостных душ (норма, дающая право голоса на дворянских собраниях).
Активная политика генерал-губернатора Д.Г. Бибикова, на протяжении 1840-х годов направленная на ослабление польского влияния, опиралась прежде всего, как нам известно, на ревизию прав на дворянское звание и массовое сокращение числа лиц, принадлежащих к первому сословию в империи. Однако после конфискаций 1831 – 1832 и 1839 гг. систематического присвоения земель русским дворянством уже не наблюдается. Следовательно, в канун второго восстания в 1863 г. юго-западные просторы Российской империи оставались в основном в польских руках.
По моим подсчетам, после проведения ревизии в 1831 – 1850 гг. в трех юго-западных губерниях осталось около 70 тыс. прежних шляхтичей, получивших дворянское звание, причем 9/10 из них не имели крепостных и владели небольшой земельной собственностью. Количество же владельцев имений достигало 7 тыс.877 Эта цифра подтверждается данными российских и советских исследований, где она также дается приблизительно. По мнению Рудченко, исследовавшего инвентари 1847 – 1848 гг., в 1861 г. налицо было 6051 землевладелец, а согласно Д.П. Пойде – лишь 5449. Последняя цифра кажется немного заниженной, поскольку Пойда насчитал 8535 имений, и даже если у кого-то из помещиков было несколько имений, то вряд ли общее число таких владений достигало 3086878. Однако если учесть достаточно многочисленные еще до 1863 г. банкротства и наплыв русских дворян, владевших уже к 1833 г. четвертью земель, то представляется достаточно правдоподобным, что в 1863 г. количество польских поместий не превышало 5 – 5,5 тыс.
