было запрещено мировым законом. Однажды проезжая по этим местам, Лучезар наткнулся на телегу, которая вывозила в ущелье для уничтожения мусора часть автомобиля, кусок от стиральной машины, кое-какой скарб. Смешно сказать: выбрасывать и уничтожать можно, продавать нельзя. Конечно же, Княжич забрал скарб с телегой и долго рылся в нём. Нашёл кое-что интересное. Дневник и одну фотографию. Эти вещи хранились в его тайном хранилище, и именно сейчас он про них вспомнил.
Внутри Небесный Пик нисколечко не изменился, хотя Лучезар его смутно помнил. Однако огромная, трёхэтажная изба, на которой было написано «Музей Древностей», здесь стояла недавно. Такого здания он не помнил, да и сруб казался свежим. Изба была поставлена из толстых брёвен. К двустворчатой двери вело высокое крыльцо. Карнизы, навершия, наличники, решётки на перилах, причелины, перегородки, полотенца, опора, столбики — всё в избе было ажурным, аккуратно вырезанным. Лучезар подумал о том, что для этого был приглашён не один мастер. Ставни на окнах были разукрашены, а вывеска являла отдельное произведение искусства. Княжич сразу же захотел там побывать.
Гостиничный двор «Прииск» стоял на срезанной то ли природой, то ли руками человека вершине сопки, у обрыва, окружённый высоким штакетником. Собой подворье представляло ансамбль невысоких теремочков, между которыми пролегли крытые и нет переходы. На территории гостиницы помимо большого двора имелось ещё несколько малых двориков, три бани, бассейн, конюшня и сараи. У обрыва, обнесённый невысоким, но качественным заборчиком, была смотровая площадка. Посмотреть было на что. Внизу, гибкой лентой пробивала себе путь бурная река, перепрыгивая высокие и нет пороги, правда в это время она оказалась укрыта льдом, а с соседней сопки, в тёплое время года, по круто обрубленной спине, с торчащими камнями и кривыми деревьями стекали вниз ручейки. Сейчас вода пробивала себе путь из тьмы холма на свет, однако стекая по крутому склону тут же обращалась в лёд. В тот момент, когда Княжич подошёл дабы глянуть на открывшийся вид, на краю выступа благородно поднял голову отдыхавший там в лучах заходящего солнца большой тигр. Он зевнул, глянул на Лучезара, перекатился с одного бока на другой, поднял лапами пушистый снежок, затем зевнул вновь. Потянулся, продолжая лежать на боку, вытягивая лапы к обрыву. Княжичу показалось, ещё мгновение и тигр скатиться вниз. Но полосатая кошка спокойно встала на лапы и медленно, даже как-то лениво, отправилась в сторону густого леса. Узник довольно хмыкнул и тоже отвернулся от ущелья.
Служанка, как и положено сняла двухместный номер, посетовала, что дороговато вышло. Но дешёвых тут не водилось, это можно было понять по внешнему виду гостиницы. Когда они подымались на второй этаж, их догнала Елена и, взяв его под руку, стала подниматься с ним наверх.
— Эта дорога меня доконает, — проговорила она низким, совсем не тем милым и чистым, как ручей, голоском. — Я устала так, что сил моих больше нет. Лучик, сделай мне массаж ступней. Ноги просто отваливаются.
И в каком месте они отваливаются? Хотел спросить Лучезар, но не стал. Вместо этого сам вымученно улыбнулся, давая понять, что он устал не меньше её.
— Но если хочешь, — продолжила Прекрасная, бросив на него томный взгляд, — я могу тебе сделать массаж.
Шире улыбнувшись, Лучезар накрыл её ладошку своей и прошептал:
— Пожалуй, сегодня я отдохну.
— Ох, Лучик, у меня чертовски дерьмовое настроение, — проговорила Елена, давая понять, что возражения не принимаются. — Настолько дерьмовое, что у меня сил нет его терпеть. Эта грёбаная дорога — будь она проклята! — эта Варварка со своим говнистым характером, эта тупая, набитая соломой, Анка и жирная свинота Дамирка, а ещё троица дебилов, которых Варька взяла с собой, чтобы, видите ли, они мужеству набирались — всё это у меня вызывает жуткую изжогу и желание кого-нибудь выпить досуха. Ну или отрубить кому-нибудь голову и перемолотить вместе с не остывшими мозгами в фарш!
— Какая жуткая картина, — пробормотал Княжич, делая над собой усилия, чтобы не сжать её горло. В этот момент перед глазами всплыл образ умирающей Клары. Она поведала ему страшную историю гибели его родителей и прислуги, что служила роду Тихих долгое время.
— Какая есть! — продолжала рычать Елена ему в лицо. Они уже давно остановились. В этот момент Прекрасная чем-то была похожа на свою сестру, и на мать тоже. — На кой хрен этим детям мужество, ты мне скажи? На кой хрен? Когда за них решают всё другие. Когда на это, мать его, есть специальные наёмники! И что вообще такое мужество? Она хоть знает? Она ни черта не знает. Потому что моя сестра тупа, как пробка. Она лишь изображает из себя крутую, а на самом деле дохлая, склизкая сучка, которой надо один раз хорошенько вдуть, чтобы она успокоилась! И какого хрена мы попёрлись в эту гнилую — мать её! — дорогу?!
Неожиданно для себя Лучезар подумал о том, что переизбыток Елены ему аукнется неврозом. В душе и так смута, а сейчас там клубился густой туман и желание оторвать голову росло с каждым разом всё сильнее и сильнее, как тот снежный ком, что скатывался с горы, собирая за собой снег. Её дорога утомила? А его она уже начинала утомлять. А им ещё ехать и ехать. И если с тем, что он делит с ней постель Княжич хоть как-то но мирился, с её истериками он мириться не желал.
Однако в порыве ярости Елена могла рассказать много интересного. А ему информация не помешает.
— Ты меня слушаешь? — Её вопрос был грубым.
— Конечно, — снова улыбнулся он, и Елена вдруг зарделась и сглотнула.
— Как же я тебя люблю, Лучик, — сменила она настроение. — Пойдём ко мне, — и потянула его за собой, но Узник с места не сдвинулся.
— Не могу. Я устал тоже. Давай сегодня отдохнём, — и поцеловал её. — Отдохни хорошенько, завтра будет сложная дорога.
— А-а, дорога, — тяжело выдохнула она, вспоминая дорогу, о которой на короткий миг забыла. — Хорошо, мой Лучик, — она взяла его лицо в ладони и заглянула ему в глаза. — Я отдохну. И ты отдохни, мой сладкий, красивый Лучик.
— Спокойной ночи, — сказал он, продолжая быть милым. Она чмокнула его в губы, с большой неохотой оторвалась от них и, открыв ключом дверь, вошла внутрь номера. Перед тем, как закрыть за собой створку, оглянулась будто на прощание, но явно продолжая его соблазнять — может передумаешь, я вся твоя, — но Лучезар только шире растянул губы. И тогда Елена, состряпав жуткое страдание на лице, с грохотом закрыла дверь.
Некоторое время Лучезар стоял, глядя на дверь. Улыбка
