не может, поэтому Харелт за неделю праздников должен был решить, достойна ли Иннес приглашения войти в число доверенных людей семьи или нет.
Когда сестра их знакомила, Харелт подумал, что понять эту по-крестьянски крепкую девушку с непривычно-короткой стрижкой чуть выше плеча, от которой тёмные волосы сворачивались мелкими кудряшками, будет тяжело. За безупречной выдержкой и привитыми в школе манерами она спряталась как за каменной стеной. Лишь уроки отца Энгюса и практика помощником следователя помогали заметить: Иннес отчаянно стесняется. Причём всего. Своего роста – почти с Харелта. Больших очков – проверить и выправить зрение ребёнку до трёх лет могут позволить исключительно богатые люди, остальные вынуждены носить стёкла до двадцати, пока вмешательство в организм снова не окажется безопасным. Своей учёбы вместе с Мирной – чтобы попасть в лучшую из школ ордена святой Элсбет, где наставляли отпрысков знатнейших и богатейших родов Империи, умом надо обладать незаурядным. Стесняется Иннес и того, что она дружит с дочерью семьи Хаттан и поэтому приехала сюда, хотя, на взгляд Харелта, такой бескорыстностью и честностью наоборот стоит гордиться. Даже без дара эмпатии светская и придворная жизнь хорошо учит разбираться, когда люди пытаются к тебе подольститься исключительно из-за статуса и родственников. Не зря Мирна за три года и сдружилась исключительно с Иннес, для остальных ограничилась «разной степени знакомством».
Следующей проблемой стало то, что Мирна к потоку эмоций «внутри» и «снаружи» давно привыкла, и не всегда можно было понять: делает ли что-то Иннес по своему хотению, или сестра решила за подругу сама, поскольку та не решается попросить. Особенно если дело касалось «пустяков»… таких как горничная, которая прибирается в комнате. И объяснять сестре бесполезно, Харелт и сам многое осознал только с помощью отца Энгюса и дана Ивара. Иннес, привыкшая, что в родной семье домашними делами занимаются дочери, а в школе святой Элсбет ученики по очереди, от отношения к себе как к благородной леди смущалась всё больше. Зато едва они покидали усадьбу, Иннес менялась… чем Харелт и решил воспользоваться. Тем более что соскучившиеся за три года строгой жизни девушки на предложение погулять по рынку, балаганам и театру откликнулись с удовольствием.
Уходили они сразу после завтрака, а возвращались вечером: Мирна старалась показать никогда не бывавшей в столице подруге город, пока тот в нарядных одёжках флагов, пёстрых шатров балаганов, весёлых костюмах циркачей и акробатов. Пока радостным эхом звенит игра бродячих музыкантов, а улицы забыли повседневные одеяния серого камня стен и мостовых. Харелт пару раз даже уговорил их заглянуть к Фионе Раттрей, мол, она женщина умная и лишних церемоний разводить не будет... зато прекрасно видит, что за душой у того или иного человека. Поэтому приглашение Иннес бывать в доме Раттреев почаще в глазах Харелта многого стоило.
В последний день представлений Мирна потащила брата и подругу на Ратушную площадь – здесь выступали лучшие из тех, кто рискнул приехать в столицу: самые ловкие циркачи, самые смешные клоуны и самые искусные фокусники. Глядя на артистку, бесстрашно жонглирующую факелами на протянутом поперёк площади канате, Мирна вдруг сказала:
– А ведь та девушка, Лейтис. Она тебе понравилась.
– И ты тоже, – растерянно буркнул Харелт. – Мало мне даны Фионы с её намёками. Ты-то с чего? Да и я уже сколько говорил, мы были друзьями – не больше.
– Можешь врать себе, – Мирна в ответ хитро подмигнула, – мне не получится, братик. Я тебя чувствую, забыл? Тебя и маму – всегда. Так вот, эта акробатка с факелами, она напоминает тебе Лейтис. Ты показывал нам друзей на снимках, точнее… Помнишь те, с прошлого сентября? Их делал маг в поместье Морэев. Когда ты указывал на Лейтис – эмоции очень похожи на те, с которыми ты смотрел на акробатку.
Харелт набрал в грудь воздуха, чтобы дать сестрёнке решительную отповедь, но тут неожиданно вмешалась Иннес. Девушка сняла очки, глаза за ними сейчас вместо привычно-карих были фиолетовыми оттенка аметиста. И негромко сказала:
– Вы с Лейтис ещё встретитесь. Здесь, в Турнейге. Довольно скоро, всего через несколько лет. И эта вторая ваша встреча в столице определит не только твою судьбу, но и судьбу императорского дворца.
– Повезло тебе, Харелт, – обрадовалась сестра. – Такие точные и ясные узлы даже у прошедших полное обучение ведающих – редкость.
– И что в этом такого? – пожал плечами Харелт. – Ладно, когда прогноз делает сильный ясновидец – но всё равно любое будущее лишь вероятность. Вам, кстати, должны были преподавать теорию магии.
– Это не ясновидение. Это вообще не магия, – глаза Иннес вернули нормальный цвет, но очки она пока обратно не надела, из-за чего близоруко смотрела как бы сквозь парня. – И вы зря отмахиваетесь от слов своей сестры, дан Харелт. Узел – это то, что обязательно свершится. Изменить можно дороги, какими к нему приходишь и куда уходишь.
Завязавшуюся дискуссию Мирна прекратила, всё равно было понятно, что брат им не поверит. Но преданность Иннес подруге Харелт оценил: девушка прекрасно понимала, что её будущее зависит в первую очередь от мнения главы семьи и наследника, однако не побоялась спорить, защищая слова Мирны. И потому, когда отец вызвал его к себе, парень собрался посоветовать учить девушек вместе.
***
Едва Харелт вошёл в кабинет, сразу стало понятно, что разговор сегодня пойдёт не о подруге сестры. Отец не сидел, как обычно, за столом с бумагами, а вышагивал между камином и окном. Лицо было каменным, зато глаза горели лихорадочным блеском. Едва сын закрыл за собой дверь, Малколм спросил:
– Ты помнишь казнь виновных в смерти Доналта?
Харелт кивнул, вот это в память врезалось очень хорошо. По рассказу Оуэна банду нашли быстро, предполагаемый заказчик покончил с собой… Глава столичной стражи не поверил, что всё дело в заурядной ссоре. Якобы, оскорблённый на одном из светских приёмов барон решил таким образом отомстить. Да и рассказ Оуэна – опытный телохранитель по памяти до мельчайших подробностей восстановил тот злополучный день, тоже навевал серьёзные подозрения. Тайное следствие шло почти год, после чего по столице покатился вал арестов. В контрабанде «слёз лотоса» для золотой молодёжи оказался замешан даже сын тогдашнего вице-канцлера. Доналта же убили, потому что они вместе с Оуэном случайно увидели в доме одного из знакомых тайник. И рано или поздно обязательно сообразили бы, что именно хранят в необычной формы стеклянных флаконах.
Всех виновных вешали на площади как обычных преступников, невзирая на
