Рейтинговые книги
Читем онлайн Политика различий. Культурный плюрализм и идентичность - Владимир Сергеевич Малахов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 54
ситуации же, когда конфликт произошел и вступил в насильственную фазу, эти идеи становятся легитиматором любых злодеяний.

Итак, идеологическим условием этнических чисток является этнический национализм вообще и так называемый «органический национализм» в частности[167]. Здесь, однако, возникает следующая трудность и концептуального, и аналитического свойства: а как быть с коммунистическими режимами, идеологией которых был интернационализм?[168] Это затруднение Манн пытается снять следующим образом. Он вводит расширенную интерпретацию органической общности. Это уже не этническая группа (то есть совокупность людей, объединенных общей историей и культурой), а класс. Народ выступает в результате не как «этнос», а как «пролетариат». Таким образом, извращение демократии может происходить двумя путями. Первый — через органический национализм (который подменяет демос этносом), второй — через подмену народа как демоса народом как братством трудящихся (из которого изначально исключены все «эксплуататорские классы»). В обоих случаях имеет место органицистская редукция содержания общности, именуемой «народом». Если народ — это не совокупность граждан, а сообщество происхождения, то все, кто по своему происхождению является чужим, подлежат исключению. А отсюда совсем недалеко и до истребления. Применительно к первым десятилетиям советской власти, когда речь идет не о «народе», но о «классе», это сначала «лишенцы» (люди, пораженные в правах на основании принадлежности к неправильному классу), затем «кулаки»[169], а далее «контрреволюционные элементы», судьбой которых был в лучшем случае срок в ГУЛАГе.

И все же добавление трех коммунистических режимов к исследованию «этнических чисток» не кажется обоснованным. Что ни говори, а сталинский, маоистский и полпотовский террор — это не этнические чистки. Это чистки классовые.

Читатель, дошедший до соответствующих глав книги Манна, вряд ли избавится от впечатления размытости объекта исследования. Пожалуй, у автора был шанс добиться хотя бы относительной четкости аналитических рамок: обращаясь к истории большевистского, маоистского и полпотовского режимов, Манн мог сфокусироваться на этнической составляющей творимых ими преступлений. Например, на депортациях этнических меньшинств в сталинском Советском Союзе, на жестоком подавлении сопротивления тибетцев в маоистском Китае, унесшем почти десятую часть населения Тибета, и т. д. Однако Манн не захотел ограничиться собственно «этническими чистками» — помимо этого феномена, его взор прикован к советскому Большому террору и к китайским «большому скачку» и «культурной революции». Короче говоря, Манн обращается к масштабным «классицидам» в контексте, подразумевающем фокусировку на «этноциде». При этом он предлагает схему, объясняющую происхождение и динамику феномена этнических чисток «как таковых» независимо от того, где и когда они случились. Для того чтобы кровавое насилие на этнической почве произошло, необходимы следующие факторы. Во-первых, наличие двух этнических групп (иногда, как в случае с Боснией, — трех), оспаривающих суверенитет на определенной территории; во-вторых, сопротивление более слабой стороны и иллюзия более сильной стороны относительно возможности успешно подавить это сопротивление; в-третьих, распад государства и радикализация правящих групп, опасающихся утраты власти; в-четвертых, наличие внешнего игрока, потенциально или фактически поддерживающего более слабую сторону (Россия для армян в Турции, Сербия для сербов в Хорватии и Боснии, Бурунди для тутси в Руанде). Важным фактором сползания в кровавую этническую бойню является также нестабильная внешнеполитическая ситуация. Кризис государства вкупе с наличием по соседству держав, способных использовать внутриполитическую нестабильность в своих целях, — вот принципиальные условия эскалации насилия[170].

Правда, эмпирический материал, с которым работает Манн, столь богат, что не умещается в схему, требуя от автора постоянных уточнений и оговорок. Чего стоит хотя бы случай холокоста: здесь нет ни двух групп, оспаривающих суверенитет, ни ситуации распада государства (напротив, мощная государственная машина выступает организатором геноцида). Сплошным набором исключений из изложенных тезисов оказываются Индия и Индонезия — н еслучайно автор называет их «нетипичными случаями».

ЭЛИТЫ VS. МАССЫ

Когда в начале 1990‐х годов разразилась война в Югославии, реакцией западной прессы (а также в определенной мере аналитики) были рассуждения о «неизжитом варварстве» и «атавистических инстинктах». Манн категорически отвергает подобный подход. Попытка увязать этническое насилие со степенью «цивилизованности» ведет к стигматизации целых народов как недостаточно цивилизованных. Сегодняшние разговоры о примитивных народах есть не что иное, как отзвук популярных в XIX столетии мыслей о «неисторических народах» (вспомним, кстати, с какой охотой это выражение употреблял не только Гегель, но и Энгельс). Народы вообще не делятся на «цивилизованные» (и потому застрахованные от жестокостей гражданских войн) и «нецивилизованные» — от соскальзывания в пучину кровавого насилия не застрахован никто[171].

Вместе с тем Манн не принимает объяснений этнических чисток (и, шире, теорий конфликта), чрезмерно фокусирующихся на элитах. В таких теориях акты кровавого насилия предстают как результат манипуляций власть имущих, навязывающих простым людям чуждые им модели поведения. Уйти от крайностей теории элит, с одной стороны, и от спекуляций о «национальном характере» — с другой, Манну позволяет аналитическое вычленение конкретных агентов насилия. Таких агентов три: (1) радикализированные элиты, (2) парамилитарные формирования, (3) слои населения[172], активно поддерживающие лозунги радикального этнического национализма. Кроме того, в определенных обстоятельствах появляется и такой агент насилия, как «обычные люди». Это никогда не большинство населения, но определенная его часть, которая подключается к чисткам в качестве мародеров, насильников и т. д., зная, что в обстановке хаоса это почти наверняка не грозит наказанием. Отдельного разбора заслуживают и криминальные элементы — как правило, образующие на первых порах костяк «незаконных вооруженных формирований». Однако преувеличивать роль уголовников в этнических чистках не следует. Это, во-первых, некорректно с эмпирической точки зрения: имеющиеся данные не подтверждают тезис, будто профессиональные преступники, намеренно выпущенные из тюрем, составляют до трех четвертей исполнителей кровавых чисток. Во-вторых, это неверно теоретически: переносить центр тяжести на уголовников означает не видеть всего объема проблемы, а именно относительно широкой поддержки радикального этнонационализма и вытекающих из него практик. За этими идеями стоит далеко не все общество, которое претерпевает идеологический и социально-психологический раскол. Но все же за радикальными представлениями стоит достаточно значительная его часть, что позволяет говорить о «народной поддержке» политики «очищения» территории государства от «чужеродных элементов».

КТО ВИНОВАТ?

Перспектива социальной науки предполагает максимально возможную дистанцию ученого от исследуемого объекта. Свое «объяснение» кровавых этнических чисток Майкл Манн строит исходя из позиции наблюдателя, запрещающего себе выказывать эмоции. Тем не менее моральное измерение проблемы не остается за скобками. Коль скоро мы констатируем, что деяния, о которых идет речь, представляют собой нарушение базовых нравственных законов, мы не можем не задаваться вопросом об ответственности за эти деяния[173]. Первый

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 54
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Политика различий. Культурный плюрализм и идентичность - Владимир Сергеевич Малахов бесплатно.
Похожие на Политика различий. Культурный плюрализм и идентичность - Владимир Сергеевич Малахов книги

Оставить комментарий