нашей встречи. И потом, столько зацепок здесь — мне нужны графики циклов на фреоне. А это можно сделать только на новых судах, на суперах. Мы ведь получим их?
Я кивнул.
— Пойдем вместе, — сказал он. — Суда будь здоров, я видел на Инрыбпроме.
— Знаю, — сказал я, — только вряд ли это будет возможно.
Настал день ухода с промысла, смотаны на лебедку тугие ваера, отслужившие рейс, убирают остатки рыбы из-под пайол в рыбцехе, сматывают набухшие от воды тралы, чтобы опустить их в сетные трюмы, развешивают дель на порталах.
На календаре осталось одиннадцать незачеркнутых дней. Федотыч сегодня в обед сказал:
— Если «дед» поднажмет, можем прийти утром.
Конечно, хорошо прийти в порт с утра, пройти до обеда таможенников, портнадзор, саннадзор — и к вечеру дома, тишина, ровный твердый пол под ногами.
Сеня высчитал, сколько придется на пай, получилось неплохо.
— Хорошо считаешь, — сказал Антон, — как раз на кооператив, даже еще обмыть хату останется.
Я уже написал Лене, что оставшиеся десять дней ее отпуска мы проведем на косе, в том поселке, где она раньше работала.
Утром проснулся от необычной тишины, не было слышно привычного стука двигателей, плеска волн, совершенно не качало.
В рассветной дымке открылась ровная водная гладь, вдали на расстоянии кабельтова виднелись плавбаза «Заполярье» и несколько СРТ, приткнувшихся к черному лоснящемуся борту. Тугая якорная цепь протянулась в воду из носового клюза. Было что-то нереальное во всем этом, я протер глаза — плавбаза по-прежнему высилась рядом.
Почему мы стоим? Нам ведь сейчас в самую пору двигать полным ходом! Что случилось? В машине, может быть? Хороший будет подарочек, если заклинило поршень и придется повозиться пару дней.
До завтрака оставалось еще два часа, я прошелся по палубе, спустился к Сене, он блаженно спал, раскинув руки, и чему-то улыбался во сне — видимо, уже прибыл домой, я не стал будить его и поднялся к «деду». Каюта его была раскрыта, но постель аккуратно заправлена, все убрано — видно, хозяин встал раньше меня.
«Так и есть, что-нибудь с двигунами, — подумал я. — Но почему синяя рабочая куртка «деда» висит на своем обычном месте у двери?»
Из каюты «деда» я позвонил по телефону в машину.
— У нас все в норме, — ответил вахтенный механик и спросил: — Не знаете, почему стоим, Виктор Андреевич?
Я побрел к каюте капитана. Заходить было неудобно — может быть, еще спит, но желание узнать причину стоянки пересилило, и я тихо постучал и приоткрыл дверь.
У капитана сидели технолог, стармех и первый помощник, они были в форме — белые рубашки, галстуки. Такое впечатление, как будто они и не ложились сегодня, а ждали сейчас «властей», чтобы получить добро на вход в порт. Но слишком уж кислые физиономии у них были для такой встречи. Только капитан был не в парадном облачении, а в своем шерстяном спортивном костюме. Он стоял спиной ко мне и глядел в иллюминатор, туда, где на ровной поверхности утреннего моря виднелась плавбаза. За рейс капитан похудел, и сейчас спортивный костюм уже не облегал его. Я поздоровался. Стояла почти ощутимая плотная тишина, и только через открытый иллюминатор были слышны редкие ленивые всплески.
— Владимир Иванович, что случилось? — спросил я у первого помощника.
— Совет в Филях, — ответил стармех.
Судно слегка качнуло одиночной зыбью, и тоненько звякнула ложка о стенку стакана с недопитым чаем. Капитан резко отвернулся от иллюминатора и сел в кресло.
— Вот, — сказал он и положил узкую ладонь на листок радиограммы, которая лежала ровно в центре стола. Я привстал, чтобы лучше разглядеть текст: «ЯМАЛ КМД ПРОШУ СРОЧНО СДАТЬ ГРУЗ ЗАПОЛЯРЬЕ СВЯЗИ ЭКСПОРТНЫМИ ПОСТАВКАМИ ТЧК СООБЩИТЬ ВОЗМОЖНОСТЬ ПРОДЛЕНИЯ РЕЙСА ДЛЯ НАБОРА ДОПОЛНИТЕЛЬНОГО ГРУЗА…»
Я несколько раз перечитал радиограмму и положил ее на прежнее место… Теперь мы сидели вчетвером, пока не поднялся капитан.
— Вот так получается, — сказал он. — Приказ о сдаче груза мы должны выполнить, нарушать его мы не можем, будем швартоваться к базе, а брать ли очередной груз — это должна решить команда. Продлить рейс я не имею права.
— С пустыми трюмами — нам не путь, — сказал стармех, — мы это понимаем.
— А команда? — спросил капитан.
Надрывно засипел СРТ, отходящий от базы. Освобожденный от рыбы, он сидел высоко и казался необычно большим, в иллюминатор было видно, как он лег на разворот и как буравит воду почти оголенный винт. Теперь у базы не оставалось ни одного судна.
— Идиотский случай, — сказал Семеныч, который тоже следил в иллюминатор за ходом СРТ, — первый раз такое — база есть, а траулеров нема!
С экспортом не шутят, где-то нарушились сроки поставок; а это должно быть исключено, и здесь не может быть разговоров, если есть сбыт — надо срочно разгружаться. Видимо, это понимали все сидящие в каюте, но, думаю, и они тоже на что-то надеялись, медлили с решением. Вдруг матросы, настроенные на переход, сбросившие заскорузлые куртки, фартуки и жесткие роканы, пропитанные солью, вдруг они… впрочем, они ведь тоже понимают: пустые траулеры не приходят в порт.
Приказать работать сверх рейсового задания никто не имеет права, шесть месяцев, и точка — это предел, профсоюз запрещает дольше, время спаренных рейсов прошло. Команде не будет никаких упреков, если мы разгрузимся и порожняком снимемся с промысла.
Капитан сидел, уперев подбородок в ладонь, и желваки ходили на его скулах. Через полтора часа надо будет начать швартовку, расчехлять трюмы, готовить площадки для выгрузки, а главное, обо всем сказать экипажу.
Он подошел к телефону, вызвал рубку и приказал сниматься с якоря. Через несколько минут тишину нарушили лязгание цепей и плеск воды. Надрывно, с тонким писком завращался брашпиль на баке. А потом заработал дизель.
— Надо поговорить с каждым персонально, — сказал первый помощник, — объяснить людям, что мы не можем возвращаться без рыбы.
— Только не сейчас, — возразил капитан, — только не сейчас. Мы можем сорвать швартовку и выгрузку!
— Именно сейчас, и чем раньше, тем лучше, — сказал первый помощник, — мы даже можем объявить, что все, кто не желает остаться, могут пересесть на плавбазу и возвратиться на ней в порт.
— Вы что же, Владимир Иванович, хотите взбудоражить людей, база рядом, вы дадите им заманчивую идею! Нет, только не это!
Я понимал, что капитан еще надеется на отмену решения управлением, что он хочет оттянуть время, но как бы то ни было — прав был Владимир Иванович, надо говорить с людьми, и нечего темнить. Говорить с каждым, убеждать, если потребуется. Раз так решил даже Владимир Иванович, воспитанный в традициях беспрекословной флотской дисциплины, морской кадровый офицер, если даже он понял,
