я, если честно... не очень...
— Что? — удивился и не понял Макаров.
— Какой из меня партийный? Даже стыдно, честное слово, мне еще вырасти надо до настоящего члена партии.
— Ну, это не твое дело, два ордена на груди, а ему вырасти... — Он внимательно рассмотрел Сан Саныча. — Нам бы, сынок, побольше таких, недоросших...
Даже их особист, они случайно столкнулись в пароходстве, расцвел в улыбке и протянул руку. Расспрашивал подробно, Белов и ему не без гордости рассказал о докладе в министерстве, награждении в Кремле и демонстрации. Рассказывал и понимал, что теперь этим ребятам до него не дотянуться! Ни до него, ни до Николь!
Сан Саныч вошел в привычный рабочий ритм. Бегал с заявками на запчасти, покупал подарки «своим девицам». Перед отъездом душевно посидели с капитанами — Сан Саныч проставлялся. Обмывал. Красивый орден Трудового Красного Знамени, как и первый, Красной Звезды, упал в стакан с водкой, и Белов выпил досуха. Кто-то поднял тост:
— Это уже традиция получается, Сан Саныч!
— За традицию! Дай бог не последний! Бог троицу любит! — зашумели все, поднимаясь.
Сан Саныч видел, что его опять все любят и никто не завидует. И всё вокруг так же, как и всегда. Он пил много и всякий тост добавлял про себя, как заклинание: и еще за мою Николь и нашу Катьку! Он нечеловечески любил их, и никто не мог их разлучить. Все плохое осталось позади. Это и было счастье.
Утром на аэродроме его провожал Фролыч. Похмелились в буфете. Белов летел веселый, с легким настроением. И в Туруханске повезло с пересадкой — в Ермаково уходил почтовый борт. Сан Саныч расстегнул шинель, чтобы была видна красивая орденоносная грудь, и вошел в кабинет к начальнику аэропорта.
Николь в палатке не было. Белов заглянул к соседям, незнакомые ребята чуть старше его с уважением смотрели на его ордена. Про Николь ничего не знали.
Он встретил ее на улице, она просто шла ему навстречу. Отдала тепло одетую и спящую Катю и устало его рассматривала.
— Ты что, не соскучилась? — улыбался счастливый Белов. — А почему не в коляске?
Николь все смотрела устало и тревожно.
— Как тут с коляской? — кивнула на разбитую машинами деревянную лежневку. — Ты приехал?
— Николь! — заорал Сан Саныч и с Катей на руке попытался обнять ее. — Все хорошо! Я видел самого Сталина! — шепнул гордо. — Он махнул мне!
— Тихо! Катю разбудишь! Что тебе сказали в пароходстве? — с Кати свалился маленький, почти игрушечный валенок, Николь подняла и надела.
— Все хорошо!
— Что хорошо? — Николь смотрела все тревожнее.
— Все! Все хорошо! — Сан Саныч пытался быть серьезным и веселым, но ее тревога передавалась и ему. — Ты знаешь, что ордена утверждаются решением Президиума Верховного Совета СССР! Ты понимаешь?! Госбезопасность все проверяет, прежде чем награждать!
— И что?
— Да что с тобой?! Пойдем домой! Надо срочно переселяться из палатки. Там какие-то парни... кто такие?
— Не знаю, люди... вежливые. Ты уехал, они вскоре поселились.
— Пойдем сегодня в ресторан! Отметим! Все же хорошо, ну?!
Ее вид расстраивал. Возвращал на землю. Напоминал, что все их вопросы как были, так и остались — они с Катей по-прежнему ссыльные, и их не пустят к нему в Игарку. В ее усталых глазах была их новая разлука.
— Не надо в ресторан. Там курят и дерутся... недавно опять милиция разнимала. Ты тоже там напьешься, а нам надо спокойно поговорить... — она неожиданно улыбнулась и потянулась к нему. — Санечка мой приехал!
В палатке Клер проснулась. Николь раздела ее, девочка выросла, говорила «а-а-а-а», и «ма-ма-ма-ма», и еще «ах» и «ох» и сама вставала и ходила внутри кроватки. Сразу пошла на ручки к Сан Санычу.
Николь сварила картошки, в чемодане Сан Саныча было полно всякой разной вкусноты и две бутылки шампанского. Они поужинали, уложили Катю, сидели обнявшись и разговаривали, разговаривали. Негромко, иногда шептались. Сан Саныч подробно рассказал про демонстрацию на Красной площади, про совещание, на котором к нему относились очень серьезно, даже предложили работу в министерстве. В Красноярске тоже все было отлично.
Выпивший Сан Саныч горел надеждами, Николь тоже начала улыбаться, вспоминали, как славно работалось на «Полярном», фантазировали, что он перевезет ее в Игарку и они станут наконец законными родителями и супругами. Поспорили, как записать Катю-Клер, сошлись на Кате, хотя Сан Саныч готов был уступить. Он встал к кроватке, где спокойно спала их дочь, нагнулся, разглядывая:
— Я теперь буду хорошим отцом! Увидишь! Всегда буду с вами! — повернулся к Николь. — Летел сейчас в самолете и думал про вас — у меня никого нет ближе. Не дай бог, что-то случится, я без вас сдохну! Часа не проживу!
Заснули около трех.
Ровно в четыре утра их разбудили. Это были соседи, те двое ребят. Сан Саныч встал из кровати, недовольный, не понимая, что происходит.
— Вы арестованы! Одевайтесь! — негромко повторил один, открывая свой документ и постановление об аресте.
Он был в форме офицера госбезопасности, со звездочкой младшего лейтенанта. Второй, в штатском, стоял с наведенным на них пистолетом и светил фонариком в лица.
— Не-ет! — громко вскрикнула Николь.
— Тихо! — строго зашипел офицер, придвигаясь прямо к ее лицу.
— А в чем дело?! — пытался спросить Сан Саныч, чувствуя, как разом кончился воздух и земля пошла из-под ног.
— Одевайтесь, все объясним!
— Этого не может быть, я позавчера разговаривал... Слушайте... это какая-то глупость! Это ошибка! — Сан Санычу вдруг и самому стало ясно, что это недоразумение.
— Возможно, — охотно согласился лейтенант, — мы вас задерживаем только для выяснения.
У лейтенанта был умный взгляд и тонкие стильные усики на лице. Он зачерпнул воды и подал Николь. Сан Саныч только теперь услышал, как ее трясет и что она, как сумасшедшая, бормочет: нет-нет-нет... нет-нет-нет... не-е-ет... не-е-ет-нет...
— Николь, не волнуйся... это недоразумение, все выяснится! Я же позавчера разговаривал с начальником оперотдела пароходства, я говорил тебе, он меня поздравлял.
— У вас есть оружие?
— Да, в сейфе на «Полярном»... — Сан Саныч зажег керосиновую лампу и стал одеваться.
— Вам тоже надо будет одеться!
— Мне? — Николь сидела, вжавшись в спинку кровати.
— Да! — очень уверенно ответил младший лейтенант. — Одевайтесь.
— Может, вы
