class="p1">Но люди, работавшие в типографии, об этом не думали. Погасив попавшие на крышу "зажигалки", они торопились на свои рабочие места – к отливным станкам, к ротационной машине, к газетному конвейеру, чтобы вовремя дать ленинградцам сегодняшний номер "Правды". С декабря 1941 г. в типографии полностью прекратили топить, и истощенные от голода рабочие и работницы трудились при температуре минус десять градусов.
Не было бензина, автомашины простаивали. Рабочие впрягались в салазки, чтобы привезти матрицы с аэродрома и доставить отпечатанную "Правду" в почтовые узлы. В те суровые блокадные дни правдинская типография печатала для ленинградцев также "Известия", "Комсомольскую правду", "Красную звезду", "Красный флот" и значительную часть тиража "Ленинградской правды".
В маленьком коллективе, выполнявшем эту огромную работу, было лишь 60 работников. Десять из них погибли. Но ни бомбежки, ни артиллерийские обстрелы, [77] ни холод, ни голод не могли помешать директору типографии Николаю Куликову, старому мастеру-печатнику Михаилу Костину и другим оставшимся работникам выполнять возложенное на них дело.
Регулярное появление центрального органа партии в Ленинграде означало, что связь осажденного города со страной все так же крепка и неразрывна.
Выступая 18 июня 1942 г. на сессии Верховного Совета СССР, А. А. Жданов говорил:
"Как ни пытался враг оборвать связи Ленинграда со страной, ему этого сделать не удалось. Ни на минуту Ленинград не чувствовал себя оторванным от своей Родины. Вся страна любовно заботилась и заботится о Ленинграде. Со всех концов нашей великой Родины, из всех союзных республик, краев и областей нашей страны шла и непрерывно идет братская помощь Ленинграду. Она не прерывалась в самые трудные дни".
Помощь и подарки городу-герою шли из всех советских республик. Трудящиеся Казахстана в короткий срок собрали и направили в Ленинград 130 вагонов с хлебом, крупой, мясом, маслом и другими продуктами. Делегация Киргизии доставила 16 вагонов мяса и овощей, 15 вагонов муки, 12 вагонов с фруктами и орехами, 7 вагонов риса, табака и других продуктов. Рыболовецкие колхозы Каспийского и Аральского морей передали в фонд помощи Ленинграду 82 т рыбы. Москва и Поволжье, Сибирь и Дальний Восток оказывали братскую помощь ленинградцам.
Сквозь линию фронта из партизанского края пробирались в голодающий город обозы с продовольствием. Рискуя жизнью, колхозники на 223 подводах доставили в Ленинград по льду Ладоги 380 ц хлеба, крупы и 120 ц жиров. Трудящиеся Карелии помимо мяса, рыбы и других продуктов пригнали в Ленинград сотню живых оленей.
В первые месяцы блокады единственным средством связи с Большой землей был воздушный транспорт и водный путь под огнем врага через Ладожское озеро. С огромными трудностями и в ничтожном в сравнении с потребностями количестве доставлялись таким образом в блокированный город продовольственные и другие особо важные грузы. Небольшие запасы топлива, материалов, имевшиеся на складах и предприятиях Ленинграда, были взяты на строгий учет, расходовались с величайшей бережливостью. [78]
Пять раз с начала блокады снижались нормы выдачи продуктов населению, и к концу ноября 1941 г. рабочие получали по карточкам только 250 г, а служащие, дети и иждивенцы – 125 г хлеба в день. При этом в выпеченном хлебе было лишь 63% ржаной муки, остальную его часть составляли отруби, жмыхи, овсяная, солодовая, соевая мука, а также мука из затхлого зерна.
Традициям верны
Труженики "Красногвардейца", как и все ленинградцы, мужественно и стойко переносили тяготы блокады.
Уже в октябре 1941 г. в номенклатуре производимой заводом продукции были оставлены лишь те хирургические инструменты, в которых остро нуждались ленинградские госпитали. Половину его продукции составляли теперь названные выше боевые заказы фронта. К ним прибавились кинжалы для партизан. Материалы для этих изделий поставлялись с других предприятий.
Дольше других цехов поддерживалась работа в кузнице, нужная для военных заказов. Когда не стало жидкого топлива, ее отжигательные печи перевели на дрова.
Много своих товарищей, павших на трудовом посту, потерял тогда заводской коллектив. В январе 1942 г. умер от истощения директор "Красногвардейца", рабочий-выдвиженец Михаил Васильевич Снежков. Ни днем, ни ночью он не покидал завода, жил там и, лишь утратив последние силы, лег на больничную койку.
Вражеские бомбы и снаряды рвались на территории завода. Осколками снаряда были убиты на рабочих местах слесари Земляков и Дубровский. У ворот завода при артиллерийском обстреле погиб работник охраны Ефимов. Другой снаряд разорвался в цехе полировки, ранил рабочих.
За первое полугодие 1942 г. уже поредевший заводской коллектив потерял еще 236 своих товарищей. От голода и истощения умерла большая часть слесарей и инструментальщиков, а из восьми кузнецов остался в живых только один.
Похлебка из воды и так называемой "хряпы" была единственным блюдом заводской столовой. Чтобы улучшить питание, в ход пустили все – и техническое сало, и желатин, и другие "продукты" из скудных запасов предприятия. Голодные рабочие падали в изнеможении у кузнечных [79] печей, у станков и верстаков и снова подымались. Неимоверным усилием воли продолжали они опухшими от недоедания и холода руками ковать, вытачивать и собирать оружие для фронта. Но даже в самые мрачные минуты не покидала ленинградцев уверенность, что фашистам в городе Ленина не бывать. Жадно ловили они вести о том, что с востока на выручку осажденному Ленинграду пробиваются крупные силы Красной Армии.
В декабре 1941 г. редакция "Правды" посылает меня в район боев. По неокрепшему еще льду Ладоги, будущей "Дороги жизни", перебираюсь из осажденного города на волховские рубежи, где бьются армии генералов Федюнинского и Мерецкова. Спустя месяц мне довелось вернуться в Ленинград, но как неузнаваем стал он за такой малый срок!
В прозрачном небе над заснеженным городом ни единого дымка…
На пустынных улицах и проспектах застыли утонувшие в снегу трамваи и троллейбусы…
Шарахнувшись от фронтовой полуторки, вынырнувшей из-за угла, стоит у опрокинутых салазок исхудалый, укутанный в бабий платок старый человек. Руки его дрожат, с бессильным отчаянием смотрит он на труп ребенка, откатившийся к сугробу…
Лишь мерное тиканье метронома, разносимое уличными репродукторами, нарушает мертвящую тишину словно бы застывшего города.
Зима 1941/42 г. была на редкость суровой. Жестокие морозы перемежались обильными снегопадами. Снег убирать было некому, и заваленные сугробами улицы Ленинграда местами стали едва проходимы. Трамваи, троллейбусы, автобусы появлялись все реже, и вскоре движение городского транспорта прекратилось полностью.
На смену ему пришел иной, блокадный транспорт. Впрягаясь в самодельные салазки или детские санки, истощенные люди с трудом волокли за собой свои убогие пожитки, ведра с водой, набранной в прорубях Невы, Фонтанки или Мойки, обломки деревянной тары или доски от разобранного дома. А еще чаще на таких салазках лежал укутанный в дерюгу труп близкого
