произнес Айвер — Не подумал. О, Боги! Как же вовремя появились вы в моем доме, дорогой друг. И как я благодарен! Ну, так и… Могу ли я рассчитывать на вашу поддержку ещё раз?
— Разумеется. Но, джейт Брир, вы ведь понимаете, что…
Лишенец склонил голову, и прикрыл глаза.
— Пятьдесят шкур белой лисы, — отрывисто бросил он — К ним, восемьдесят золотых пластин.
— Девяносто.
— Восемьдесят пять.
— Договорились!
— Вот и чудно.
Ударив по рукам, новоиспеченные друзья расстались тепло и вовсе по приятельски.
Проводив гостя, пообещавшего вернуться на днях с секретной бумагой, и между прочим последить за обстановкой в окрестностях, лишенец отправился посмотреть, как обустроились Наследник и его нянюшка.
Поднимаясь вверх по лестнице, он вдруг резко затормозил.
Не узнала бы только Адалина про этот разговор…
Ведь если узнает, что нет в ней особой необходимости, так сразу навострит отсюда лыжи.
Раз драгоценный Айвер теперь вполне может обойтись без жарких, полных страсти, ночей, так и ей здесь делать нечего. Помолвка пока всё равно не состоялась, а быть любовницей неудачника — сомнительная привилегия.
Так что… Прощай, Брир! Прощай, захолустье. Прощ…
— А хрена тебе зеленого! — рыкнул лишенец, закипая от злости — Попробуй только… Шаг сделать отсюда…
Не помня себя, ворвался в детскую, рыча не хуже, наверное, покойного Оттиса Драконозадого, и…
…застыл на месте.
Посреди комнатки, начавшей уже пропитываться нежным ароматом теплого молока и тем, ни с чем не сравнимым, "детским" запахом, стояла Адалина Реггасс Грендаль.
Нет. Не Грендаль, нет. В Холодную Яму долбанных чешуйчатокрылых.
Адалина Реггасс. ЕГО Невеста. ЕГО Женщина. С ЕГО ребенком на руках.
Принадлежащая только ЕМУ .
Этому Месту. И этому Дому.
— Я не хотела его любить, — прошептала она еле слышно, слегка коснувшись губами крохотной, темненькой, младенческой макушки — Видят Боги, я не хотела. Он… Отродье Зверей! Я это понимаю, но… Айвер… Я… У меня не получается быть сильной. Я слабая, просто до жути слабая… Невозможно выразить, насколько мне омерзительна эта слабость. Вот и… всё.
Джейт подошел осторожно, словно стараясь не испугать, либо не разбудить кого-то.
— Спит, — полуудивленно, полуутвердительно прошептал, настороженно вглядываясь в мелкое, детское личико, смугленькое и гладенькое, будто намазанное маслом — Спит ведь… А где эта… Дина, или как там её?
Откуда-то сбоку послышался тихий голос няни:
— Давайте мне малыша, джейты. Я его уложу. Вам бы тоже отдохнуть до вечера. День выдался суматошным… Ступайте. И, пожалуйста, не тревожьтесь.
…Едва оказавшись в спальне, лишенец прижал невесту к стене.
Торопливо содрав одежду с неимоверно желанного тела, принялся осыпать поцелуями каждую клеточку разгоряченной кожи.
— Я не хотела его любить! — как заклинание, повторила магичка, задыхаясь и дрожа как в дикой лихорадке — Я вообще никого не хотела любить, Айвер… Дорогой, мой дорогой… Я слабая… Просто гадость, какая я слабая…
— Я тоже, — шепотом ответил он, едва не сойдя с ума от восторга, ощутив на своей груди маленькие, теплые ладони — Я тоже, моя радость! Тоже…
Глава 17
Если б в совсем небольшой отрезок времени назад кто-то попытался уверить юную Реггасс, наивную, восторженную дурочку, что от прикосновений рук мужчины можно почти сойти с ума, она бы попросту сконфузилась.
Если б в другой отрезок времени этот лгун решил убедить в том же хозяйку Северных Земель джейту Грендаль, она бы, слабо пожав плечами, усмехнулась холодно и нехорошо.
Да что там!
Попробуй кто начать рассказывать сладенькие те побасёнки беглянке с растерянным сердцем и обагренными кровью руками, то и тогда ничего бы не получил. Кроме, разве что, плевка в хамовитую рожу, да пары колких фраз, тычущих иглой прямо в мягкую, больную плоть…
И это было бы правильно.
Правильно!
Потому, что всё то, что происходит между супругами и любовниками в спальне, либо где бы то ни было — удовольствие исключительно для мужчин.
И это тоже абсолютная истина. Женщина и не должна иметь удовольствий. Обязанность добропорядочной жены — терпение, покорность и продление Рода.
Всё прочее — удел шлюх.
То, что происходило сейчас, и было похоже на безобразные, дикие игрища. Запретные и просто невыносимо, невыносимо, невыносимо желанные…
Подхватив задыхающуюся Адалину под ягодицы, лишенец прижал её к стене.
— Разведи ноги, — голос его хрипел, темные волосы спутались, глаза превратились в омуты, полные жара, дыхание же отдавало гарью, крепким вином и дешевым табаком — Пошире… Закинь мне их на поясницу. Крепче, сладкая! Так, да! А, твою мать… Долбанные тряпки…
Придерживая любовницу одной рукой, другой содрал прочь панталоны, тут же направив обжегшие нежную плоть пальцы в вожделенную ямку, влажную, ждущую этих грубых прикосновений.
— У меня сжалось всё, — выдохнула магичка, впиваясь округлыми ногтями в полуприкрытые рубахой, плечи любовника — Внутри, где-то внутри… Я не знаю…
— Зато я знаю, — смешав поцелуи с шепотом, ответил он, принявшись ласкать пальцами небольшой, набухший бугорок клитора — Ты очень хочешь, чтоб я тебя отымел. И я хочу, просто до жути хочу…
Его губы, нанеся несколько жгучих отметин на обнаженную шею и груди Адалины, добравшись до сосков, тут же принялись терзать их.
Магичка коротко вскрикнула.
Запрокинув голову и упершись затылком в шершавую стену, скрестила ноги, сдавив ими спину любовника.
— Сейчас, — прохрипел Брир и, прекратив истязающие ласки, погладил ладонью истекающую влагой цель — Сейчас, радость… Подожди минуту. Сниму штаны, а то они, нахрен, лопнут. Даааа, вот так…
Сквозь зубы зашипев от наслаждения, освободил чресла, выпустив наружу одеревеневший член.
Протяжно застонал, прижав ноющую болью головку к желанному входу.
— Возьми меня так, — негромко вскрикнула Адалина — Прямо здесь!
Не дав ей договорить, резко вошел, тут же принявшись сладко полосовать короткими ударами жаждущее этого тело. Неистовствовать, жадно накрыв карамельные губы желанной женщины своими, горячими и пьяными насмерть, и уже выветрившееся вино было здесь вовсе не причем…
— Так, да? — шептал, обжигая приоткрытый рот любовницы словами и поцелуями — Да, да… да!
Внутри она была, как нагретое дневным зноем, мятное масло. Немного ошарашена, как и тогда, в их первый раз. Где-то глубоко в ней всё ещё прятался страх. Но всё же, он таял. Медленно и нехотя, как намерзшая за зиму ледяная корка, скрывающая под собой чистое озеро, зеленоватое и прохладное. Либо мягкую, просыпающуюся землю. Нежную, робкую траву с зарождающимися в ней ростками, бутонами первых, весенних цветов…
— Айвер! — выкрикнула джейта Реггасс, выгнувшись радугой и подставляя груди под дождь из жестких поцелуев — Ещё… Хочу ещё!
Упершись в пол расставленными ногами, лишенец выдохнул всей грудью, коротко и сильно.
Не
