мы? — Козин взял в руки кусок толстого резинового шланга. Взгляд все такой же задроченный.
Белов молчал, отвернулся от своего следователя. Он почему-то не боялся его шланга.
— Что молчишь? Скажи еще... Цветков, — Козин повернулся к сержанту, — он фашистами нас обзывал!
Младший лейтенант пытался разозлить сам себя. Хотел и не решался ударить. Ткнул шлангом в живот Белову. Шланг был твердый, чем-то заполнен. Надзиратели никак не реагировали, и Сан Саныч легкомысленно подумал, что ребята тоже презирают этого хорька. Он повернул голову в сторону недоброго сержанта, ища поддержки, и в этот момент у него взорвалась голова. Он повис на наручниках, боль от вывернутых плеч вернула в сознание, он вскрикнул и заелозил ногами по полу, пытаясь встать. Ему помог толстопузый. Рот наполнялся кровью.
— Ну как?! — глаза младшего лейтенанта заблестели радостью победителя. — Еще хочешь? Скажи, давай!
Сан Саныч стоял, расставив ноги, он не знал, кто его ударил. Пузан спокойно стоял рядом справа, в лице ничего зверского, сержант отошел и что-то делал в темном углу, вернулся, натягивая перчатки.
— Давайте, чего ждете! — скомандовал младший лейтенант и сильно ткнул Белова шлангом.
И опять Сан Саныч на секунды потерял сознание. Это бил толстый, коротко, без замаха, бил в голову, но не в лицо. И сам же подхватывал... Теперь перед ним встал сержант, как на ринге, очень близко, желваки на щеках играли, он ударил в живот и тут же снизу в падающую голову. Лейтенант, раззадорившись, ударил шлангом по голове:
— Фашисты, говоришь! — он широко замахнулся и ударил еще раз.
Жирный поднимал Сан Саныча, но тот не мог ни разогнуться, ни вздохнуть, только сипел, выдыхая остатки воздуха. Щека раздувалась на глазах.
— Слабак! — заключил сержант и, зачерпнув воды в кружку, плеснул в лицо Сан Саныча.
— Вы почему меня бьете? — Белов сглотнул кровь и посмотрел на сержанта. — Я ни в чем не виноват! Он за все ответит! Герой, да?! — повернулся к офицеру.
Младший лейтенант, оскалившись, ударил шлангом по голове, с другой стороны опять коротко ударил жирный, а следом за ним сержант. Этот бил профессионально, что-то захрустело, Сан Саныч выплюнул вместе с кровью... Это были зубы. Во рту сбоку образовалась дыра.
В голове сильно шумело, Сан Саныча слышал только, как лейтенант выговаривал кому-то. В челюсти пульсировала острая боль. Его облили водой, но он стоял, безвольно опустив голову. Кто-то поднял ее, и Сан Саныч увидел лицо лейтенанта Козина:
— Завтра подпишешь протокол. Понял?
Белов молчал. Глаза лейтенанта были неспокойны, он уперся в Белова шлангом:
— Я напишу протокол, а ты подпишешь! Иначе отдам тебя этим бойцам. Они будут бить, пока не подпишешь!
Его вызвали утром. Протокол был на пяти страницах, мелким, неровным и плохо разборчивым почерком. Белов долго пытался понять, что там написано, у него страшно болела голова. Руками в наручниках с трудом перелистывал большие страницы. Наконец Козин не выдержал:
— Подписывай!
— Я не понимаю, что здесь. — Челюсть распухла так, что Сан Саныч еле произносил слова.
— Здесь изложено, что ты в сговоре с подельниками вел антисоветские разговоры, слушали вражеские голоса по радио, обсуждали деятельность партии и правительства в негативном ключе. Это самое мягкое, что могу, — он заговорил тише, — у Антипина ты должен был лесозавод взорвать в Игарке. Взрывчатку нашли бы на твоем корабле! А твои люди все бы подтвердили! Подписывай, начальство распорядилось помягче с тобой! Через неделю суд и на этап! Вот здесь распишись!
— Какой суд?!
— Что, маленький?! Больше десяти лет не получишь, может и меньше дадут...
— Я никаких разговоров не вел... — Белов помнил, что в протоколе были имена старпома, главного механика, а еще Макарова и его замов.
— Тебе вчера мало было?! — Козин нервно грыз заусенец на руке. — Этим зверям отдам, навсегда инвалидом сделают! Подписывай!
Белов тупо глядел мимо лейтенанта в окно.
— Ну всё, вечером снова будешь внизу! — Козин вызвал конвой, и Белова увели в камеру.
Думать Сан Саныч не мог, сидел на кровати, прислонившись к стене. Когда надзиратель с воплем «Не спать!» заходил в камеру, он видел, что Белов не спит, сидит с открытыми глазами. Баланду есть тоже не мог, рот не глотал. Он не понимал, что произошло. Его избили. Просто так, привязали и избили. Он не мог этого понять. Он утерял какую-то важную нить, которая могла бы связать все эти события. Ничего уже не имело значения, ни беседы Антипина, даже этот сморчок не вызывал никаких эмоций. Внутри все опустело. Страшно хотелось есть и спать. И он отключался с открытыми глазами.
Вечером его опять повели вниз. Он чуть пришел в себя, спускался по лестнице и пытался понять, что сейчас будет? Неужели опять бить? Не может быть... Надо поговорить с этим хорьком... Это была другая камера. За столом сидел младший лейтенант Козин. Рядом на стуле спокойно курил вчерашний боксер Цветков.
— Папироску хотите? — как ни в чем ни бывало спросил лейтенант.
Сан Саныч, готовившийся к худшему, неожиданно кивнул. Цветков сунул ему в рот папиросу и чиркнул спичкой. Белов опять кивнул. Курить с наручниками на руках было трудно. Вдруг за стеной кто-то громко заорал, потом заговорил горячо и потом опять заорал. Сан Саныч прислушался, похоже, там кого-то били. Лейтенант смотрел спокойно.
— Сними с него наручники, — приказал надзирателю. — Покури и подписывай!
— Я хотел прочитать... — за стеной опять раздались крики, слышно было и удары.
Он послушно сел к столу, рука пыталась взять папиросу, но у нее не получалось. Тряслась.
— Подписывай! Антисоветчина и больше ничего!
— А с кем я разговаривал?
Козин повернул протокол к себе, поискал глазами и прочел:
— Померанцев Н. М., Захаров С. Ф., Грач... Хочешь еще кого-то добавить?
За стеной орал и выл человек, и ругался, и снова орал. Слышались глухие удары. Сан Саныч не мог сосредоточиться.
— Но мы не вели никаких разговоров... — Белов почти жалобно смотрел на лейтенанта.
— Понял. Не хватило вчера... — он стал неторопливо собирать бумаги в папку. — Не советую тянуть, были такие, кто три дня выдерживали, ну четыре, потом все равно подписывали! Чем кровью ссать, лучше подпиши и на этап!
Сан Саныч понимал, что лейтенант сейчас уйдет и его начнут бить. Представил, что подписывает...
— А их арестуют? — спросил и
