Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Советская 56-я дивизия, которая к 7 декабря достигла Коллаа, не смогла продвинуться дальше вдоль железной дороги на Сортавалу. Четыре финских батальона, используя полевые укрепления по обе стороны железной дороги, отбивали неоднократные попытки прорваться через этот ключевой рубеж. Даже ввод в бой еще одной советской дивизии, 164-й, не помог существенно изменить ситуацию. В непрерывных боях в этом районе обе стороны несли большие потери44. В дневнике политрука Орешина есть такие записи (он служил в одном из подразделений 56-й дивизии):
«9/12. Люди пролежали в снегу три дня и не смели поднять головы…Наши потери тяжелые… больше от обморожения, чем от огня противника… Не можем даже носа высунуть из окопов. Наши предприняли несколько атак, но все были отбиты. Колючая проволока высотой в человеческий рост. Повсюду танковые заграждения. Болота и великолепно замаскированные опорные пукты вокруг делают финнов неуязвимыми.
19/12. По-прежнему не можем наступать и несем большие потери. Вчера эти мясники настолько обнаглели, что начали атаковать наши позиции. Они получили горячий прием, и многие обрели вечный покой»45.
Сильный снегопад в конце декабря снизил активность советских войск в Ладожской Карелии и дал финским лыжникам преимущество над обездвиженным противником. Две усиленные дивизии, составлявшие финский IV корпус, и разношерстные силы группы «Талвела» успешно противостояли всей советской 8-й армии, в состав которой к тому времени входило не менее семи дивизий, одна танковая бригада и различные специальные артиллерийские подразделения46.
Совокупный эффект от широко освещаемых прессой неудач Красной армии в первый месяц войны с маленькой Финляндией оказался катастрофическим для ее престижа. Военные корреспонденты со всего мира, которым наскучила «странная», или «сидячая», война вдоль Рейна той зимой, устремились в Финляндию за более захватывающими новостями. Радиоэфир и первые полосы газет наполнялись яркими рассказами об удивительных подвигах финского оружия. Уже 1 декабря появились сообщения о том, как хорошо «финский Давид» справляется с могучим «советским Голиафом». К 19-му числу даже умеренная «Нью-Йорк тайме» писала о «бреши в броне России», утверждая, что «даже все откормленные политические комиссары в мире не смогут восполнить потери среди офицеров, ставших жертвами красных расстрельных команд». Три дня спустя заголовок этой газеты гласил:
«РУССКИЕ ОТСТУПАЮТ В АРКТИКЕ ПОД НАТИСКОМ ФИННОВ, ХОЛОДА И СНЕГА».
А 28 декабря в заголовках уже пестрело:
«ФИННЫ СНОВА ПЕРЕСЕКАЮТ ГРАНИЦУ, УГРОЖАЯ РУССКОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ: СОВЕТЫ НАПРАВЛЯЮТ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ВОЙСКА».
В середине января 1940 года помощник военного министра Луис Джонсон выразил мнение широкой общественности, публично заявив, что «Финляндия вновь продемонстрировала миру вековую аксиому, что свободный человек стоит дюжины крепостных». Неделю спустя Уинстон Черчилль выразил это мнение более красноречиво:
«Одна лишь Финляндия – превосходная, нет, величественная – в пасти опасности, Финляндия показывает, на что способны свободные люди. Услуга, оказанная человечеству Финляндией, изумительна. Она выставила на обозрение всего мира военную несостоятельность Красной армии и советской авиации…»48
Относительно «мифа» о силе Красной армии французские, швейцарские и прочие западные наблюдатели пришли к такому же выводу49.
23 декабря ведущие советские газеты поместили на первой полосе сводку о первых трех неделях боевых действий, в которой упомянутые выше сообщения, обесценивающие силу Красной армии, прямо опровергались:
«Иностранная пресса, особенно французская и британская, считает темпы продвижения советских войск слишком медленными, пытаясь объяснить это „низкой боеспособностью“ Красной армии… подобное очернение Красной армии можно объяснить либо открытой и грубой клеветой… либо невежеством авторов в военных вопросах»50.
Сталин крайне болезненно относился к таким унизительным новостям и редакционным статьям, как из соображений практичности, так и престижа. Он сердито отчитал Мерецкова за то, что 7-я армия не смогла прорвать оборону финнов. По словам военачальника, Сталин подчеркнул:
«…Неэффективные военные действия могут сказаться на нашей политике. На нас смотрит весь мир. Авторитет Красной армии – это гарантия безопасности СССР. Если застрянем надолго перед таким слабым противником, то тем самым стимулируем антисоветские усилия империалистических кругов»51.
Конкретные антисоветские меры уже были приняты: 14 декабря и без того агонизирующая Лига Наций исключила из своих рядов Советский Союз и призвала остальных стран-участниц оказать Финляндии всю возможную помощь52. Со стороны сочувствующего Запада потекли гуманитарные пожертвования. К февралю маленькая Швеция собрала ошеломляющую сумму в 28 млн долларов. Несмотря на собственные военные нужды, британская общественность внесла 1,2 млн долларов. В Америке Герберт Гувер возглавил Фонд помощи Финляндии, который собрал 2 млн долларов. Кроме того, все три страны оказывали значительную помощь и в других формах – поставляли продовольствие, медикаменты, оказывали волонтерские услуги медицинского персонала и т. д.53
2 декабря президент Рузвельт объявил «моральное эмбарго» на продажу самолетов и сопутствующих стратегических товаров в СССР. Более значимыми были поставки оружия, которые финны получали из Швеции, Франции, Англии, Италии, Бельгии и Венгрии. С самого начала военных действий многие шведы и некоторое количество англичан, американцев и других добровольцев вызвались воевать за Финляндию. У Сталина было немало поводов задуматься о том, к чему в итоге может привести вся эта антисоветская активность54.
Очевидно, что советский диктатор предпринял «мучительную переоценку» ситуации до конца декабря. О другом, более трезвом тоне советской прессы уже говорилось. К исходу третьей недели войны бурный оптимизм первых дней уступил место сдержанной апологии. В сводке, опубликованной 23 декабря, справедливо отмечалось, что «Финляндия представляет наиболее серьезные трудности для передвижения войск. Отсутствие дорог, пересеченная местность, непроходимые леса, бесчисленные озера, разделенные многочисленными перешейками…», но завершалась она на обманчивой ноте, утверждая, что «Красная армия знала об этих трудностях… и поэтому не рассчитывала уничтожить финские войска одним молниеносным ударом»55.
Возможно, в случае с начальником штаба Шапошниковым так и было, но мы уже видели, как бесцеремонно Сталин отмахнулся от его осторожных рекомендаций по поводу Финской кампании. Теперь, когда плохо подготовленный и плохо реализованный блиц застопорился, план Шапошникова был «извлечен» из мусорной корзины. Он и другие ответственные офицеры Генерального штаба были привлечены к руководству военными операциями. Высочайший профессионал, один из немногих бывших царских офицеров, сохранивших расположение Сталина (и долгое время являвшийся близким соседом своего всесильного вождя)56, Шапошников подошел к поставленной задаче гораздо более искушенно и эффективно, чем это происходило в штабе Ленинградского военного округа. Его рука прослеживается в решении приостановить наступательные операции на Карельском перешейке и приступить к тщательной подготовке последущего наступления.
Пересмотренная советская стратегия предусматривала большую концентрацию сил и средств на решающем фронте –
- «The Soviet Story»: Механизм лжи - Александр Дюков - История
- «Зимняя война»: работа над ошибками (апрель-май 1940 г.) - Н. Тархова - История
- Война: ускоренная жизнь - Константин Сомов - История
- Проза отчаяния и надежды (сборник) - Джордж Оруэлл - Альтернативная история / Публицистика / Социально-психологическая
- Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс - История
- Нацистская оккупация и коллаборационизм в России, 1941—1944 - Б КОВАЛЕВ - История
- P.O.W. Люди войны - Андрей Цаплиенко - Публицистика
- Танки в Зимней войне - Баир Иринчеев - История
- СОВЕТСКО-ФИНСКАЯ ВОЙНА - Элоиза Энгл - История
- СОВЕТСКО-ФИНСКАЯ ВОЙНА - Элоиза Энгл - История