его маленькая рука сжимала край её ночной рубашки. Этот жест защиты резанул её по сердцу. Он чувствовал. Он знал, что что-то случилось и пытался её оберегать, защищать. Дети не должны защищать родителей. Всё должно быть наоборот.
В соседней комнате кто-то негромко говорил. Наверное, свёкор с женой. Они заботились о ней, но она не могла больше выносить их доброты. В их взглядах было слишком много боли, слишком много понимания. Они не давили, не спрашивали, но каждый раз, когда свекровь ставила перед ней тарелку с едой, а свёкор укладывал Тёмку спать, в её груди что-то сжималось.
Она выскользнула из-под одеяла и пошла в ванную. Открыла кран, ополоснула лицо холодной водой. Посмотрела в зеркало. В отражении была не она. Пустые, запавшие глаза, острые скулы. Это не та Ирина, которая была ещё неделю назад. Та Ирина умерла.
Где-то в глубине души зашевелился гнев. Горячий, жгучий, он прокладывал себе путь сквозь ледяное оцепенение последней недели. Она вспоминала, как он держал её за руку в роддоме, как целовал её пальцы перед сном, как обещал всегда быть рядом. А теперь?
Теперь его нет.
Как он мог? Как посмел так подло разрушить их семью? Ради чего? Ради кого? Он клялся ей, он знал, как она ненавидит ложь! Он знал, что если когда-нибудь предаст её, пути назад не будет. И всё равно сделал это.
Хотелось кричать, бросаться вещами, бить посуду. Но сил не было ни моральных, ни физических. Она просто стояла, закусив кулак, чтобы не разбудить Тёму своими всхлипами.
«Может, я что-то сделала не так?»
Эта мысль пришла внезапно и больно ударила. Может, она была недостаточно внимательной? Может, не заметила, как он начал отдаляться? Если бы она чаще спрашивала, как у него дела, если бы старалась быть мягче, не уставала так сильно после рождения Ани… Он предлагал нанять няню для Анечки, или помощницу по дому. Неужели, из-за этого решил уйти. Он был несчастен?
Но ведь это было неправдой, верно? Они были счастливы. Он никогда не говорил, что ему чего-то не хватает. Никогда не давал повода сомневаться… Или давал, а она просто не хотела этого видеть?
Вернувшись в кровать, она посмотрела на сыночка. Представила, как они будут жить без Лёши. Тёма больше не побежит встречать папу у двери, не бросится к нему на руки, не засмеётся, когда тот поднимет его вверх и подбросит. Эти моменты больше не повторятся.
«А если бы я простила?»
Она представила, как он стоит перед ней, кается, говорит, что всё это ошибка. Что он не помнит, что случилось, что его соблазнили, что он был пьян, что он любит только её. Что он готов на всё, лишь бы она поверила.
Но могла ли она теперь ему верить?
Она практически не выходила из комнаты. Иногда не могла встать с постели. Свекровь приносила еду, гладила её по волосам, шептала что-то утешающее. Иногда Ира вставала, брала Аню на руки, смотрела в окно.
Прошла ещё неделя. Она ела через силу, спала урывками. Её мир сжался до детей и нескольких шагов по саду за домом. Разговоры с Тёмкой и свекровью стали её единственной связью с реальностью, но и их она вела машинально, избегая лишних вопросов.
Что делает Лёша? Где он? О чём думает? Это больше не имело значения.
Тёмка всё время был рядом, словно чувствовал, что маме плохо, и пытался вернуть её к жизни. Он приносил ей «подарки» — рисунки с кривыми солнышками, крошечные цветочки, гладкие камешки и стеклышки, найденные в саду. Он радостно протягивал их ей, а она улыбалась, но улыбка так и не достигала глаз.
Она сидела на крыльце, глядя на качающиеся на ветру деревья. Когда-то они с Алексеем гуляли здесь. Он держал её за руку, смеялся, рассказывал истории. Сейчас эти воспоминания причиняли физическую боль.
Тёма подошёл и взял её руку в свои маленькие ладони.
— Мамочка, а мы скоро поедем домой?
Ирина посмотрела на него. Как сказать ребёнку, что тот «дом» уже не существует?
Ирина прожила уже две недели в доме его родителей. Сначала ей казалось, что она здесь временно, что надо просто переждать, прийти в себя. Но с каждым днём становилось ясно — назад пути нет.
Она проснулась в ту ночь с ощущением ясности. Долго лежала, вглядываясь в темноту. Потом встала, завернулась в халат и спустилась вниз.
Свёкор сидел на кухне. На столе остывала чашка чая, в воздухе пахло табаком. Он посмотрел на неё, ничего не говоря. Ждал.
— Я готова поговорить, — сказала она.
Он кивнул. Несколько секунд молчал, а затем спросил:
— Развод?
Она сглотнула. Это слово было как лезвие по сердцу, но она уже знала ответ.
— Да. Я не смогу…
Свёкор вздохнул, встал и подошёл ближе. Осторожно положил руку ей на плечо, словно боялся, что она его оттолкнёт.
— Я понимаю, дочка. Мы будем рядом.
Её губы дрогнули. Она не заплакала. Слёзы давно кончились. Но в этот момент она впервые за долгое время почувствовала что-то, похожее на облегчение.
Потому что теперь она знала: она не будет ждать. Не будет надеяться. Не будет возвращаться назад.
Она будет жить. Ради себя. Ради Тёмы и Ани. Ради будущего, в котором больше не будет предательства.
Глава 16
Ирина согласилась на встречу на нейтральной территории.
София повезла её в парк. В машине стояла напряжённая тишина. Ирина сидела, глядя в окно, сцепив пальцы в замок. Когда они припарковались у входа, София выдохнула и тихо произнесла:
— Если не готова — уедем. Ему не обязательно знать, что ты была тут.
Ирина повернула голову, посмотрела на неё, и в её глазах мелькнула тень благодарной улыбки.
— Нет. Я должна это сделать.
София кивнула.
— Я останусь в машине. Если нужно — просто дай знак.
Ирина вышла. Августовский утренний воздух был свеж, пахло скошенной травой и чуть влажной землёй. Ветерок пробежал по коже, вызвав мурашки, но не от холода. От напряжения. Её руки дрожали, но она заставила себя идти, шаг за шагом, не позволяя мыслям взять над собой верх.
Когда она увидела его, сердце предательски дрогнуло.
Алексей.
Он стоял у скамейки, засунув руки в карманы, но в этом жесте не было расслабленности — только напряжение. Он выглядел уставшим, осунувшимся, но в глазах светилась решимость. Как только он заметил её, его выражение стало ещё более сосредоточенным. В его взгляде было всё: боль, надежда, страх, отчаянная попытка удержать
