бы лучше всего.
Между тем в замке стало почти тихо. На полу валялся кубок, которым гость запустил в декана. Лежали разбросанные кости, и никто, казалось, не собирался их поднимать. Лишь господин фон Линденберг некоторое время в гневе ходил взад-вперед по залу, а потом резко опустился в кресло старого Гётца. Он водрузил ногу на скамеечку, звякнув при этом шпорой, и подпер голову. Петер Мельхиор сидел за столом в похожей позе, у стены стояли два юнкера: Ханс Юрген и Ханс Йохем.
– Я ведь предупреждал, остерегайтесь священника, – проговорил Петер Мельхиор. – Все, что попадает в его кошель, пропадает там навеки. Любого другого можно заставить что‑то вернуть, а этого – никогда!
– Проклятье! – проворчал гость. – Я должен вернуть это золото. Его светлость курфюрст доверил мне кошель во время охоты, чтобы по возвращении домой раздать милостыню.
– Не повезло беднякам!
– А старый Гётц все спит да спит.
Петер Мельхиор рассмеялся:
– Его время просыпаться еще не пришло.
– Подумать только, сколько денег вылетело в трубу, – печально заметил гость. – Неужели здесь никого нет поблизости, у кого можно было бы взять в долг? У Штехова ничего нет, у Хольцендорфа тоже, Арним ничего не даст. Неужели вокруг нет ни одного еврея? Мне ведь надо только до завтра-послезавтра! Дело в том, что курфюрст беспокоится о своей репутации почище старой девы.
Но в округе не было ни богатого еврея, ни вообще кого бы то ни было богатого.
– Эх! – воскликнул Петер Мельхиор. – Лавочник Хеддерих! Мы не должны были его отпускать. Для него было бы честью поделиться деньгами с благородным господином. А человек он весьма интересный. Когда я немного порылся в его сундуках, в одном что‑то очень подозрительно звенело.
Господин фон Линденберг навострил уши и с деланым безразличием спросил, что было дальше, напоминая своим видом сборщика пошлин, который взял след контрабандиста. Два юнкера также оказались вовлечены в разговор и самым тщательным образом допрошены в качестве свидетелей. Были упомянуты и поддельные ткани, и свинцовое колечко, и злополучные плюдерхозе…
– Хеддерих… – Гость почесал лоб. Он припоминал это имя. – И куда же он делся?
– Сказал, что хочет поехать в Кёльн на Шпрее.
– А что ему нужно в Кёльне?
– Если я правильно понял, – проговорил Ханс Йохем, – он собирался распродать там остаток товара.
– В его воз были запряжены серые лошади?
Посовещавшись, все подтвердили этот факт.
– Правильно! – воскликнул господин фон Линденберг, хлопая себя по ляжкам. – Я вспомнил его! Хитрый мошенник! Этот парень, оборванный, как Лазарь, вернувшийся с того света, возит среди тряпок и лент для крестьянских девок прекрасные шерстяные ткани такого качества, какого никогда не увидишь в деревне. У него есть разноцветные ткани из Индии и Самарканда, которые он закупает у турок в Богемии и Вене. Далее ткани развозятся по европейским дворам. Только особы королевской крови могут позволить себе купить нечто подобное. Мы встретили его на таможне в Саармунде. Ему пришлось распаковать товар, и его милость купил у этого торговца прекрасные покрывала и ткани для своей помолвки. Поскольку он сразу заплатил половину цены, этот ваш Хеддерих заработал около двадцати марок. Остальное он должен получить, прибыв в Кёльн, во дворец. Эвальд Кекериц и трое из семейства Людериц спросили его, когда он поедет в Берлин, чтобы отвезти полученные им деньги. Но, почувствовав исходящую от этих людей опасность, Хеддерих рассказал им сказочку о том, что хочет сперва отправиться в Магдебург через Цизар, в сопровождении архиепископа. Потом, по его словам, он поедет через Хафельберг в Штеттин и только после этого за деньгами в Кёльн. Подумать только! Теперь этого пройдоху не догнать…
– Семейство Людериц и Эвальд Кекериц действуют слишком жестко, – перебил Петер Мельхиор. – Вы наверняка знаете молитву всех торговцев:
От Кекерица и Людерица,
От Крахта и от Иценплица
Дай, Боже, нам оборониться.
Гость бросил на Петера Мельхиора красноречивый взгляд, означавший, что ему следовало бы придержать язык, поскольку даже стены имеют уши. Но тот, посмотрев на юношей, всем своим видом изобразил, что людям благородной крови не пристало чего бы то ни было бояться.
– Никто не сомневается в нашей отваге, – проговорил гость, хлопнув по плечу Ханса Юргена, – но осторожность в словах никогда не бывает излишней.
– Да уж, Иоганн Цицерон, который черпал мудрость ложками и в то же время держал рыцарей в ежовых рукавицах, явно вам не родственник, – съязвил Петер Мельхиор.
– Знаете ли вы, как он это делал? – серьезно спросил гость и жестом пригласил присутствующих сесть поближе.
Разговор продолжился, но гораздо тише.
– Вы совсем молодые люди, – сказал он Хансу Юргену и Хансу Йохему, – и вам предстоит тяжелая, мрачная жизнь, если… если она не наладится.
– Ну, немного радости все же иногда будет, – улыбнулся Петер Мельхиор.
– Нет, если все продолжится, как сейчас, то не раньше, чем когда вы поумнеете. Говорю вам, марка превратится в псарню, причем псами в ней будут дворяне. В этом противостоянии смешаются князья, священники, ученые, рай и ад, думаю, и горожанам тоже достанется.
– Странно это слышать от господина фон Линденберга – любимца и советника нашего курфюрста.
– Прежде всего я – рыцарь и дворянин, и самое дорогое для меня – моя свобода, – проговорил господин фон Линденберг, ударив себя в грудь. – Видит Бог, я постоянно наблюдаю, мечтаю, пытаюсь как‑то изменить наше будущее, но мне все время приходится иметь дело с дуболомами! Эти Кекерицы, Иценплицы, Крахты, вместо того чтобы помочь, только все портят. То, что они творят, не может стать основой для будущего. Столько воды утекло с тех пор, как наши правители-бургграфы [50] из Нюрнберга напустили на нас целую пургу забот и обязанностей, засыпали нас сугробами установлений и правил, ввергли нас в метель нужды! Сто лет они подтачивали и ограничивали наши права! Пали наши крепости, плаха и застенки похитили храбрейших из нас, а теперь эти дураки Кекерицы и Крахты уверились, что могут водить за нос правителя, только потому, что он мальчишка. Все, на что они способны, – дурацкие провокации и разбой на дорогах, каждым своим шагом они подают ему сигнал, яркий, как горящий фонарь, что пора завернуть гайки еще сильнее. И, поверьте мне, он не идиот, он этот сигнал понимает.
Петер Мельхиор, похоже, был не согласен с этим утверждением:
– Все же его можно склонить на нашу сторону.
– Увы, это не так. В свое время Путтлицы, Квицовы, Бредовы сделали все, что могли, и не их вина, что у нас не было еще одной битвы при Креммер Дамме. Наши
