дюжины или более гостей. Как бы то ни было, профессор Ричардсон, возглавлявший Комитет по жилищным вопросам, бросил на меня укоризненный взгляд, когда я столкнулся с ним в факультетском клубе, и непрозрачно намекнул, что я специально устроил перестановку в своём доме во время недели созыва, чтобы избежать необходимости развлекать гостей университета.
Миссис Киф, как и все владельцы пансионов, была в восторге. У неё была комната на чердаке, которую ей редко удавалось сдать, и сейчас она умудрилась впихнуть туда трёх молодых женщин из Индии, которые должны были принять участие в дискуссиях по деревенской медицине. Она уговорила или уломала приветливого молодого аспиранта, занимавшего комнату прямо над нашей, разделить свою комнату с бородатым пакистанцем в тюрбане. Комнату напротив нас занимал другой аспирант, которого отозвали домой из‑за болезни в семье, и она быстро сдала её, предположительно с его разрешения, двум гостям, один из которых приехал в воскресенье, а другой ‑ на следующий день вечерним поездом.
Позже вечером, когда двое мужчин успели устроиться, Ники постучал в их дверь и пригласил провести вечер с нами. Я уверен, что им двигало не только любопытство, но и естественное чувство гостеприимства. Ранее прибывший был молодым человеком лет тридцати, высоким и светловолосым, с очаровательным среднеевропейским акцентом и невозможным именем Эрик Флюгельхаймер. Он был живым и энергичным, но при этом в нём чувствовалась скромность, которая составляла не последнюю часть его обаяния. Его соседом по комнате был невысокий смуглый мужчина, лет на десять старше, которого звали Эрл Блоджетт. Он был чопорным, напыщенным и совершенно убеждённым в собственной значимости. Оказалось, что он не кто иной, как помощник хранителя дальневосточного отдела коллекции Лоренса Уинтропа. Поскольку темой созыва, как гласил программный буклет, был «Новый мир Дальнего Востока», его важность в общей схеме вещей была очевидна. Кроме того, он был точен, скрупулёзен и дотошен.
Когда Ники принялся готовить кофе для наших гостей, Блоджетт сказал: «Боюсь, я не могу. Кофе не даёт мне уснуть до самого утра. Могу я выпить чаю? У вас есть чайник? Если нет, я могу взять тот, что стоит в нашей комнате.»
Ники заверил его, что у него есть чайник и чай, и уже собирался приготовить напиток, когда тот попросил разрешения приготовить самому. «Я очень внимательно отношусь к тому, как чай заваривается. Уверен, вы не будете возражать.»
Ники, конечно, возражал, но как хозяин он был любезен и пригласил гостя к плите.
Эрик рассмеялся. «Он не выносит кофе, а я не выношу чай. У нас есть и чайник, и кофейный перколятор, но на плите только одна конфорка. Приходиться бросать монетку, чтобы решить, кто первым приготовит себе напиток утром.»
Мы потягивали напитки и обсуждали запланированные мероприятия. Я заметил, что акцент, похоже, будет сделан в основном на политике и социологии, и что по этой причине заседания секции искусства могут не вызывать большого интереса.
«У меня есть все основания полагать», ‑ сказал Блоджетт с высокопарным самодовольством, ‑ «что секция искусств внесёт самый значительный вклад в работу созыва.»
«Вы планируете какой‑то сюрприз?» ‑ спросила я.
Блоджетт одарил меня самодовольной улыбкой. «Вы когда‑нибудь слышали о чаше «Адельфи»?» ‑ спросил он.
Ники навострил уши. «Джордж Слокамб, он у нас занимается изобразительным искусством, рассказывал мне о ней на днях. Он сказал, что её недавно приобрела частная коллекция. Он не упомянул о коллекции Лоуренса Уинтропа. Вы имеете в виду, что она у вас и вы планируете выставить её здесь?»
«И что думаете, Ники?» ‑ спросил я.
«Это массивная чаша из золота, инкрустированная драгоценными камнями. Она стоит...»
«Она бесценна», ‑ говорит Блоджетт.
«И вы будете выставляться здесь, во время сбора?» ‑ спросил я.
Блоджетт пожал плечами. «Возможно.»
Вместо того чтобы давить на него, я обратился к его соседу по комнате. «А вы тоже собираетесь удивить созыв?»
Белокурый юноша горестно покачал головой. «Я не отношусь к тем выдающимся учёным, которых, как и моего соседа по комнате, приглашают читать доклады. Я преподаватель математики в колледже Мюльбах в Северной Дакоте. Вы когда‑нибудь слышали о нём? Я думаю, что нет. Это небольшой конфессиональный колледж, где раз в год даёт концерт Миннеаполисский симфонический оркестр и, может быть, два‑три раза в год собирается дорожная компания с нью‑йоркскими хитами трёхлетней давности. Поэтому, когда на доске объявлений появилось объявление о вашем созыве и я увидел, что он будет проходить во время наших апрельских каникул, я решил приехать сюда. Я посещу как можно больше сессий. Кто знает, может быть, мне удастся задать умный вопрос, и это привлечёт ко мне внимание одного из ваших уважаемых гостей из одного из крупных колледжей, который решит, что я могу стать достойным дополнением к его факультету, и спасёт меня от Мюльбаха.»
Созыв должен длиться три дня ‑ понедельник, вторник и среду. Выступление Блоджетта было назначено на вечер среды. И он решил считать, что такой график свидетельствует о важности его выступления, как будто созыв был организован для постепенного достижения кульминации. В таких обстоятельствах у меня не хватило духу заметить, что, поскольку вечерний поезд отправлялся примерно за час до его выступления, велика вероятность того, что большинство гостей покинут университет к тому времени, когда он должен был выступить, поскольку в противном случае им пришлось бы остаться на ночь до следующего дня, прежде чем они смогли бы уехать на поезде.
На следующий день, во вторник, я покинул свой офис рано, сразу после обеда. Это был слишком хороший день для работы. Я неторопливо прогуливался, наслаждаясь апрельским воздухом. Я выбрал длинный путь обратно в пансион ‑ через кампус. Я увидел Эрла Блоджетта и остановился, чтобы поговорить с ним. Я пригласил его присоединиться ко мне по пути домой, но он собирался посетить несколько лекций, и я оставил его.
Только подъехав к пансиону, я увидел, как Эрик сворачивает за угол. Я подождал его, и мы вместе поднялись по парадной лестнице. Почта была только что доставлена и лежала стопкой на столике в холле. Я пролистал письма, чтобы узнать, есть ли там что‑нибудь для меня или для Ники.
«Полагаю, для меня ничего не найдётся», ‑ сказал Эрик.
«А вот кое‑что для вашего соседа», ‑ и я протянул ему конверт.
К письму прилагалась пара журналов, и я бегло просмотрел их, пока Эрик поднимался к себе в комнату. Когда я вошёл, Ники сидел за своим столом в кабинете и проверял работы учеников.
«Ты собираешься пойти сегодня на ужин в честь
