не видите людей на тротуарах. Только вчера мы нашли человека, погребённого под сугробом. Это было на Холгейт‑стрит. Это, конечно, не главная транспортная артерия, но довольно оживлённая улица. Он лежал там с момента сильной метели четвёртого числа. Это три недели. Представьте себе сотни людей, которые прошли мимо него за это время, и никто ничего не узнал.»
«Я слышал этот сюжет в новостях вчера вечером», ‑ сказал я. «Есть подозрение в убийстве, не так ли?»
«Никаких подозрений», ‑ мрачно сказал Джонстон. «Это точно убийство. Ему проломили голову, и он лежал, сложив руки по бокам, уж слишком аккуратно. Вряд ли человек мог так упасть случайно.»
«Звучит довольно интересно», ‑ сказал я.
Джонстон пожал плечами. «Просто ещё одно дело на хлеб с маслом.»
«А что такое хлеб с маслом?» ‑ спросил Ники.
Джонстон коротко рассмеялся. «У моего шурина хозяйственный магазин, ‑ сказал он небрежно, ‑ и когда бы вы ни зашли туда, вы можете увидеть женщину, покупающую сковородку, или мужчину, покупающего садовый шланг. Даже если это постоянные клиенты, он может не увидеть их снова в течение нескольких месяцев. Поэтому он рассматривает эти продажи как джем. В каком‑то смысле они почти случайны. А вот плотники, сантехники и электрики, которые торгуют с ним, ‑ это его хлеб с маслом. Он может рассчитывать на то, что будет видеть их несколько раз в неделю в течение всего года. Теперь в городе есть значительная часть профессиональных преступников. Мы можем рассчитывать на то, что они дадут нам работу из недели в неделю. Так что они ‑ наш хлеб с маслом.»
«А в делах о хлебе насущном ваши следственные процедуры как‑то отличаются?» ‑ спросил Ники.
«Обычно мы узнаём, кто отвечает за ту или иную работу, почти сразу после её выполнения, по тому, как она делается, или по слухам, которые распространяются по улицам, но в основном потому, что мы стараемся узнать этих людей. Мы знаем, как они думают и что чувствуют. Мы знаем, под каким давлением они работают и каков баланс сил в каждый конкретный момент времени. В то же время, будучи профессионалами, эти люди умеют заметать следы. Поэтому мы, как правило, знаем, кто совершил то или иное преступление, но у нас нет доказательств. Ваши рассуждения и анализ были бы бесполезны в таких случаях, профессор. У вас не будет никаких зацепок. Честно говоря, в наших методах нет ничего хитрого, когда речь идет о «хлебных» делах. Мы не разбрасываемся ими, хотя при моём предшественнике несколько лет назад это делалось довольно часто. Мы подробно расспрашиваем тех, кто участвует в деле. Понимаете, мы ищем брешь в их броне, чтобы вбить туда клин и вскрыть их. Возможно, нам придётся надавить на одного человека, чтобы он в свою очередь надавил на другого, который, возможно, обеспечил подозреваемому алиби. Как только алиби будет разрушено, мы получим дело. Возьмём, к примеру, нынешнее дело. Когда лейтенант полиции сообщил мне, что Джон Рейли получил своё, я сразу же предложил ему вызвать на допрос Терри Джордана, а он, ухмыляясь, сказал мне, что они уже это сделали.
Строго говоря, Джон Рейли не принадлежал к преступному миру. По крайней мере, мы никогда не могли на него ничего повесить. Он был, можно сказать, на периферии. Он владел несколькими трущобными домами и кучей захудалых пансионов, занимался поручительством и денежным кредитованием. Холостяк, около пятидесяти лет, он был маленьким жокеем, всегда одетым по высшему разряду, с преувеличенным чувством собственного достоинства. Если вы называли его Джоном или Рейли, он поправлял вас: «мистер». Так что в округе его знали как Мистера Джона.
У него был маленький кабинет в здании для адвокатов прямо на площади Кортхаус. Его там никогда не было, но вы могли оставить сообщение его клерку Сайрусу Герберу, и оно доходило до него. Там оставляли деньги те, кто был ему должен, а уборщики его недвижимости оставляли собранную арендную плату. Как я уже сказал, мы занимаемся тем, что узнаём о таких людях, и мы знали, что Терри Джордан неравнодушен к мистеру Джону.
Терри Джордан ‑ здоровенный парень, добросердечный, но не слишком наделённый мозгами. Он прошёл путь от малолетнего преступника до мелкого преступника, но никогда не был в этом очень успешен. В его кругах его называют прирождённым козлом отпущения ‑ ну, знаете, всегда последним перелезает через забор. В конце концов он устроился помощником менеджера, что в переводе означает «вышибалой», в кафе «Хай‑Хэт». Там была официантка, большая белокурая амазонка по имени Лили Черри. Он симпатичный парень, поэтому неудивительно, что через некоторое время она стала его девушкой.»
«Вы имеете в виду, что они обручились?» ‑ спросил Ники.
Джонстон ласково улыбнулся ему. «Нет, профессор, они не обручились и не поженились, когда он переехал в её квартиру. Это была просто удобная договоренность, и они оба продолжали работать в «Хай‑Хэте». Потом Терри снова стал беспокоить. Мы взяли его по обвинению в краже со взломом, и он получил год тюрьмы. В его вине не было никаких сомнений, вы понимаете, и только его собственная глупость позволила нам повесить это на него, но каким‑то образом, возможно, из‑за слов полицейского детектива, он вбил себе в голову, что мистер Джон имеет какое‑то отношение к его аресту. В этом не было ничего особенного ‑ просто слишком ретивый полицейский надеялся получить зацепку. Такое случается постоянно. Трудно представить, чтобы даже такой легкомысленный человек, как Терри Джордан, воспринял это всерьёз.»
«Если только он не хотел в это поверить», ‑ предположил Ники.
Джонстон одарил его быстрым оценивающим взглядом. «Вы имеете в виду, чтобы он мог сказать себе, что это не его вина. В этом вы правы, профессор. В любом случае, так оно и было. Обоснованно или нет, но Терри считал, что мистер Джон его сдал, и о том, что он так думает, было известно. Для якобы умного человека мистер Джон поступил глупо. Хотя он и знал, что чувствует Терри, тем не менее он начал флиртовать с Лили и через некоторое время занял место Терри в квартире. С точки зрения девушки, это была неплохая сделка: она могла не работать, у неё появились новые украшения и даже кабриолет мистера Джона, в котором она могла кататься.
Терри не ждал, что она будет сидеть дома и заламывать пальцы, ожидая, когда он выйдет из тюрьмы. Он не был женат на ней, и, вероятно, между ними не было ничего особенного. Но это сочетание
