Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Должность директора лагеря занимал сначала оберштурмфюрер СС Пауль Мюллер, а после – гауптштурмфюрер СС Франц Хёсслер8. В служебной записке комендатуры отмечается назначение Хёсслера и то, что Мария Мандель является главной надзирательницей, а также – что выглядит довольно оптимистично – что «она и Хёсслер работают вместе, согласуя свои действия друг с другом»9.
Хёсслер был человеком небольшого роста, с высоким гнусавым голосом и слабо выраженным подбородком. Мандель с трудом подчинилась ему, и их постоянная борьба за власть была для заключенных очевидна. «Они ненавидели друг друга! Потому что была конкуренция»10. Понятно, что отношения Мандель с Францем Хёсслером были непростыми и оставались причиной недовольства и разочарования на протяжении всего ее пребывания в Биркенау.
Среди других коллег-мужчин, с которыми тесно сотрудничала Мария, были обходительный, утонченный доктор Йозеф Менгеле и более грубый Йозеф Крамер.
По мере того как росла власть Марии и ее чувство собственной значимости, она стала отвергать доминирование со стороны Хёсслера, да и вообще почти любого представителя мужского пола. Возможно, это стало результатом давно копившейся обиды на непутевого жениха, которая наконец-то вырвалась наружу.
Станислава Ржепка-Палка вспоминает случай, когда Мария избила заключенного-мужчину.
Периодически заключенные из мужского лагеря приезжали к нам, чтобы поработать над специализированной инфраструктурой, например, электричеством. Однажды там был высокий красивый мужчина из Лодзи, который привлек внимание Мандель. Ей вожжа под хвост попала. Она начала его бить, что выглядело нелепо и смешно, поскольку по сравнению с ним она была коротышкой и должна была подпрыгивать, чтобы дотянуться до него, ударить его по лицу. Мы думали: если бы он просто замахнулся на нее, у нее не было бы ни единого шанса!11
Как отмечает Александр Ласик в своем эпохальном исследовании Аушвица, «только Марии Мандель удалось занять достаточно независимое положение, чтобы она могла проводить в жизнь свою собственную политику по отношению как к заключенным, так и к эсэсовцам в женском лагере»12.
Глава 30
Любовник
Он делал все, чтобы произвести на нее впечатление.
Она делала все, чтобы произвести впечатление на него.
Хелен Тихауэр1
Именно в Биркенау у Марии начались следующие серьезные личные отношения в ее жизни. Оберштурмфюрер СС Йозеф Яниш был высоким и эффектным темноволосым офицером из Зальцбурга, Австрия. Яниш служил в архитектурном подразделении (Bauleitung) комплекса Аушвиц, где он работал под командованием штурмбаннфюрера Карла Бишоффа2 – жирного хама и любителя избивать женщин3.
Яниш был на три года старше Марии и участвовал в строительстве крематориев и печей в Биркенау. Приехав из Зальцбурга, Яниш имел культурное образование и заинтересовался Марией из-за ее любви к музыке.
Хелен Тихауэр, работавшая в лагерной канцелярии, позже отмечала, что у Мандель «было много врожденных способностей и понимания музыки, искусства, что помогло ей завести отношения с архитектором [Янишем]. Она должна была как-то общаться с ним. Она с пониманием относилась к закону и порядку»4. Будучи земляками-австрийцами, они нашли и другие общие интересы.
Отношения между Марией и Йозефом были благом для Тихауэр, так как Яниш имел доступ к материалам, необходимым ей для работы в офисе. Мандель спросила Тихауэр, что ей нужно, и на следующий день, к ее изумлению, Хелен получила самое лучшее архитектурное оборудование, которое закупил Яниш5.
Другие заключенные описывали Яниша как очень красивого и не особо жестокого человека. Скорее, «он просто строил здания»6 и большую часть времени проводил в Bauleitung (управлении строительными работами).
Когда новость об их связи распространилась по женскому лагерю, заключенные с восторгом обсуждали сплетни о том, что Мандель обратилась в медицинский кабинет СС, чтобы полечиться от боли во время полового акта7.
Некоторые уцелевшие заключенные считают, что Яниш оказывал на Мандель сдерживающее влияние. Элла Лингенс-Райнер отметила, что в период отношений Марии и Йозефа некоторым заключенным, знавшим ее по лагерю Равенсбрюк, было трудно узнать ее в Аушвице.
– Обычно считалось, что ее благоверный запретил ей принимать активное участие в избиениях. К сожалению, позже его перевели в качестве наказания, потому что он что-то «организовал», и она вновь взялась за свое8.
Заключенные часто видели, как по воскресеньям Мария и Йозеф катались верхом вместе, причем Мария была одета в белую блузку с настоящей красной розой. В другое время Мария и Йозеф катались верхом рано утром, еще до переклички9. Тихауэр уточняла: «Чувствовала себя как в Голливуде. Красивые люди. Красивые лошади»10.
Их также видели катающимися верхом по вечерам и на закате, за действующими крематориями, извергающими дым, где по приказу лагерного начальства были вырыты огромные ямы для сжигания человеческих тел. Мощности крематориев какое-то время не хватало, и многие старые трупы были захоронены в братских могилах. Оскар Грёнинг вспоминает, что по какой-то причине пришел приказ снова открыть братские могилы и сжечь мертвецов. «Вероятно, сыграл роль страх перед заразой»11.
У Грёнинга остались яркие воспоминания о тех ночах, когда костры пылали вовсю, потрескивая и дымясь; за ними ухаживали зондеркоманды, которые, казалось, были ошеломлены своей работой. Воздух был горячим, влажным, черным, словно разыгрывалась сцена из «Ада» Данте. Многие трупы выглядели так, словно пытались сесть, как будто все еще были живы. Грёнинг ярко описывает момент, когда «внезапно член одного мужчины развернулся и начал жить своей собственной жизнью», что привлекло его внимание. Ситуация была настолько запущенна, что надсмотрщики приказали сбрасывать живьем в пылающие ямы тех, кто только выходил из транспортов. Горящие несчастные кричали как сумасшедшие, люди, ожидавшие своей очереди, причитали и умоляли12. Эти сцены, без сомнения, неоднократно наблюдали Мария и Йозеф во время своих вечерних прогулок по задворкам лагеря.
Мария уже давно перестала сомневаться в моральном облике лагерей. Теперь это было обыденностью, заключенные перестали быть людьми, а стали лишь проблемами, с которыми нужно было справляться. Если в конце концов им приходилось умирать, то так тому и быть. И если умерли от ее руки или в результате ее действий, то, значит, такова была жизнь. Она была уверена в своих действиях, уверена в праведности и необходимости того, что делала. В тот момент, похоже, она ни о чем не
- Иосиф Бродский. Большая книга интервью - Валентина Полухина - Публицистика
- Историческое подготовление Октября. Часть II: От Октября до Бреста - Лев Троцкий - Публицистика
- Загадки, тайны, память, восхищенье… - Борис Мандель - Биографии и Мемуары
- 22 июня. Черный день календаря - Алексей Исаев - Биографии и Мемуары
- Летчик-истребитель. Боевые операции «Ме-163» - Мано Зиглер - Биографии и Мемуары
- Интервью длиною в годы: по материалам офлайн-интервью - Борис Стругацкий - Прочая документальная литература
- Дневник; 2 апреля - 3 октября 1837 г; Кавказ - Николай Симановский - Биографии и Мемуары
- Газета Завтра 221 (60 1998) - Газета Завтра - Публицистика
- Я стану твоим зеркалом. Избранные интервью Энди Уорхола (1962–1987) - Кеннет Голдсмит - Публицистика
- Ради этого я выжил. История итальянского свидетеля Холокоста - Сами Модиано - Биографии и Мемуары / Публицистика