Его жена была менее терпелива, унаследовав эту черту от своей матери. Кто не желал повиноваться, тот время от времени получал от нее увесистый шлепок. Олег же наказывал за непослушание детей тем, что анализировал их поведение и применял другие меры воздействия в решении проблем. Учитывая это, молодая пионерка попыталась так объяснить отцу свой шаг: «Ведь я могу служить Богу и в красном галстуке! Я все равно верю в Иисуса Христа».
— Тебе едва ли это удастся… Вода и огонь никогда не уживаются. Марксизм–ленинизм объявил войну вере в Иисуса Христа и так или иначе ведет ее против всех верующих. Дорогая моя, посмотри, почему многих братьев и сестер посадили в тюрьму?
— Папа, но ведь они не повинуются правительству! Ты повинуешься и потому тебя не посадят.
Олег улыбнулся.
— Я повинуюсь правительству? — он замолчал. — Знали бы вы, что мне приходилось выслушивать от уполномоченного по делам религии! «Если вы так и будете продолжать, — сказал он мне недавно, — то мы закроем Дом молитвы. Вы хуже, чем ^регистрирующиеся». — Меня щадят лишь потому, что я возглавляю зарегистрированную церковь.
Олег понимал, что его дочь вступила в пионерскую организацию потому, что хотела поехать в летний лагерь.
— Мне очень жаль, дорогая, — промолвил он с горечью в голосе, — что ты следуешь девизу: «Цель оправдывает средства».
Она молчала.
— В конце концов, это дело твое, — сказал отец примирительно, — я только хочу, чтобы ты осознала, что это нечестный поступок.
Потом он обнял свою дочурку, поднял к потолку, поцеловал и промолвил:
— Ты уже стала взрослой, я с трудом могу поднять тебя. Подумай над моими словами. Бог не хочет, чтобы мы нечестным путем добивались каких–то привилегий.
Если бы мы тогда, как и нерегистрирующаяся церковь, отважились бы организовать летний лагерь для наших детей, то, по крайней мере, одного ребенка мы избавили бы от такого испытания.
Но между тем Господь взращивает в человеке хорошее и тогда, когда тот, преодолев разные противоборства и отказываясь от чего–то, совершенствуется в любви.
* * *
После обеда Олег поехал в больницу. Проведение вечернего богослужения он поручил одному из поставленных на служение братьев.
Нину Николаевну он нашел заплаканной на стуле перед ординаторской. Она поднялась, как только он подошел.
— У врачей нет надежды на то, что мой муж перенесет инфаркт. Мне разрешили находиться рядом с ним всю ночь.
Олег обнял ее за плечи и сказал:
— Тяжелое испытание для молодой христианки, не так ли? — Но одно должно нас успокоить: ваш муж будет спасен и пойдет к Господу. Ведь он был серьезен в своем выборе?
— Да. На этот раз он искренне поверил в Иисуса Христа, — ответила она без колебаний.
Олег попросил разрешения у дежурного врача остаться вместе с Ниной Николаевной у больного.
— Но никаких разговоров, — предупредил врач.
На следующий день в восемь часов Олег должен был быть на работе, однако ему положен был отгул за сверхурочную работу, поэтому он задержался еще на некоторое время в больнице.
Новиков лежал с закрытыми глазами. Внешний вид этого пожилого человека свидетельствовал о затянувшейся болезни. Его экена. будучи на много лет моложе, украшала жизнь подполковника не только, как говорится, «на людях», но и дома — оба искренне любили друг друга.
Со смешанными чувствами Олег сидел у кровати подполковника. Обида оттого, что с ним вели нечистую игру, не давала покоя. К тому же было ясно, какие ужасные последствия повлечет за собой провал этой игры. Раньше, беседуя с христианами, считавшими себя духовными, о тех трудностях, которые они испытывают во взаимоотношениях с незнакомыми людьми, те незамедлительно цитировали: «Дух все проницает, и глубины Божий»; и вместо того, чтобы цитировать дальше, они делали вывод: «Тем более Он испытывает сердце человека! Бог вложил Свой Дух в наши сердца, — считали они, — поэтому теперь мы способны испытывать сердца других людей, воспринимать их мысли и чувства». Это означало, по их мнению, что Олег, если он считал себя духовным христианином, должен быть проницательным по отношению к другим людям.
Находясь рядом с умирающим, Олег думал все о том же.
«Кто из человеков знает, что в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем?» Если бы мы знали все, то были бы подобны Богу. Не это ли именно было с самого начала целью человеческих стремлений? И настолько глубоко в нем засело недоверие, чтобы признать Новикова дитем Божьим, что Олег не решался ни на какие оценки. Как будто бы он сидел у кровати неверующего и ожидал, не позовет ли умирающий перед смертью душепопечителя.
Нина Николаевна держала левую руку больного и надеялась, что он скажет еще несколько прощальных слов. Дыхательный аппарат делал свое дело. Тишина. Приглушенный свет. После полуночи подполковник слегка задвигался, открыл глаза и зашевелил губами. Его жена наклонилась над ним и приблизилась своим ухом к его рту.
— Я обидел Олега, пусть меня простит. И ты тоже. Да хранит тебя Господь, дорогая, — еле слышно проговорил он.
После этого его глаза закрылись. Тело безжизненно расслабилось. Со стороны врачей уже ничего не предпринималось, чтобы снова запустить сердце. Главврач объяснил позже, что это был бы четвертый инфаркт.
Жена подполковника уже не плакала — это была воля ее мужа. Она поднялась и сказала Олегу:
— Пойдемте!
Ни автобусы, ни трамваи уже не ходили, а одинокой женщине к этому часу было небезопасно брести по большому городу, поэтому Олег предложил вдове проводить ее домой.
Город уже спал. Мы никогда не думали, что наш город находится довольно близко от ядерных испытательных полигонов. Время от времени содрогалась земля, но не настолько сильно, чтобы вызывать панику. По ночам на горизонте краснело зарево, а иногда далеко над пустынной землей вырастали грибообразные облака. Об их вредном влиянии на здоровье и на окружающую среду мы тогда не думали. У нас были другие заботы. Однажды в местной газете появилась статья, в которой врач городской больницы утверждал, что у нас зарегистрировано раковых заболеваний в три раза больше по сравнению с другими регионами Советского Союза. Как была получена такая статистика и каким образом стало возможным, чтобы эти данные были опубликованы, остается для меня загадкой. Во всяком случае, со стороны населения не было никаких протестов. О причинах заболеваний мы ничего определенного не знали, а об испытаниях атомных бомб в нашей местности только шептались. Мы вели себя, как стадо рабов, которое