Вы расходитесь во мнениях: нескончаемое число обращений приходит в Национальное собрание; департаменты, все как один, требуют суда над Людовиком. Вы же, господа, предрешили, что он невиновен и не подлежит суду; 16 июля вы голосовали за то, что конституционная хартия будет ему представлена, когда будет завершена работа над конституцией. Законодатели! Воля народа заключается не в этом, и мы сочли, что не только высшая слава Собрания, но и ваш прямой долг заключается в выражении нашей воли. Мы не сомневаемся, господа, что вы поддались влиянию тех строптивых депутатов, которые заранее объявили себя противниками конституции. Но, господа представители великодушного и верящего вам народа, вспомните, что эти двести девяносто депутатов утратили право голоса в Национальном собрании, — следовательно, декрет не имеет силы ни по форме, ни по содержанию: по содержанию — потому что он противоречит воле суверена, по форме — потому что он принят голосами двухсот девяноста лиц, не имевших права голосовать.
Принимая по внимание интересы общего блага, настоятельное желание избежать анархии, к чему привело бы нас отсутствие согласия между представителями и представляемыми, мы полагаем, что все это дает нам право от имени всей Франции обратиться к вам с требованием вернуться к этому декрету: просим принять в соображение, что вина Людовика Шестнадцатого доказана, что король отрекся от престола; вы должны принять его отречение и создать новый учредительный институт, чтобы в подлинно национальных интересах приступить к суду над виновным, к замене прежней и организации новой исполнительной власти».
Когда петиция была составлена, авторы призвали присутствовавших к тишине. Все сейчас же смолкло, лица просветлели, и Робер прочел вслух строки, только что представленные нами на суд читателей.
Они отвечали пожеланиям всех и не встретили возражений; наоборот — с последней фразой раздались единодушные возгласы одобрения.
Подошел черед подписывать петицию; теперь желающих поставить свою подпись оказалось не двести — триста человек, а все десять тысяч; они прибывали и прибывали на Марсово поле со всех сторон; стало очевидно, что менее чем за час вокруг алтаря отечества соберется более пятидесяти тысяч горожан.
Первыми петицию подписывают составители, потом они передают перо соседям; в одну секунду на странице не остается пустого места, в толпе раздают чистые листы того же формата, что и петиция: они будут пронумерованы и приобщены к документу.
После того как листки розданы, на них ставят подписи, положив листы на вазы, стоящие по углам алтаря отечества, на ступени, на колено, на шляпу — одним словом, на все, что представляет собой опору.
Тем временем, согласно приказу Национального собрания, переданному Лафайету и имеющему отношение не к подписываемой в этот час петиции, а к утреннему убийству, первые отряды уже вступают на Марсово поле, однако все до такой степени заняты петицией, что вначале не обращают на солдат ни малейшего внимания.
А предстоящие события будут иметь большое значение.
XIX
КРАСНОЕ ЗНАМЯ
Отряды идут под командованием одного из адъютантов Лафайета; которого же из них? Имя его осталось неизвестно: у Лафайета столько адъютантов, что сама история в них путается!
Как бы там ни было, а со стороны насыпи раздается выстрел, пуля попадает в этого адъютанта; однако рана оказывается неопасной, а на одиночный выстрел солдаты не считают необходимым отвечать.
Похожая сцена происходит на Гро-Кайу. С этой стороны подходит Лафайет во главе трехтысячного отряда с пушкой.
Однако Фурнье оказывается рядом, он возглавляет шайку бандитов, возможно, тех самых, что убили цирюльника и инвалида; они возводят баррикаду.
Лафайет наступает на баррикаду; она разрушена.
Спрятавшись за колесо повозки, Фурнье в упор стреляет в Лафайета; к счастью, ружье дает осечку. Баррикада взята с бою, Фурнье арестован.
Его подводят к Лафайету.
— Кто этот человек? — спрашивает генерал.
— Тот самый, что стрелял в вас, но ружье дало осечку.
— Отпустите его, пусть убирается, виселицы ему все равно не миновать!
Фурнье на виселицу не спешит: он исчезает на время, чтобы вновь появиться во время кровавых сентябрьских событий.
Лафайет прибывает на Марсово поле: там подписывают петицию, причем царит полное спокойствие.
Настолько полное, что г-жа де Кондорсе гуляет неподалеку со своим годовалым ребенком.
Лафайет подходит к алтарю отечества; он спрашивает, что там происходит, и ему показывают петицию. Люди обещают разойтись, как только петиция будет подписана. Генерал не видит в этом ничего предосудительного и уходит вместе со своим отрядом.
Однако если выстрел, ранивший адъютанта Лафайета, и осечка ружья, направленного в самого генерала, не были услышаны на Марсовом поле, то они получили сильнейший отклик в Национальном собрании.
Не забудем, что Собрание стремится к роялистскому государственному перевороту и все складывается для этого как нельзя более удачно.
— Лафайет ранен! Его адъютант убит!.. На Марсовом поле — убийства…
Вот какая новость облетела Париж; ее и передает официальным порядком Национальное собрание в ратушу.
Но городские власти уже обеспокоены тем, что происходит на Марсовом поле; они со своей стороны послали туда трех муниципальных чиновников: г-на Жака Ле Ру, г-на Реньо и г-на Арди.
С высоты алтаря отечества подписавшие петицию видят, как к ним приближается новая процессия: она подходит со стороны набережной.
Они высылают навстречу ей депутацию.
Три муниципальных чиновника, только что прибывшие на Марсово поле, идут прямо к алтарю отечества; они ожидали увидеть испуганных мятежников, изрыгающих угрозы и оскорбления, а вместо этого встречают добропорядочных граждан: одни из них прогуливаются группами, другие подписывают петицию, а третьи кружатся в фарандоле и распевают «Дело пойдет!».
Люди ведут себя тихо; но, может быть, петиция призывает к мятежу? Представители муниципалитета требуют, чтобы им зачитали петицию.
Им читают петицию от первой до последней строчки, и, как это уже было раньше, она встречена всеобщими криками одобрения и дружными аплодисментами.
— Господа! — говорят чиновники муниципалитета. — Мы очень рады, что узнали ваши намерения; нам сказали, что здесь беспорядки: нас ввели в заблуждение. Мы непременно доложим о том, что здесь увидели, и расскажем о порядке, царящем на Марсовом поле; мы не только не станем препятствовать вашей петиции, но, напротив, обещаем вам поддержку в том случае, если кто-нибудь попытается вам воспрепятствовать. Если бы мы не находились сейчас при исполнении служебных обязанностей, мы бы тоже подписали вашу петицию, и, если вы сомневаетесь в наших намерениях, мы готовы остаться у вас в качестве заложников до тех пор, пока не будут собраны все подписи.
