На этот раз Бийо был угрюмее, чем всегда.
Однако он, по своему обыкновению, протянул Питу руку, причем пожал его руку крепче, чем всегда, и задержал ее в своих руках.
Тот удивленно взглянул на фермера.
— Питу! — сказал ему Бийо. — Ты честный человек.
— Еще бы, господин Бийо! Надеюсь, что так, — согласился Питу.
— А я в этом уверен!
— Вы очень добры, господин Бийо, — отозвался Питу.
— И я решил, что в мое отсутствие на ферме хозяином будешь ты!
— Я, сударь? — удивился Питу. — Это невозможно.
— Почему невозможно?
— Да потому, господин Бийо, что есть много таких дел, в которых без женского глаза не обойтись.
— Знаю, — согласился Бийо. — Ты сам выберешь помощницу; я у тебя не спрашиваю ее имени, мне и знать это ни к чему; перед возвращением на ферму я сообщу тебе об этом за неделю, чтобы она успела уйти, если я не должен видеть эту женщину или она — меня.
— Хорошо, господин Бийо, — одобрил этот план Питу.
— А теперь вот что, — продолжал Бийо, — в амбаре — зерно, необходимое для сева; в сараях — солома, сено и овес для лошадей, а вот в этом ящике — деньги на содержание и пропитание работников.
Бийо выдвинул ящик, набитый деньгами.
— Погодите, погодите, господин Бийо! — остановил его Питу. — Сколько в этом ящике?
— Понятия не имею, — отвечал Бийо, задвигая ящик.
Заперев его, он передал ключ Питу со словами:
— Когда деньги кончатся, попросишь у меня еще.
Питу понял, какое безграничное доверие заключалось в этих словах; он хотел было на радостях обнять Бийо, но вдруг спохватился: это было бы чересчур смело с его стороны.
— Простите, господин Бийо, — сказал он, — тысячу раз простите!
— За что ты просишь прощения, друг мой? — спросил Бийо, растроганный этим смирением. — За то, что один честный человек протянул руки и хотел обнять другого честного человека? Иди сюда, Питу! Обними меня!
Питу бросился фермеру в объятия.
— А если я вам понадоблюсь там?.. — робко спросил он.
— Будь спокоен, Питу, я о тебе не забуду.
Потом он продолжал:
— Сейчас два часа; в пять я уезжаю в Париж. В шесть ты можешь привести сюда женщину, которую выберешь себе в помощницы.
— Отлично, — понял Питу. — Но мне нельзя терять время! До свидания, дорогой господин Бийо.
— До свидания, Питу!
Молодой человек поспешил прочь.
Бийо провожал его взглядом до тех пор, пока тот не скрылся из виду, потом проворчал:
— И почему моя Катрин влюбилась не в такого вот славного парня, а в этого благородного подлеца, оставившего ее невенчанной вдовой и безмужней матерью?
Незачем говорить, что в пять часов Бийо сел в дилижанс, отправлявшийся из Виллер-Котре в Париж, а в шесть часов Питу, Катрин и маленький Изидор уже входили на ферму.
II
ВЗГЛЯД НА НОВОЕ СОБРАНИЕ
Открытие Законодательного собрания было назначено на 1 октября 1791 года.
Бийо вместе с другими депутатами прибыл в столицу в конце сентября.
Новое Собрание насчитывало семьсот сорок пять членов; среди них — четыреста адвокатов и законоведов, семьдесят два литератора, газетчика и поэта, семьдесят конституционных священников, то есть присягнувших конституции. Остальные двести три члена Собрания были землевладельцы или фермеры вроде Бийо (он был одновременно землевладельцем и фермером), а также люди свободных профессий и даже ремесленники.
Характерной чертой новых депутатов была молодость: бо́льшую часть среди них составляли люди не старше двадцати шести лет; можно было подумать, что Франция послала своими представителями новое, незнакомое поколение, чтобы решительно порвать с прошлым; шумное, бурное, революционно настроенное, оно пришло развенчать традицию; почти все в нем были людьми образованными: одни, как мы уже сказали, поэты, другие — адвокаты, третьи — химики; они были полны энергии, благих порывов и необычайного пыла; были бесконечно преданы идее, но совершенно не разбирались в государственных делах; были неопытны, многословны, легкомысленны, любили поспорить и потому несли с собою то великое и пугающее, что зовется словом «неизвестность».
В политике неизвестность всегда вызывает беспокойство. За исключением Кондорсе и Бриссо, почти у каждого из этих людей можно было спросить: «Кто вы такой?»
В самом деле, куда девались светочи или хотя бы просто факелы Учредительного собрания? Где были такие люди, как Мирабо, Сиейес, Дюпор, Байи, Робеспьер, Барнав, Казалес? Все куда-то исчезло.
Кое-где виднелось несколько седых голов, словно заблудившихся среди этой пылкой юности.
Все остальное представляло Францию юную, возмужалую, не ведающую седин.
Красивые головы, достойные революционной гильотины! Почти все они и полетели с плеч долой!
Кроме того, в стране назревала гражданская война, чувствовалось приближение войны внешней; все эти молодые люди были не просто депутатами; это были воины Жиронды, которые вызвались в случае войны все до единого, от двадцатилетнего юнца до пятидесятилетнего мужчины, встать на защиту границ: Жиронда высылала свой авангард.
В этом авангарде были такие, как Верньо, Гюаде, Жансонне, Фонфред, Дюко; все они составляли ядро Жиронды, давшей название известной партии, которая, несмотря на свои промахи, не может не вызывать симпатии из-за трагической судьбы ее членов.
Родившись в огне войны, они сразу выходили, словно почуявшие схватку борцы, на кровавую арену политической битвы.
Достаточно было увидеть, как шумно они занимали свои места в Палате, чтобы ощутить грозовое дыхание надвигавшихся 20 июня, 10 августа и 21 января.
Правого крыла более не существует вовсе: правые упразднены; следовательно, не существует и аристократов.
Все Собрание дружно объявило своими врагами дворян и священников.
Если те будут оказывать сопротивление, члены Собрания получили мандат сломить его.
Что касается короля, то отношение к монарху оставили на совести депутатов; его жалеют; выражается надежда, что ему удастся избежать тройного напора — королевы, аристократии и духовенства; если же он станет их поддерживать, его сметут вместе с ними.
Бедный король! Его больше не называют ни королем, ни Людовиком XVI, ни «вашим величеством»; его зовут «исполнительной властью».
Первое, что сделали депутаты, войдя в совершенно незнакомый им зал, — стали озираться.
С каждой стороны находилось по отдельной трибуне.
— Для кого эти две трибуны? — спросили сразу несколько голосов.
— Для бывших депутатов, — отвечал архитектор.
