покаянием. И хананеянка
всего достигла лишь этим путем: как только труды ее получили благодатную помощь Божию, дочь стала здорова и счастлива. Поэтому просил слушателей помнить, что мы такие же люди, как и хананеянка, так же трудимся, болеем и скорбим; значит, подобно ей, должны не на свои только силы полагаться, а с верою просить у Отца Небесного благодати, которая одна только венчает успехом наши дела.
С верой… Но что значит веровать?
Веровать значит
быть всегда твердо и несомненно убежденным, что существует Господь, Творец и Отец наш, что Он все Собой наполняет, всегда близ нас. Сомневающийся, по апостолу, подобен волне, поднимаемой и колеблемой ветром; ему только кажется, что он верит; в его душе до поры до времени покойно, как покойно в море без ветра. Но стоит подуть ветру, и море волнуется: стоит появиться какому-нибудь лжеучению человеческому или горю какому, как уже сомнение готово у такого человека. А затем с ним происходит то же, что и с волной. Как волна, чем дальше бежит, тем все более свирепеет, пока не разобъется о скалу и не превратится в водяную пыль: так и человек маловерный не тверд во всех путях своих; ему, растерявшему веру, уже не на чем основать добродетели: грехи быстро наполняют его жизнь, и, чем дольше пребывает он в безверии, тем свирепее и гнуснее становятся грехи его, тем сильнее делается тоска души его и угрызения совести. И мчится человек по житейскому морю, пока не разобьется о скалу смерти и не превратится в прах: или убьет он себя, или умрет без всякой надежды на воскресение и вечную жизнь, или, в лучшем лишь случае, обратится перед самой смертью ко Господу, пригласив священника для покаяния. Дальше,
веровать значит
говорить с Богом, как говорят дети с отцом, рассказывая Ему все свои радости, нужды и печали, т. е.
молиться Ему и славословить. Наконец,
веровать значит всеми силами стараться
сделать угодное Богу, а Ему угодны только наши добрые святые мысли и дела, так как Сам Он свят есть. Итак, просил всех
веровать несомненно, а если так, то и
молиться, и
творить добрые дела христианина, и все
срастворять покаянием, т. к. без этого вера наша будет гордой, подобной бесовской: бесы не сомневаются в бытии Божием, но их вера считается Господом не только не достаточной, но даже преступной, как сопровождающаяся злобной гордыней.
По окончании богослужения подходит капитан Степанов и предлагает осмотреть мукденские императорские дворцы, на что получил в штабе корпуса разрешение от их смотрителя. Конечно, я с радостью согласился.
Подъезжаем к дворцам. Еще издали узнали их по желтым крышам. Этот цвет, кроме лиц императорской фамилии, в Китае никто не может употреблять. Перед главными воротами – рогатки, и стоят 2 китайских часовых. Они отдали нам честь ружьями на караул; формы особой на них почти нет. Дворцы необитаемы с 1644 года. Китайское правительство ежегодно отпускает на содержание их в надлежащем порядке большие суммы; но деньги эти расходятся по карманам чиновников, а дворцы разрушаются без ремонта.
Вошли мы на первый двор. Нас встретили 5 чиновников во главе со стариком смотрителем. У всех на головах красные с черными отворотами шапки; на каждой шапке сзади перо, а на самом верху стеклянный шарик того или другого цвета, смотря по чину: простой стеклянный, белый (молочного цвета), красный, зеленый, золотой. Они пожали нам руки, и осмотр начался. Нас сопровождал студент Восточного института, говорящий по-китайски.
Первый двор огромный. Он выстлан каменными плитами. Это военный двор. Здесь устраивались войскам парады. Кругом двора стоят беседки прекрасной работы; особенно поразительны у них крыши, сделанные из обливной черепицы разных цветов. Цвета подобраны со вкусом; желтый цвет преобладает. Но все это поросло травой, а по дворам вообще с трудом можно пройти от бурьяна.
На других дворах нами осмотрены следующие предметы:
1. Тронная зала, отдельное здание, обнесенное кругом прекрасной работы решеткой, высеченной из камня. В это здание ведут 3 невысокие каменные лестницы. По боковым ходили мандарины, а по средней только император, при чем на последней ступенями являются изгибы тела распростертого каменного дракона. В самом зале потолок, балки, стены – все покрыто чудной орнаментной работой из золота и эмали. Посредине на четырехугольном возвышении стоит вызолоченный трон, весь покрытый золоченой резьбой. Над ним балдахин с драконом. Решётка, окружающая возвышение, из красного дерева с бронзой. К трону ведут 3 лесенки. Над троном золоченая доска, на которой стихами воспевается мудрость богдыхана, причем рифма у китайцев не как у нас, в конце, а в начале стиха. Все это дивное произведение китайского искусства конца 16-го столетия теперь покрыто пылью, голубиным пометом и, конечно, разрушается.
2. Частные покои императора, которые уже разрушились и лежат тут же в развалинах. Невозможно смотреть на эту картину без чувства жалости и возмущения, а китайцы вполне равнодушно посматривают на все.
3. Придворный храм, расположенный против тронной залы. Он пустой уже: все расхищено. Студент уверяет, что сами китайцы крали тут прежде всех.
4. Башня Феникса, здание в 3 этажа. В этой башне стоит черный трон императрицы из сандалового дерева, весь обломанный. Это посетители отламывают по кусочку на память. И наши немножко взяли с собой, у меня же рука не поднялась: все-таки это трон…
5. Арсенал, здание, в котором хранятся императорские одежды и библиотека. Одежды – это одна роскошь: по желтому шёлку вышиты мелким жемчугом и разных цветов шелками драконы, головы животных, цветы. Прямо не насмотришься, не надивишься. Тут же мы осмотрели портреты императоров, рисованные 250 лет тому назад.
Окончив осмотр, поблагодарили чиновников и с чувством глубокого удивления перед древним китайским искусством и крайнего возмущения перед преступным равнодушием охранителей этих бесценных сокровищ отправились домой.
Остальное время дня я провел в чтении чудной книги епископа Игнатия Брянчанинова, а вечером я долго жил, читая письма с родины.
13 сентября
Спали не особенно хорошо: у китайцев «праздник овощей», продолжающийся три дня. По случаю его раздирательная музыка гремит с раннего утра, часов с 4-х, и до поздней ночи. Это первая помеха нашему покою. Вторая – собаки. Это прямо что-то невозможное. Жители разбежались из деревень, собак, понятно, бросили на произвол судьбы. И вот они днем стаями держатся в гаоляне, ночью же подходят к бивуакам, ища пропитания. Если одна найдет себе что-либо, то к ней бросаются остальные, и начинается ужасная грызня, визг; и так каждую ночь.
Рано встал и пошел по дорожке, задумался. Копнешь землю – черная, некрасивая… Но живет же в ней какая-то невидимая зиждительная
