линии наших передовых постов, т. е. по правую руку от нас простиралась русская армия, а по левую – японская. Русские уже отошли отсюда. Кругом море чумизы и гаоляна. По линии мандаринской дороги многое выедено и вытоптано, а здесь, в стороне от дороги, масса всего, и китайцы кое-где жнут. Едем, мирно разговариваем. Вдруг окрик:
– «Стой! Кто едет?»
– «Свои», – отвечаем.
Смотрю: на стене забора стоит солдат с винтовкой и зорко высматривает впереди врага, подозрительно оглядывая и нас, не японцы ли мы. Через 300 шагов опять окрик и т. д. Везде эта живая граница кричит: «стой», а мы отвечаем: «свои» и продолжаем путь.
Река Шахе. Железнодорожный мост сожжен: на нем стоит часовой и смотрит вперед через реку. Наконец и Лин-ши-пу. Здесь живет капитан аванпостной роты, что занимает посты на протяжении трех верст, да стоит наш полуэскадрон. Позиции нет. Обязанность роты высмотреть врага, его движения, немного пострелять и отойти на свои силы (батальон их расположен верстах в двух от них). То же должен проделать и наш эскадрон; а теперь он каждый час высылает 8 разъездов днем и ночью.
Вот жизнь-то трудовая! И каждую еще минуту жди внезапного нападения из таинственной дали, что впереди. Каждую ночь лошади стоят поседланы, повозки запряжены, вещи уложены, люди лежат в полной амуниции, чтобы по первому сигналу, по первому выстрелу с какого-либо поста скорее выступить на ближайшую позицию; в противном случае, т. е. при малейшей оплошности и проволочке времени нашим необходимо пришлось бы вступить в бой с неравными силами и наверняка погибнуть. И это более чем возможно.
Вот какую мученическую жизнь ведут наши воины на аванпостах. Да разве опишешь все? А до чего доходят нервы! В тихом ночном воздухе топнет вдруг лошадь сильно копытом о землю – уже вскочили дежурные, у всех вопрос: «Кажется, выстрел? тревога?»
Встреча с ротмистром Калининым, офицерами, солдатами была прямо братская: будто сто лет не видались. Да и впрямь давно, с 12 августа.
Солнышко быстро садилось; поскорее размели местечко на огороде. И здесь мы отслужили обедницу и молебен св. Александру Невскому. В проповеди я говорил воинам о подражании св. князю.
Служили уже в темноте, при блеске звезд; ярко горела свеча. Далеко-далеко были слышны наши общее пение и молитвы и даже, может быть, доносились до японцев: казалось, за речкой они вон в том гаоляне притаились…
Окончилась служба. Я поздравил воинов с прошедшим эскадронным праздником и благословил каждого из них. И сейчас же раздалась команда:
– «Седлай лошадей на ночь! Отправляйся, разъезды! постарайтесь перебраться за реку вперед и осмотреть, что можно, подальше! Запрягай повозки! Дежурная часть стрелков, под командой унт. – оф. Власова изготовься! Привести вьючных лошадей во двор! Часовые, на посты!»
Я остался здесь ночевать; завтра утром поеду во второй полуэскадрон. Пришли в фанзу; денщики подали ужин и чай. Подкрепились и беседуем о том, что от такой жизни немудрено и нервами заболеть. Подают записку от одного полковника: «Этой ночью на наши посты ожидается нападение японцев». Вот тебе и раз!..
– «Почти каждый день получаем подобные предупреждения, – говорят офицеры: поживи-ка так бессменно 2–3 недели: с ума сойдешь. Право, сражение лучше».
В 11 часов ночи ротм. Калинин пошел поверять посты и взял меня с собою. Луна взошла и осветила окрестности.
– «Ну, слава Богу, – говорит Калинин, – до сих пор не напали; теперь при свете луны уже не то».
Вышли мы из деревни; идем вдоль речки; другая сторона ее уже японская. Тишина мертвая. Вдруг громкий окрик:
– «Стой!» – кричит часовой солдат: «Кто идет?»
– «Свои», – отвечаем.
– «Пропуск!»
– «Ружье», – говорит вполголоса Калинин, называя этим словом отданный на сегодня всем часовым пароль; и мы проходим.
И стоит часовой день и ночь в этой страсти, каждую минуту ожидая пули из той смутной дали, куда он вперил взоры. Зато за ним спит покойно многотысячная русская армия, а за нею и вся Русь, святая родина, отцы, матери, жены, дети, братья, сестры. Ну как мне жаль этих одиночек-часовых! И как же не поехать утешить ободрить этих героев?
Как все фантастично при свете луны! Особенно поражает обстановка часовых. Вот наверху кирпичного завода, словно на средневековой башне, стоит неподвижная, точно застывшая в одном положении, фигура с ружьем: статуя – не насмотришься.
Вдруг эта статуя замотала направо и налево головою: это часовой услышал шум наших шагов. И снова: «Стой! Кто идет?» Снова: «Ружье», и мы продолжаем свое путешествие.
Приходим в кумирню. В ней помещается начальник поста капитан С., симпатичный человек; сидит, покуривает трубочку. Слабо мерцает китайская лампочка-коптилка. Всхрапывает в углу на соломе капитанская собака. На дворе человек тридцать солдат в шинелях и при полной боевой амуниции лежат и сидят у костра на земле, отдыхают.
Побеседовали. Капитан уверял, что сегодня нападения не будет. Между прочим, он рассказал:
– «Вот так, как и теперь, стояли мы на аванпостах 24 августа. Вдруг на сопке перед нами появились японцы: офицеры и солдаты. Мы схватили винтовки, приготовились дать залп. Только видим, что японцы снимают фуражки и очень любезно кланяются нам. Ну, знаете, не налегла рука стрелять по ним: видя их приветствие, и мы тоже сняли фуражки и с своей стороны раскланялись, после чего они уехали за сопку».
Простились мы с капитаном и отправились восвояси. Пришли и опять пьем чай.
– «Вот так до утра, – говорят офицеры, – промаешься, а утром уже уснешь».
И, действительно, приезжают разъезды, входят, докладывают, что ничего подозрительного не встретили, уезжают вновь.
Сидим мы, вот так беседуем. Вдруг слышим артиллерийский выстрел; другой, третий… Выбежали все на двор. Я уже велел Михаилу готовить лошадей. Направо заработал электрический прожектор, неизвестно, наш или японский. Но затем с поста прислали сказать, что все это, кажется, произошло у генерала Грекова, а у нас покойно; и мы вернулись. Все-таки мы прилегли, не раздеваясь. Я завернулся в бурку, подложил под голову накидку и лег, но заснуть не мог; только под утро забылся немного.
16 сентября
Плохо спал, ночью все ворочался и ворочался: бока как-то болели, да и кто-то бегал все по телу и изрядно кусал. Впрочем, этих «кто-то» здесь не занимать: клопов, блох и проч. в фанзах большое изобилие. В 6 часов встал и попил чая тихонько, чтобы не разбудить дорогих хозяев, которые только что незадолго перед тем уснули. Погода хорошая: ветерок, солнышко греет. Очередной разъезд оседлал коней, и мы с Михаилом присоединились к нему. Поехали в следующую деревню, во второй полуэскадрон. Впереди унтер-офицер Повпыка, за ним я, потом Михаил и солдаты разезда (3 человека).
Едем
