лежит кто-то ещё, но мне так хорошо с этим источником тепла, что я снова проваливаюсь в сладкое забвение.
– Я так хочу тебя, Ариела, – сквозь дымку слышу голос Максимилиана, однако не придаю этому значения. – Хочу, а не могу переступить через себя, – шепчет мужчина, но я упорно отгоняю его. Это всего лишь сон, иллюзия, его здесь нет… – Меня, как проклятого, тянет к тебе, девочка…
Чувствую, как грубые руки блуждают по моему телу, задерживаясь то на бёдрах, поглаживая, то на талии, крепко сжимая. Эти прикосновения, навеянные фантазией, кажутся такими реалистичными, что, не выдержав, я придвигаюсь поближе, чтобы слиться с ним воедино, за что получаю на ухо глухое, нетерпеливое рычание.
– Хватит… – шепчу, мечась по постели с закрытыми глазами, когда сон смешивается с реальностью до такой степени, что я чётко ощущаю на своей груди руки, что сжимают её, оттягивая и так вставшие соски через сорочку.
– Кожа, как шёлк… – почти одержимо шепчет Максимилиан, целуя мою шею.
– М-м-м-м, – из моего горла вырывается протяжный стон наслаждения, и в этот мгновение всё прекращается. Моё дыхание постепенно успокаивается, и я продолжаю свой сон без нагрянувших фантазий.
Резко распахиваю глаза, в первые секунды думая, что проспала и снова придётся впопыхах готовить завтрак мужу, но потом вспоминаю, как вчера он предупредил, что завтракать дома не будет.
Часы на прикроватной тумбочке показывают половину двенадцатого, ничего себе, я всё утро проспала! Приятное чувство распространяется по всему телу, когда я вспоминаю свой сон. Ничего себе…
Раньше со мной подобных эротических фантазий не случалось. Я всегда боялась близости с мужчиной, а в этом сне жаждала прикосновений, как нимфоманка. Щёки заливает румянцем от стыда, приснится же такое. Ха! Пока Максимилиан ночевал где-то в объятиях любовницы, я в это время видела эротические сны с его участием.
Потягиваюсь и встаю с постели, подходя к панорамному окну, чтобы посмотреть на Лос-Анджелес. Насытившись великолепными видами города, разворачиваюсь, и тут мой взгляд падает на соседнюю сторону кровати, которая всегда пустует и по утрам остаётся нетронутой. Сегодня простыня на ней смята, а подушка выглядит так, как будто на ней спали. Замираю, пытаясь осмыслить увиденное. Да нет, не может быть. Наверное, это я настолько сильно крутилась по кровати, что превратила её в такой вид. Однозначно так и есть. Решаю не накручивать себя и выбросить из головы подобные глупости. Если бы Максимилиан захотел меня взять, то сделал бы это без ночных прелюдий.
В раздумьях о ночном происшествии спускаюсь вниз и целенаправленно иду на кухню к стойке с кофемашиной. Загружаю капсулу и, облокотившись на шкаф, жду свой кофе, а затем беру кружку с горячим напитком и сажусь на стул за барной стойкой.
Настоящий сумбур творится в моей голове: переживания о том, сообщил ли Максимилиан отцу о новых правилах с телефоном? Что думают обо мне те ребята с пляжа – Аманда, Эш и Сэм? Что сделала с ними охрана моего разгневанного мужа? Могу ли я спросить у него об этом? Где моя сумочка с паспортом и деньгами Лэндона?..
Сделав слишком резкий глоток, я обжигаю язык горячим напитком, неуклюже ставлю стакан на барную стойку и случайно поворачиваю голову в сторону гостиной, когда соскакиваю со стула. Я хочу сполоснуть рот прохладной водой из холодильника для уменьшения боли во рту, но замираю на месте, позабыв обо всём на свете…
Мой взгляд прикован к деревяному мольберту, стоящему по центру гостиной между диваном и креслами. Холст, кисточки и краски стоят рядом на журнальном столике. Не веря, что это реальность, бросаюсь со всех ног, чтобы разглядеть предметы поближе. Как я могла их не заметить, когда шла на кухню?!
Как умалишённая, которая боится, что мираж исчезнет, неуверенно прикасаюсь рукой к мольберту, проводя пальцами по дереву. Неужели он для меня?
«А для кого же ещё, глупышка?»
Подхожу к столику, который заставлен целым набором масляных и акриловых красок, всевозможными кистями, палитрой, грунтовкой и многими другими атрибутами художника, с чем мне ещё придётся разбираться, ведь я всю жизнь рисовала только карандашом и понятия не имею, что делать со всем этим имуществом, свалившимся на меня с небес!
Боже, неужели Максимилиан не против моего увлечения?..
Не веря своему счастью, с упоением рассматриваю подарки, кручу в руках огромный холст, трогаю ворсинки кисточек, а затем с удвоенным рвением бросаюсь делать уборку в квартире, чтобы побыстрее закончить и приступить наконец-то к любимому делу в открытую. Не скрываясь и не прячась по углам! Вдохновение так и плещется внутри меня, когда вытираю пыль, а затем и мою полы по всему огромному пентхаусу.
Ужин я решаю приготовить пораньше, чтобы перед приходом Максимилиана у меня точно было всё готово, и я не отвлекалась от рисования в волнении, что мне же ещё ужин нужно сообразить. Можно по хорошему счёту подать ему вчерашнюю рыбу, но я так сильно благодарна мужчине за подарок и открытию дороги к делу моей мечты, что буквально порхаю по кухне готовя своё любимое блюдо – Жюльен.
К шести часам у меня всё готово, и я сажусь подробнее изучать краски, читая их состав и страну производителя, потом долго раздумываю, покрывать ли грунтом мольберт, и в итоге решаю этого не делать, потому что мне придётся ждать часов двенадцать перед тем, как он просохнет и можно будет начать рисовать. А я слишком нетерпеливая для этого, хочу рисовать здесь и сейчас! Никакого терпения за годы, проведённые в конспирации, не осталось.
Я никогда не рисовала красками на холсте поэтому с неким волнением выдавливаю краску на палитру и долго-долго на неё смотрю, гипнотизируя. То положу на стол, то опять беру в руки не решаясь. В итоге, не придумав ничего лучше, я разрисовываю весь холст чёрным цветом, как душа того требует и начинаю ждать, пока она высохнет. Тем временем взгляд то и дело падает на часы, ведь Максимилиан должен прибыть к ужину буквально сейчас.
Однако проходят минуты, затем полчаса, час, но его нет. Муж так и не приезжает домой. Целые сутки я нахожусь в квартире в одиночестве и если раньше меня бы это безумно радовало, то сейчас почему-то вызывает странное чувство одиночества и жжения в груди… Я ругаю себя и пытаюсь изгнать этого тирана из головы, заточившего меня в стенах квартиры, но почему-то плохо получается.
Кода к девяти вечера я окончательно принимаю тот факт, что Максимилиан уже точно не приедет, возвращаюсь в гостиную с чётким намерением
