Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, идея Руге о том, что социальная революция обязательно имеет политическую душу, была противоположна истине: «Каждая революция социальна постольку, поскольку она разрушает старое общество. Всякая революция является политической в той мере, в какой она разрушает старую власть <…> Революция в целом – свержение существующей власти и разрыв прежних отношений – есть политический акт. Социализм не может быть реализован без революции. Но когда начинается его организаторская деятельность, когда формулируются его конкретные цели, когда его душа выходит вперед, тогда социализм сбрасывает свой политический плащ» [107].
Эта полемика ознаменовала конец всех связей с Руге. Хотя Маркс продолжал дружить с Гервегом, это тоже продолжалось недолго, и вскоре Маркс признал, что в строгостях Руге все-таки что-то есть. Сибаритский характер Гервега и его сентиментальная концепция коммунизма не могли гармонировать с темпераментом и идеями Маркса, о котором Гервег в то время писал, что «он был бы идеальным воплощением последнего схоласта. Неутомимый труженик и великий эрудит, он знал мир больше в теории, чем на практике. Он полностью осознавал собственную ценность <…> Сарказмы, с которыми он обрушивался на своих противников, имели холодное проникновение палаческого топора» [108]. Разочаровавшись в Гервеге, Маркс проводил все больше времени с Гейне, единственным человеком, которого, по его словам, ему было жаль оставлять после изгнания из Парижа.
Гейне сразу после революции 1830 года устроил свою штаб-квартиру в Париже. Прекрасно себя чувствуя в городе, в котором жили Мюссе, Виньи, Сент-Бёв, Энгр[57], Шопен и многие другие известные деятели культуры, Гейне не только расцвел как поэт, но и увлекся учением Сен-Симона и более поздних французских социалистов. Озлобленный запретом своих книг в Пруссии, он считал успех коммунизма неизбежным, но боялся триумфа масс и «того времени, когда эти мрачные иконоборцы уничтожат мои лавровые рощи и посадят картофель» [109]. Его дружба с Марксом совпала с написанием большей части его лучших сатирических стихов, в которых Маркс, как говорят, ободрял его словами: «Оставь свои вечные жалобы на любовь и покажи поэтам-сатирикам, как это делается на самом деле – с помощью кнута!» [110] По словам Элеоноры: «Был период, когда Гейне ежедневно приходил к Марксу и его жене, чтобы прочитать им свои стихи и услышать мнение. Маркс и Гейне могли бесконечно пересматривать небольшое десятистрочное стихотворение – выверяя каждое слово, исправляя и полируя его, пока все не становилось совершенным и не исчезали все следы их работы. Требовалось много терпения, поскольку Гейне был чрезвычайно чувствителен к любой критике. Иногда он приходил к Марксу буквально в слезах из-за того, что какой-то малоизвестный писатель нападал на него в журнале. Лучшей тактикой Маркса в таком случае было обращение к его жене, чья доброта и остроумие вскоре приводили отчаявшегося поэта в чувство» [111].
Гейне также спас жизнь первому ребенку Маркса: приехав однажды, он застал ребенка в конвульсиях, а обоих родителей в смятении. Он немедленно прописал горячую ванну, сам приготовил ее и искупал ребенка, который сразу же поправился.
Маркс проводил много времени в компании русских аристократов-эмигрантов, которые, как он говорил позже, «привечали» его на протяжении всего его пребывания здесь [112]. Среди них был и его поздний противник Бакунин, с которым Маркс, похоже, находился в дружеских отношениях. То же самое нельзя сказать о польском графе Цешковском, авторе основополагающей книги в начале младогегельянского движения, о котором Маркс позже вспоминал, что «он так мне надоел, что я не хотел и не мог смотреть ни на что из того, что он впоследствии написал» [113]. Маркс, естественно, проводил много времени с французскими социалистами – такими, как Луи Блан и особенно Прудон (также впоследствии его противник), чей уникальный анархо-социализм уже сделал его самым выдающимся левым мыслителем в Париже. Позже Маркс утверждал, что именно он приучил Прудона к немецкому идеализму: «В бесконечных спорах, которые часто длились всю ночь, я вводил ему большие дозы гегельянства; и едва ли ему это шло на пользу, ведь он не знал немецкого и не мог глубоко изучить эти вопросы» [114]. Что же, в этом они были похожи [115].
III. Парижские «рукописи»
Маркс расцвел в этой духоподъемной интеллектуальной атмосфере. Как бы Руге ни осуждал беспорядочную жизнь Маркса, его цинизм и высокомерие, он не мог не восхищаться его способностью к упорному труду. «Он много читает. Он работает чрезвычайно напряженно. У него есть критический талант, который иногда вырождается в нечто, что становится просто диалектической игрой, но он никогда ничего не заканчивает – он прерывает каждое исследование, чтобы погрузиться в новый океан книг <…> Он возбужден и неистов, как никогда, особенно если работа его утомляет, и он не ложился спать три-четыре ночи кряду» [116].
Маркс намеревался продолжить свою критику политики Гегеля, а затем заняться историей Конвента; «он всегда хочет писать о том, что прочел последним, но продолжает читать непрерывно, делая свежие выписки» [117]. Если Маркс и написал что-то существенное о политике Гегеля или Конвенте, то ничего не сохранилось. Однако в июле и августе у Маркса был период тишины и покоя, который он использовал с пользой. 1 мая родился их первый ребенок – девочка, которую в честь матери назвали Женни. Малышка была очень болезненной, и Женни увезли на два месяца в Трир, чтобы показать ее семье и получить совет старого врача. Пока жена и ребенок были в отъезде, Маркс сделал объемные заметки о классической экономике, коммунизме и Гегеле. Известные как «Экономические и философские рукописи» (Ökonomisch-philosophische Manuskripte) или «Рукописи 1844 года», эти документы (когда они были полностью опубликованы в 1932 году) признали одними из самых важных его работ. Четыре рукописи, которые должны были лечь в основу этой критики политической экономии, сохранились, хотя и в неполном виде. Первая – объемом 27 страниц – состоит в основном из выдержек из классических экономистов о заработной плате, прибыли и ренте, за которыми следуют размышления Маркса об отчужденном труде. Вторая – четырехстраничный фрагмент об отношении капитала к труду. Третья рукопись объемом 45 страниц состоит из рассуждений о частной собственности, труде и коммунизме, критики диалектики Гегеля, раздела о производстве и разделении труда, а также короткого раздела о деньгах. Четвертая рукопись объемом четыре страницы представляет собой краткое изложение последней главы «Феноменологии» Гегеля.
Все рукописи в целом
- Профессионалы и маргиналы в славянской и еврейской культурной традиции - Коллектив авторов - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Александр Александрович Богданов - Коллектив авторов - Биографии и Мемуары
- Убийства от кутюр. Тру-крайм истории из мира высокой моды - Мод Габриэльсон - Биографии и Мемуары / Прочее домоводство / Менеджмент и кадры
- Моя жизнь и моя эпоха - Генри Миллер - Биографии и Мемуары
- Судьба России и “великая потребность человечества ко всемирному и всеобщему единению” - Иван Фролов - Публицистика
- Исповедь - Валентин Васильевич Чикин - Биографии и Мемуары
- Иосиф Бродский. Большая книга интервью - Валентина Полухина - Публицистика
- Маркс – Энгельс – Ленин - Е. Мельник - Публицистика
- Миф о шести миллионах - Дэвид Хогган - Публицистика
- Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь - Александра Потанина - Биографии и Мемуары