в Алмазном фонде много лет назад — россыпь бриллиантов и изумрудов, переплетенные веточки и дрожащие капельки росы.
— Графиня Богатова принесла вот буквально перед вами, Олимпиада Львовна. Я дал пятьдесят тысяч, и это Бурже. Камни? Утешит вас великая сила, Олимпиада Львовна, их цена тысяч семь.
А все остальное — бренд, имя, работа мастера. Я глубоко вздохнула, посмотрела парнишке в глаза, уже не пряча свое отчаяние, и он сочувственно — или он актер еще более великий, чем банкир — улыбнулся.
— Я прибавлю еще две тысячи, Олимпиада Львовна, на свой страх и риск.
Надо было «кошачьи глазки» строить раньше, а не корчить из себя железную леди.
— Я понимаю ваше бедственное положение, сочувствую горю вдовы, — продолжал паренек, закрывая коробочку с колье и возвращая ее на место, — но в наше время, увы, драгоценности перестали быть капиталом. Ваш покойный супруг, Матвей Сергеевич, приносил нам диадему незадолго до своей безвременной кончины. Неплохая была работа, но я не смог дать за нее больше двух с половиной тысяч целковых.
С мягким щелчком закрылась дверь шкафа, выпустив тайну на белый свет. Да, я за скудным завтраком наскоро просмотрела список, который нашла в бумагах, и попыталась сличить его с тем, что перебирала и готовила к продаже Парашка. Список не совпадал с тем, что было в ее руках, и я подумала… да ничего я не подумала, мало ли, когда был составлен этот перечень, сколько с тех пор утекло воды. Теперь стало ясно: мой муж забрал и продал кое-что из украшений — самое дорогостоящее. Но даже все, что у меня имелось, его спасти не могло.
Наивно было и полагать, что купец третьей гильдии будет баловать жену шедеврами ювелирного дела. Он покупал ровно то, на что у него хватало средств, что могло вызвать восторг и зависть у таких же, как он, мелких предпринимателей.
Шестнадцать тысяч, из которых половина сразу уйдет на долги. Какую-то часть долгов я могу придержать, бесспорно, часть, которая не касалась моей семьи, моего мужа. Люди, с которыми сотрудничал он, нужны и мне, и мне придется выровнять наши отношения. Я не могу быть в долгу перед теми, с кем намерена говорить и действовать на равных, иначе меня затопчут. Это бизнес, мой голос обязан звучать с прочими наравне, а в бизнесе равенство обеспечивают только деньги.
Что я могу сделать на эти шестнадцать тысяч, что? Формально средства немаленькие, но это если не рассматривать их как стартовый капитал.
— Я могу предложить вам кое-что, Олимпиада Львовна, — ласково сообщил мне паренек, садясь на свое место напротив меня. — Если вы наймете у нас квартиру, то за первые три месяца мы возьмем с вас меньше на двадцать процентов, — и он кивнул на гору ничего не стоящих сокровищ. — Всего сорок два целковых, после трех месяцев — пятьдесят три целковых. Недавно построенный дом, второй этаж, три комнаты, меблировка. Оплату за год вперед вычту из причитающихся вам средств — шестьсот три целковых.
Банк нигде не упустит своей выгоды, ни в одной эпохе. Пока я осмысливала предложение — возможно, оно превосходное, если учесть, что я ни черта не знаю о ценах на аренду недвижимости, — паренек сунул мне под нос буклет.
«Доходный домъ Купеческого банка» выглядел так же монументально, как и сам банк. Три этажа, причем первые два очевидно для более чистой публики — окна выше, архитектура позаковыристей. Я пролистала буклет: ванная, спальня, столовая, гостиная, два закутка для прислуги, кладовая, кухня, печное отопление, электричество…
Внутри меня взвыла избалованная комфортом дамочка из двадцать первого века. Хотя бы я смогу не ломать глаза, темнота этой эпохи невыносима.
— Банк компенсирует вам выплату неустойки хозяину вашего нынешнего жилья — пятьдесят процентов. Водопровод, канализация, прекрасные соседи, — соблазнял паренек, а я не сопротивлялась искушению. — Университетский профессор, вдова генерала…
— Я согласна, — быстро сказала я. Минус одна проблема — жилье, и самое важное, что о нем ни одна живая душа не будет знать. Профессор и генеральша — не круг общения купцов, мое место жительства останется тайной, у меня будет запас по времени, я смогу его использовать с толком.
— Извольте в кассу?
Я получила пятнадцать тысяч триста девяносто семь целковых ассигнациями и стояла, сжимая в руках эту кипу денег, хохоча про себя — когда-то я запихивала наличку в бюстгальтер и штаны, ох, сколько у меня было потайных карманчиков! Паренек кому-то что-то негромко сказал, и через пару минут очередной тараканоподобный приказчик притащил мне кожаный саквояжик с тиснеными золотыми буквами.
— Серьезно? — грустно ухмыльнулась я, когда паренек распахнул передо мной саквояжик, и моей издевки никто не понял. Что же, вместо «Купеческий Банкъ» можно было так же золотом выбить «грабить здесь», и это было бы намного честнее.
Помимо провокационного комплимента мне принесли договор на гербовой бумаге и связку ключей, и я, разумеется, наставила клякс, прежде чем изобразила подобие подписи. Паренек почему-то начал коситься на меня и потирать нос, и когда я бросила на себя взгляд в начищенное стекло шкафа с бумагами, поняла — таким образом он намекал, что мне стоит немедленно отправиться в дамскую комнату и постараться оттереть чернила с лица.
Да к черту, у меня есть дела поважней.
— Мы немедленно едем вот по этому адресу, Евграф, — выдохнула я, показывая буклет. — У нас есть квартира, и я тебе сейчас расскажу, что я решила.
Глава четырнадцатая
Я расплатилась с нашим возницей за то, что он уже сделал — много он не запросил, — поймала лихача и приказала ему ехать по адресу, который мне дали в банке.
Я не боялась, что отвозивший нас в банк купчик растреплет лишнее: в конце концов, я ушла со свертком и вернулась с ним же, а что украшения заменил саквояжик, под полой плаща никто не видел. Дел же у меня, вдовы-должницы, в банке могло быть полно. Спроси кто, и я глупо похлопаю глазками: отказали в кредитовании, да и все.
Дом располагал уже с входной группы, квартира оказалась чудесной. В ней пахло краской и свежим деревом, вся мебель была новенькая, только из мастерской, и Евграф, хотя и покачал головой, услышав стоимость аренды, признал, что лучшего варианта сыскать было бы сложно. Я мысленно просила прощения у Прасковьи — ни курочек, ни уточек, хотя прудик какой-никакой был выкопан и
