коляску мне дали крытую и охотно — купцы предпочитали переждать непогоду, чтобы случайно не испортить товар, но и заработать были не прочь. Я, одетая в лучшее, что у меня было, в сопровождении Евграфа и молодого купчика тряслась опять по дороге в город, и он разительно отличался от города, каким был вчера.
Людей смыло с улиц, бежали по мостовым мутные бурные реки, редкие лошади нервным ржанием проклинали весь мир, телеги вязли в грязи, и хмурые мокрые ваньки, перекрикивая руганью гром, вытаскивали их на дорогу. Я мерзла, хотя Парашка притащила мне чей-то изумительный кожаный плащ-накидку, и я не побрезговала краденым. Неровно светились окна домов, деревья ссутулились и опустили лысые ветки, и все громыхало и пророчило апокалипсис через пару часов.
Но магазинчики работали, и владельцы как коршуны высматривали с крыльца любого, кто мог заглянуть на огонек. Мы протрусили мимо бакалейных и галантерейных лавок, я прикрывала полой плаща узел с украшениями и думала, что напрасно с утра Прасковья старательно сушила тряпочкой каждую цацку. Меня саму впору выжимать.
Здание Купеческого банка поразило основательностью и размахом. Пять этажей, высоченные потолки, швейцар, с которого спесь не сбила даже отвратительная погода. У архитектуры такого стиля — и знала бы я еще, как он назывался — была одна задача: заставить любого входящего сюда оставить надежду на что бы то ни было и ощутить себя песчинкой на дне морском.
За несколько лет до своей героической смерти я вот просто так, из любопытства и побуждения «потому что могу», свернула с центральной улицы приморского города в самом западном регионе страны в офис риэлтора. Видавшие многое джинсы, разношенные удобные кеды, неприметный мембранный анорак и поясная сумка известного корейского бренда впечатление не испортили, меня приняли как дорогого гостя, каким я и являлась, показали квартиру, на окна которой случайно упал мой взгляд, и оформили сделку.
Здесь все работало совершенно иначе, и начал швейцар с того, что преградил путь Евграфу. Я встала на дыбы, но было похоже, что и мне вот-вот закроют дорогу в банк, и я смирилась с тем, что правила тут иные. И снова придется, когда настанет срок, надевать на себя все лучшее сразу, бряцать золотом и терпеть, что передо мной будут расшаркиваться.
Я пожертвовала Евграфом, и не сказать, что он что-то потерял. Меня же величие банка придавило, но я не подала виду.
— Сударыня? — подскочил ко мне похожий на таракана приказчик. — Чего изволите?
«Хорош лебезить», — подумала я, но, успешно вообразив себя важной барыней, объявила:
— Заклад хочу сделать, проводи.
Из этого здания я должна выйти с парочкой миллионов.
И хорошо бы все же с ответом, почему мой муж не истребовал свои подарки назад, когда они могли спасти его предприятие.
Абсолютно не похоже на банки, к которым привыкла я. Я слышала людей и суету, но почти никого не встретила, кроме служащих — их было легко отличить по специфически озабоченным лицам, словно только им было ведомо что-то значимое, способное не то изменить, не то погубить, не то спасти мир. Мимо прошел толстый купец — пойди разбери, доволен он визитом или нет, но меня не волновали ни купцы, ни спасение мира.
Я должна спасти себя саму. И пока шла за приказчиком, думала — верно ли я направила стопы в банк, может, стоило обратиться к скупщикам? Но хотя эта мысль со вчерашнего вечера посещала меня пару раз, я безжалостно ее прогоняла. Возможно, и даже наверняка, я получу в банке денег намного меньше, чем в скупке, но куда опаснее фальшивые деньги, которыми меня влегкую мог наградить за мою неосведомленность любой не слишком обремененный моралью ювелир.
К моему удивлению, занялся мной совершенный мальчишка. Худенький белобрысый паренек, которому я дала лет семнадцать. Я выложила на стол свой узелок, раскрыла его и принялась наблюдать, как пацан сосредоточенно изучает свалившееся на меня богатство.
Свою работу паренек исполнял ответственно, выписывая что-то на бумаге. На часах то и дело прыгала минутная стрелка, украшения перекочевывали из узелка в две разные кучки, я ждала и нервно заламывала под столом пальцы. Новый, но уже привязавшийся ко мне жест.
— Что же, Олимпиада Львовна, — поднял голову паренек и неотразимо улыбнулся. Я напряглась. — Я могу вам дать за все четырнадцать тысяч целковых.
Я моргнула. В электрическом — да, черт возьми, ура прогрессу хотя бы в банке! — свете мне подмигивали камнями мои драгоценности.
— Сколько? — хрипло переспросила я. — Да вы меня грабите.
— Увольте, Олимпиада Львовна, — развел паренек руками. — Вот это кольцо стоит сто двадцать целковых, моя цена — пятьдесят.
Каких, к чертовой бабушке, сто двадцать?..
— А сколько стоит вот это колье? — указала я на самый, на мой взгляд, дорогой предмет в коллекции.
— Затрудняюсь сказать точно, я же не ювелир, но в оценке оно стоит две тысячи. Я взял на себя смелость дать за него тысячу, вот, взгляните, — и он подвинул ко мне лист.
Четкий, понятный, каллиграфический почерк. Я смотрела и не верила глазам — как колье может стоить так мало, как?
Но это давало ответ, почему муж не покушался на мои цацки.
— Они… фальшивые? — я закусила губу. Мне не приходила в голову эта мысль, но ведь никто не мешал моему мужу дарить мне… не подделки, но золото чуть похуже, камни чуть подешевле. Не «чуть», судя по тому, что я услышала.
— Ни в коем разе, — успокоил меня паренек. Видит Всемогущая, он старался. — Один момент, я вам покажу.
Он поднялся, неосмотрительно оставив меня со всеми украшениями, и отошел к глухому массивному шкафу. Я сидела и собирала в кучу рассыпавшийся стеклышками калейдоскопа мир. Это провал, катастрофа. Конец всему.
— Я, пожалуй, обращусь к ювелирам, — покачала головой я, все еще не подавая виду, что растеряна. Да, возмущена оценкой, но не растеряна до такой степени, что хоть вой. — Ваша цена неприемлема.
Золото лепреконов, черт возьми. В волшебном горшочке одни глиняные черепки.
— Воля ваша, Олимпиада Львовна. Но ювелиры вряд ли дадут вам сразу все деньги за это все, — молодой человек повернулся, держа в руках бархатную коробочку. — Залог за треть цены, или под выкуп, это возможно. В такое время живем, сударыня. Игроки носят в скупки украшения почитай каждую ночь… вот, взгляните.
На алой подкладке покоилось настоящее произведение искусства. Похожее колье я видела
